Он не ответил, лишь дернулся в сторону, пытаясь высвободиться из моих тисков, но просчитался. Вырываясь, Жан-Клод слишком сильно качнулся вперед. Я ощутил, как центр его тяжести сосредоточился в воротничке куртки. Ноги Жан-Клода взлетели вверх. Блеснули в солнечных лучах, переваливаясь через перила, его подкованные ботинки. Он повис за балконом на воротничке своей куртки, зажатой в моей руке. Маленькие футболисты завизжали. Пронзительно закричал Жан-Клод.

Пальцы мои разжимались.

«О нет, только не это, — подумал я. — Мне удастся уберечь себя от ножевых ранений, я вовсе не хочу убивать кого бы то ни было».

Я протянул вниз другую руку, желая удержать его. Жан-Клод крутился, надеясь зацепиться за край балкона. Но стоило ему поднять руку, как она выскользнула из рукава куртки и Жан-Клод повис уже только на одном рукаве, другой рукой пытаясь дотянуться до балкона. Ему не удалось обрести опору. Раздался треск разрываемой ткани, рукав, на котором я удерживал его, лопнул и разошелся по всему шву.

Жан-Клод полетел вниз.

Футболисты вновь завопили. Жан-Клод просвистел в воздухе, ударился о балконное ограждение этажом ниже, отлетел, попытался зацепиться пальцами за перила, но промахнулся и полетел дальше ногами вниз. И, как в ловушку, угодил в балкон двумя этажами ниже.

Жан-Клод приземлился на балкон.

Раздался треск бьющегося стекла. Футболисты вопили «ура!». Кто-то кричал. Я почувствовал себя разбитым. «Господи, не дай ему умереть!» — мысленно взмолился я.

За моей спиной хрустнуло под чьей-то ногой битое стекло.

Я обернулся.

В балконной двери стоял на полусогнутых ногах дружок Жан-Клода, пристально глядя на меня через слипшиеся от крови ресницы. В правой руке он сжимал большой осколок стекла.

— Я сейчас отсеку тебе голову, — пообещал он.

И шагнул навстречу.

Я все еще чувствовал себя разбитым. Колени дрожали. Я отступил назад. Он снова шагнул навстречу. Моя поясница уперлась в балконное ограждение, спиной я ощутил пустоту. У него были белоснежные зубы и смуглое лицо. Он держал дистанцию, выставив вперед руку осколком стекла. Друзья моей дочери определенно знали, как орудовать своими лезвиями.

Разум подсказывал: устремись вперед, набрасывайся на него. Но тело, уже немало претерпевшее в борьбе, не повиновалось разуму.

Струйка крови сбежала со лба и попала в глаз. Он мигнул.

Я пригнул голову и бросился на него.

По стандартам наступательной уличной драки это было ничтожное движение. Но его глаз затек кровью, и он не был готов к отпору. Я нанес ему удар под ложечку, под тринадцатую косточку. Он шмякнулся о стену и осел. Осколок стекла выпал из его руки, а сам он стал издавать такие звуки, будто внезапно разучился дышать и наспех пытался заново приобрести этот навык.

Мусорный ящик находился в кухоньке. Я поднял его и опорожнил на кафель. Папки были засунуты между прокладкой и стенкой ящика. Только я собрал их, как послышался вой сирен полицейских автомобилей. Я смыл кровь Жан-Клода со своих рук, сунул папки под мышку, выскочил из комнаты, спустился по лестнице и покинул здание через черный ход.

Кто-то высадил там деревья, укутав их у основания пленкой, дабы сохранить влагу в песчанике Ла-Рошели. Пленка обветшала и развевалась теперь в морском бризе. Я быстро захромал прочь. Из двора донесся вой сирен, взвизгнули покрышки.

Я повернул к шоссе. Там, у кладбищенского входа, словно черные вороны, стояли в ожидании клиентов такси. Я сел в машину и попросил водителя отвезти меня в Старый порт.

Я неуклюже плюхнулся на заднее сиденье такси. Мимо с головокружительной быстротой проносились ряды маленьких серых домов и мастерские каменотесов. Внимание мое привлекла вывеска: «Писчебумажный магазин. Изготовление фотокопий».

— Минуточку, — сказал я.

