– У вас?

– У нас.

– Почему?

– Почему? Нам была нужна еще одна прислуга. Вот почему.

"Вовсе не потому, – подумал Додд. – Теперь, когда он заполучил первые крохи свидетельства против зятя, он будет хранить это в безопасном месте. Не хотел бы я быть в шкуре Келлога. У Брандона серьезные намерения".

Джилл сказал:

– Поймите, Герда даже не знает, что Эми пропала. Она думает, Эми просто проводит время в Нью-Йорке.

– А по-вашему это не так?

– Я знаю, что не так. Я уже говорил вам: у нас есть родственники в Куинсе и Уестчестере. Я звонил в оба места вчера ночью, когда Герда явилась к нам со своей историей. Никто из них не видел Эми и не слышал о ней.

– Это ровно ничего не означает.

– Означает, если знать Эми. Она всегда поддерживала родственные связи. Если б она находилась вблизи Нью-Йорка, она позвонила бы кузену Харрису или тете Катэ. Хочешь не хочешь, а связалась бы с ними из чувства долга.

– Давно вы последний раз видели сестру?

– Она уехала в Мехико-Сити третьего сентября, в среду. Я попрощался с нею накануне.

– Она себя нормально вела?

– Вполне.

– Была в хорошем настроении?

– В великолепном. Чуть возбуждена перед поездкой, совсем как ребенок, который никуда еще самостоятельно не ездил.

– Миссис Виат была тогда с нею?

– Да. Они обе бегали по магазинам, делали последние покупки. И позвонили, чтоб я приехал позавтракать с ними.

– Что за женщина была миссис Виат? – поинтересовался Додд.

– Эксцентричная. Некоторые считали ее очень забавной, и думается, Эми была довольно-таки очарована ею, – во всяком случае, никогда не знала, как поведет себя Уильма в каждую следующую секунду. – Помолчав, он мрачно добавил: – Теперь знает.

– Да. Надо полагать – знает. В какой день миссис Виат покончила с собой?

– Около трех недель тому назад. В воскресенье вечером, седьмого сентября. Я узнал назавтра, когда секретарша Руперта, мисс Бартон, позвонила мне в контору. Руперт в тот же день, седьмого, поехал в Мехико.

Додд записал даты в блокнот больше для того, чтобы что-нибудь делать, а не в расчете воспользоваться ими. Все еще убежденно веря в "полеты" семейных дам, он считал, что Эми вынырнет в один из ближайших дней с неправдоподобной, внезапно приключившейся историей.

– Я не имел от него вестей целую неделю, – продолжал Джилл. – В тот вечер меня не было дома, но он передал через моего сына, чтобы я пришел к нему домой обсудить нечто очень важное. Когда я пришел, он сказал, что Эми уехала, и дал мне ее прощальное письмо – первое из тех, что я принес к вам. Помните его содержание?

– Да.

– Она писала, что напилась в тот вечер, когда умерла Уильма.

– И дальше?

– Руперт немножко добавил к этому. Сказал, что она была в компании с американским завсегдатаем баров по имени О'Доннел. Думаю, он соврал. Моя сестра хорошо воспитана. Воспитанная женщина никогда не войдет в бар и не подцепит...

– Минуточку, мистер Брандон, – прервал Додд. – Давайте выясним кое-что. Если я должен найти вашу сестру, мне гораздо важнее знать ее недостатки, чем достоинства. Она может быть доброй, ласковой, милой и так далее. Это ничем не поможет мне. Но если я узнаю, что она питает слабость к завсегдатаю баров по имени О'Доннел, я немедленно возьмусь за свои папки в поисках завсегдатая баров по имени О'Доннел.

– Ваш юмор не смешит.

– Я не думал шутить. Я устанавливал факты.

– Что ж, считайте, что установили, – холодно сказал Джилл. – И все же это не меняет дела. У моей сестры нет слабостей в таком роде. Кроме того, Руперт известный враль.

– Имеете в виду рассказ Герды Ландквист, как он разыграл телефонный разговор с вашей женой?

– Да, в числе многого другого.

– Как вы думаете, зачем он фальсифицировал этот разговор?

– Это очевидно. Чтобы Герда не пробовала получить место в нашем доме.

– Почему?

– Боялся, что она снабдит нас кое-какой информацией.

– Говоря "нас", вы подразумеваете себя и жену?

