Тем вопросы наши и кончились; мы предполагали, что молодые люди будут очень редкими гостями Зарубина. Но за первым их визитом последовал, чрез несколько дней, второй, потом третий, и вскоре они стали бывать беспрестанно. Проходя через нашу комнату, гости Зарубина всегда почтительно и вежливо раскланивались с нами. Однажды, случайно находясь около двери Зарубина, Настенька подслушала самые восторженные отзывы Пыльнева, преимущественно о нашей наружности, и просьбу его и Ластова — познакомить их с нами. Зарубин отказал, но мы, по молодости лет, были не прочь свести это знакомство. Поэтому, по уходе молодых людей, мы порядочно распекли Зарубина.
— Отчего это, дядюшка, — сказали мы ему, — вы не хотите нас познакомить с вашими гостями? Ведь они просили вас об этом! Что же вы нас хотите взаперти держать? Положим, с вами приятно, но все же в обществе веселее.
— А к чему поведет это знакомство? — спросил нас Зарубин задумчиво. С ним иногда бывали легкие меланхолические припадки, вероятно, вследствие прежней болезни. — Но, рано или поздно... — проговорил он в раздумье и провел рукою по лбу.
— Что рано или поздно? — спросили мы. Зарубин замялся.
— Хорошо, — отвечал он, — я исполню ваше желание.
И в следующий раз, когда молодые люди пришли к нему, он не ушел от нас, как делал прежде, в свою комнату, а остался в нашей и отрекомендовал их нам. Оба они были люди достаточно светские, а потому всегда находили тему для разговора и умели так себя поставить с первого же дня знакомства, что мы обходились с ними без особой застенчивости или неловкости. С этого времени, приходя к Зарубину, они, прежде входа к нему, перекидывались с нами несколькими вопросами, потом входили к нам опять от него и оставались недолго при прощании; впоследствии, когда совершенно ознакомились с нами, они стали преспокойно растворять дверь Николая Ивановича, и мы проводили время в общей компании.
— Вам может показаться странным, — заметила Ластова, — какое удовольствие могли находить эти люди с нами, девушками малограмотными, говорившими языком горничных, который и теперь отчасти проявляется у меня? Но я вам говорю истинную правду. Притом, может быть, и ради наружности они смотрели на нас снисходительными глазами, а отсутствие всякого этикета и уютность нашей маленькой квартиры, при полном радушии, делали незаметными наши недостатки; присутствие образованного, удалившегося от светских удовольствий, но не скучавшего затворничеством Зарубина сглаживало все остальное. От природы же мы настолько неглупы, что в состоянии были вести обыденный разговор, и при внимании к нам можно было подметить в нас и довольно здравые взгляды. Сближение наше с молодыми людьми кончилось тем, чем вы и ожидаете: сначала Пыльнев влюбился в Настеньку, а потом я в Ластова, и не без взаимности... Если молодые люди не приезжали несколько дней, нам делалось грустно и скучно. Между влюбленными парочками пошли легкие секреты, пожатие рук, словом, все как водится. Ластов был солиднее, а Пыльнев менее сдержан, и в его обращении с Настенькой стала заметна некоторая вольность... Зарубину все это было, видимо, неприятно; он утратил свою прежнюю живость и веселость, стал серьезен и однажды вечером, при всей компании, объявил, что служебные обстоятельства заставляют его переменить настоящую квартиру.
— А как скоро вы намерены переехать? — спросил у него Ластов, изменяясь при этой вести в лице.
— Да на днях.
— В таком случае позвольте мне завтра утром явиться к вам по очень нужному делу, которое имеет отношение к перемене вами квартиры, — сказал Ластов.
Зарубин отвечал, что будет дома.
Разговор в тот вечер у нас не клеился.
Мы с сестрою очень огорчились. Кроме того, что нам вообще жаль было расстаться с Зарубиным, мы понимали, что через это разрушается и знакомство наше с молодыми людьми или же мы должны будем стать к ним в другие отношения.
Утром Ластов, как обещал, приехал и вел с Зарубиным продолжительный разговор. Я инстинктивно догадалась, что он должен касаться нас, и потому не отнимала уха от двери, но они говорили почти шепотом, и я ничего не могла расслышать. Уходя, Ластов казался сильно сконфуженным и, подавая мне руку, крепко стиснул ее в своей. Зарубин после его ухода раза три-четыре входил в нашу комнату, что-то хотел сказать, но не говорил, и только когда Настенька ушла из дому, он тихо позвал меня в свою комнату. Я, смутно предчувствуя, вошла вся взволнованная. Пригласив меня сесть, Зарубин сказал следующее:
— Я попросил вас, Александра Васильевна, по серьезному делу. Вы должны решить один из важных вопросов вашей жизни: сейчас был у меня Ластов и просил переговорить с вами, желаете ли вы быть его женою?
Вся кровь бросилась мне в лицо, и я ничего не могла отвечать.
— Ведь вы любите его? — продолжал Зарубин.
— Да, — отвечала я чуть слышно, — но я ему не партия: я девушка простого звания, необразованная...
— Это ничего! — заметил он. — Одно образование, без других нравственных качеств, не только не гарантирует супружеского счастья, но часто служит причиной отчуждения между мужем и женою. Моя жена тоже была не Бог весть какого образования, а я с ней был очень, очень счастлив... От мужа зависит, если его жена молода, поднять степень ее образования и довести до своего уровня. Ластов же в состоянии это сделать, — он человек положительный.
— Вы мне советуете выйти за него? — опросила я Зарубина.
— Непременно. За свою необразованность, — сказал он, смеясь, — вы не бойтесь: уверяю вас, что года через два вы будете неузнаваемы. Ластов человек хороший во всех отношениях. Он имеет уже и обеспеченное место: теперь он получает сто рублей в месяц жалованья, а будет получать и более... Господь вам посылает клад. Кроме того, Ластов еще может быть в высшей степени полезен вашей сестре: он займется ею, а при помощи его вы устроите ее карьеру гораздо лучше той, которая ей готовится. Жить целый век иглой, а особенно под старость, тяжело, почти даже невозможно...
Поговорив еще с Зарубиным о том, не есть ли предложение Ластова минутная вспышка, я изъявила полное согласие.
Вечером наша компания опять собралась, и Зарубин неожиданно и торжественно поздравил при всех Ластова и меня как жениха и невесту, заранее приготовив шампанского. Хозяйка очень была удивлена и не верила ушам своим. Настенька обрадовалась за меня, хотя по лицу ее пробежала грустная тень. Что же касается Пыльнева, то он так смешался, так сконфузился, что в продолжение всего вечера сидел как на иголках и не в состоянии был связно сказать двух фраз.
V
Свадьба наша, по желанию Ластова, состоялась через неделю после его предложения. Она была не пышная и не многолюдная, но очень веселая. Посаженым отцом у меня был Зарубин, матерью — хозяйка, а шафером — Пыльнев. После венца мы отправились в кухмистерскую, где обедали и немного танцевали, потом в квартиру Ластова, в Измайловский полк. На другой день мы взяли к себе и Настеньку. Как ни была я занята и расстроена своими собственными мыслями, во время всех приготовлений свадьбы и первого месяца, пока я привыкла к своему новому положению, но от меня не могли укрыться Настенькина задумчивость, рассеянность и вообще что-то странное в ней: какой-то особенный яркий лихорадочный румянец не сходил с ее щек. Она стала избегать моего общества и, под предлогом работы, исчезать из квартиры... На второй месяц моего замужества как-то муж мой отправился на службу, а мы сидели с сестрою одни за работой.
Настенька, ты, кажется, нездорова? — спросила я у нее, нечаянно взглянув на ее пылающее лицо.
— Нет, Саша! — отвечала она.
Слезы закапали у нее из глаз, и, бросив работу, она прижалась к моему плечу.
— Что с тобой?
— Прости меня! — сказала она, рыдая. — Я очень виновата перед тобою. Я не знаю, как мне глядеть в глаза тебе и твоему мужу.
Я изумленно на нее смотрела, не понимая сначала, что значат эти бессвязные речи, или, лучше сказать, боясь их понять. Но сестра окончила признанием в своей связи с Пыльневым. Что было делать? Я страдала и за нее и за себя. Как было сказать мужу? Всего только второй месяц, как я замужем. Не подумал бы он и обо мне чего? Господи! Что только я тогда вынесла...