Девушка за прилавком неодобрительно взглянула на меня и, нахмурясь, снова отвернулась. Сделав фотокопии документов из папок, она пренебрежительно сунула их в коричневый конверт. Облокотившись на прилавок, я прилагал все усилия, дабы не выказать своего состояния. Но когда расплачивался, пальцы мои не держали монеты. На ватных ногах, пошатываясь, я вернулся в такси.

— На вокзал.

Таксист довез меня до станции и потребовал, чтобы я расплатился, опасаясь, как бы я не вскочил в поезд и не улизнул. Я оставил ему бумажник, нетвердой походкой добрел до камеры хранения и положил копии в автоматическую секцию. Затем таксист доставил меня к ресторану «У Тибо».

Я вошел через кухню и сразу же поднялся наверх, швырнув папки с оригиналами на стол. На их коричневой поверхности виднелись кровавые отпечатки пальцев.

Черты моего лица то расплывались, то вновь фокусировались в зеркале ванной комнаты. Подбородок под рыжеватой щетиной был окровавлен, но в основном это была кровь дружка Жан-Клода. Я смыл ее и сел за стол изучать документы.

Я устал, меня била лихорадка. Строчки расплывались перед глазами, чтение давалось с трудом. Лоб пылал, и я опустил голову на прохладную клеенку.

Тут стали происходить кошмарные вещи. Тибо с Фрэнки и Бьянкой, находясь под водой, сидели вокруг стола, в центре которого стояла лампа. Они играли в карты, но в качестве последних использовали отдельные документы из папок. Похоже, что правила игры были им неизвестны. Всякий раз, когда один из них клал документ на стол, кто-то во мраке делал очередной шаг, приближаясь к ним. Его ботинки издавали металлический звук. «Очнитесь!» — кричал я, потому, что в его руках нечто поблескивало. Гигантский нож. Его держал Жан-Клод.

«Очнитесь!» — снова крикнул я. Ботинки вновь зацокали.

И тут я очнулся.

Звук исходил не от ботинок Жан-Клода, а от телефона.

Пошатываясь, я пересек комнату и поднял трубку. Она показалась тяжелой, как свинец.

— Это Джордж, — сказал голос в трубке. — С верфи.

— В чем дело? — Я с трудом припоминал, кто такой Джордж и о какой верфи он говорит.

— Твоя яхта...

— Все в порядке с ней?

— Работа идет полным ходом, — заверил Джордж и осторожно добавил: — Думаю, тебе следует прийти.

— Сейчас?

— Это важно, — сказал Джордж. Намек, прозвучавший в его голосе, прочистил мои мозги и возбудил любопытство.

— Конечно, — согласился я.

Лишь со второй попытки я изловчился попасть трубкой на рычажки. Затем сбросил с себя одежду, включил холодную воду и влез под душ. Это помогло. Затем я включил горячую воду, чересчур горячую, и снова холодную. Кое-как оделся и, неуклюже ступая, спустился в бар.

Жерард всматривался в меня с ужасом в глазах.

— Вы ранены? — вопросил он.

— Кофе, — попросил я. Слово это показалось мне длинным предложением.

Кофе помогло еще больше, чем душ. После второй чашки я почти пришел в себя.

Фургон стоял за рестораном. Мне потребовалось десять минут, чтобы доехать до верфи. Джордж находился в своей конторке, его изможденное лицо пожелтело от никотина; он искоса взглянул на меня сквозь дым своего «житана».

Затем открыл ящик письменного стола и вытащил оттуда некую трубчатую деталь, сделанную из желтоватого металла.

— Взгляни-ка, — сказал он.

Я поднапряг глаза и сфокусировал зрение. Это был стапятидесятимиллиметровый кингстон для водяного охлаждения двигателя. Я узнал бы его и в затемненной комнате, поскольку верфь «Яхты Сэвиджа» использовала тот же тип кингстонов. Я повертел его в руках, чтобы взглянуть на заводское клеймо. Оно тоже совпадало. Тучи в моей голове начали рассеиваться. Меня знобило, руки тряслись. Кингстон был такой же, как и на «Аркансьеле». И сломан он был так же. Но невероятно, чтобы этот кингстон оказался с моей яхты.

— Дай-ка твой нож, — попросил я.

Джордж протянул мне складной нож с костяной ручкой. Резким движением я открыл лезвие и поскоблил его кончиком бронзовую деталь. Я почти не прилагал усилий, но частицы металла посыпались на журнал регистрации. Похоже, бронза эта была не крепче гнилого дерева.