– Одного себя. Миссис Брандон видит в каждом лучшее. Она поразительно доверчива.

– Руперт тоже, – согласился Додд. – Иначе он ни за что не пустился бы на этот трюк с телефоном, зная, что в спальне есть второй аппарат.

– Доверчив? Возможно. Или просто глуп.

– Во всяком случае – дилетант.

– Дилетант. – Джилл обрадованно закивал. – Именно дилетант. Вот почему его поймают.

Додд сложил руки и прикрыл глаза. Как священник, готовый помолиться за грешные души, хотя они, по его глубокому убеждению, так и останутся погрязшими во грехе.

– Скажите, мистер Брандон, Герда Ландквист давала вам какую-нибудь информацию, порочащую вашего зятя? Ну, скажем, скверный ли у него характер? Часто он ссорится с женой? Кто он – пьяница или водохлеб?

– Нет, ни то, ни другое, насколько мне известно.

– Чем он особенно плох, по мнению Герды?

– Он угрюм, легко поддается плохому настроению.

– И это все?

– Еще она вспоминает, что прошлой весной он поздно возвращался домой. Ссылался на работу.

– В какой месяц весны?

– Кажется, она назвала март.

– Март, – указал Додд, – время подоходного налога, а ваш зять бухгалтер. Ему везло, если он вообще умудрялся приходить домой.

Джилл вспыхнул:

– Не понимаю, на чьей вы, в общем-то, стороне?

– Я не принимаю чью-нибудь сторону, пока обе команды не выйдут на поле и я не пойму, какую игру они поведут.

– Это не игра, мистер Додд. Пропала моя сестра. Отыщите ее.

– Стараюсь, – ответил Додд. – Вы принесли фотографии?

– Вот, пожалуйста.

Фотографии лежали в плотном конверте: две формальных и около дюжины больших цветных моментальных снимков. На большинстве снимков Эми улыбалась. Но обе фотографии показывали ее серьезной и застенчивой, как если бы она не хотела находиться перед камерой и знала заранее, что результаты никого не удовлетворят. "Подавлена, – подумал Додд. – Стремится понравиться. Слишком стремится".

Один из моментальных снимков запечатлел ее сидящей на лужайке с черным песиком у ног. На фоне зеленой травы отчетливо переплетались красное и черное в поводке и ошейнике собачки.

– Это Мак?

– Да. Породистый шотландский терьер. Пять лет назад я подарил его Эми в день рождения. Она привязана к нему, пожалуй, даже слишком. В конце концов, это все-таки собака, а не ребенок, а она таскает его с собой куда бы ни шла: в город за покупками и тому подобное. Даже собиралась взять его с собой в Мехико, но испугалась карантина на границе.

– Она всегда держит его на поводке?

– Всегда. И непременно на этом поводке. Наверно, вы не заметили в нем ничего особенного, если только вы не знаток шотландских тканей. Но этот узор совсем необычен. Он представляет клан Маклак-лана. Мак зарегистрирован в Американском собачьем клубе под своим официальным именем Маклаклан Меррихарт, и Эми захотела сделать ошейник, поводок и шубку Мака из настоящего шотландского тартана. Комплект обошелся в сотню долларов, – почти столько же стоила собака.

Джилл прервался, чтобы зажечь сигарету. Изображения Эми, разложенные по столу Додда, насмешливо ему улыбались.

"К чему вся эта возня вокруг меня и моей собачки? Мы в Нью-Йорке. Посещаем зрелища. У Мака – новый, ручной работы кожаный поводок, который я купила ему в Мехико..."

– Где бы ни была сейчас Эми, – заговорил Джилл, – она не взяла с собой Мака. Его поводок все еще висит в кухне.

– Руперт поясняет. Он сказал Герде...

– Я знаю, что он сказал Герде. Но это неправда.

– Согласен, не похоже на правду, – осторожно заметил Додд. – Хотя и возможно.

– Знай вы Эми, так не подумали бы. Она по-детски гордится тартаном Мака.

– Тогда куда же девалась собака?

– Я бы дорого дал, чтобы знать ответ.

"Возможно, и придется", – подумал Додд. Розыск людей был достаточно сложен. Разыскать скотча, похожего на тысячу других скотчей, казалось невозможным. Не было никаких гарантий, что собачонка еще жива. Он спросил: