События, о которых рассказывает эта повесть, - не выдумка автора. Более четырехсот лет назад испанский завоеватель Франсиско де Орельяна с полусотней мужественных, но жестоких и алчных «рыцарей креста и шпаги» - конкистадоров совершил беспримерное по мужеству и дерзости путешествие через южноамериканский континент. Испытав невероятные злоключения, кучка испанцев перевалила заснеженные Анды, пробилась сквозь дикие заросли тропического леса и у экватора набрела на огромную, неведомую реку - самую могучую, самую полноводную реку мира - Амазонку. Следуя на жалких суденышках вниз по ее течению, Орельяна и его спутники претерпели несчетные испытания и все-таки добрались до Атлантического океана.

Имя Франсиско де Орельяны вошло в историю географических открытий наряду с именами Христофора Колумба, Васко да Гамы, Васко Нуньеса де Бальбоа, Америго Веспуччи и других знаменитых первооткрывателей неведомых земель, а его маршрут удалось повторить лишь двести лет спустя. Но, говоря об открытиях Орельяны, мы не должны забывать и о другом - о том, что именно такие люди, как он, положили начало ужасам колониализма. Испанские завоеватели - конкистадоры были первыми и невольными исследователями Нового Света - невольными, потому что, как говорил о них Карл Маркс, «разбой и грабеж - единственная цель испанских искателей приключений в Америке…»

Слухи о мифической стране Эльдорадо, что в переводе с испанского означает страна Золотого короля, зажигали глаза рыцарей наживы жадным блеском. Тропы, которые прокладывали завоеватели, были обагрены кровью индейцев. До нас дошли отрывки из путевых записей монаха Гаспара де Карвахаля, бывшего спутником Орельяны. И даже эти старательно приглаженные и смягченные заметки монаха-конкистадора не могут скрыть жестокой и горькой правды о страшных событиях тех дней.

Прошло четыре столетия… Затрещала по швам и рухнула колониальная система, закабаленные народы Азии, Африки, Америки обретают свободу и независимость. Но мы не смеем забывать, с чего начинался колониализм, мы не можем простить ему того громадного зла, тех страданий, слез и ужасов, которые он принес людям!

Повесть «По багровой тропе в Эльдорадо» раскроет перед вами одну из мрачных страниц истории колониальных завоеваний. События, описанные в ней, - подлинные факты, имена героев - подлинные имена. А нить рассказа об экспедиции знаменитого Орельяны поведет ее участник - семнадцатилетний испанский дворянин Блас де Медина.

Генри еще раз осторожно потер спичку о коробок. Напрасный труд. Все к черту отсырело - и спички, и одежда, и продукты. Проклятые дожди! Вторую неделю не жизнь, а мука. Говорят, здесь в Бразилии, с неба льет целыми месяцами. Видно, пора сматывать удочки,

Невыносимо хотелось курить. Но даже мысль о том, чтобы сходить за спичками, вызывала отвращение. Надо будет вылезать из гамака. Хлюпать по жидкой грязи чуть не сто ярдов. Потом возвращаться… Брр!..

- Якоб! - рявкнул Генри Мойн без малейшей надежды, что его услышат. На всякий случай прислушался: не чавкают ли сапоги Нильсена? Разумеется, нет. И все же стоит попробовать еще разок.

- Я-а-коб! Эй, кто-нибудь, отзовись!..

Бормоча под нос ругательства, он сполз на земляной пол. Подтянул сапоги, отогнул влажный ворот куртки. Все-таки придется идти за огоньком. Угораздило же потерять зажигалку!

Генри пригнулся, ударом ноги отбросил пластмассовый термос и выбрался из хижины наружу. Ливень кончился, но небо так и не очистилось: темные клочья дождевых туч повисли над индейской деревней. Казалось, они зацепились за макушки высоченных гладкоствольных деревьев. Генри Мойв так и не смог запомнить, как они называются. Впрочем, на кой черт ему названия? Пусть этой латынью давится Якоб, на то он и ботаник. А он, Генри, приехал сюда охотиться. И только. Но если б он знал, сколько всякой жужжащей, кусающей, жалящей нечисти ему встретится в амазонских джунглях, он и носа сюда не показал бы. А тут еще дожди…

Сунув руку в карман куртки, Мойн включил транзистор. В кармане приглушенно заквакал саксофон: ну, конечно, как всегда, модерн-джаз бразильского производства. Надоело, все надоело! И приемник, и консервы, и…

- Сеньор Моино!

Что понадобилось этому вороватому вонючему кабокло? Ишь, со всех ног летит. И грязь ему нипочем. Как же, родная стихия.

- Сеньор Моино, большой гринго зовет! Большой гринго нашел клад, идите скорее!..

Генри брезгливо взглянул на улыбающегося, возбужденного метиса. Какой клад, что за чушь? Опять Якоб мудрит. Наверное, снова нашел травку, к которой ученые жуки еще не успели прицепить латинский ярлык. Как дитя тешится. И еще обижается, когда другие не визжат от счастья.

- Где он? - сухо спросил Генри Мойн.

- Там, сеньор! - Проводник радостно ткнул пальцем в сторону густого кустарника за маленькой банановой рощицей.

Когда англичанин, сопровождаемый метисом, пересек рощу и обогнул колючие заросли, он не сразу увидел шведа. Могучий, похожий на медведя, Нильсен и двое индейцев, одетых в пестрые рубашки и грубые изорванные штаны, лежали на краю продолговатой канавы и с помощью веревок тянули оттуда что-то тяжелое. Около канавы валялись две лопаты и громоздились кучи свежевырытой земли.

Услышав шаги Мойна, Якоб поднял голову. В его золотистой бороде застряли кусочки глинозема, лицо было потное и грязное.

- А ну, помогите! - весело крикнул он.

Вскоре на краю ямы уже лежало нечто, похожее на саркофаг из хорошо обожженной глины.

- Золото, а? - подмигнул Нильсен.

Генри пожал плечами. В самом деле, любопытно, что там? Мощи индейского вождя? Украшения? Идолы? А вдруг… золото?

Якоб решительно взял в руки ломик, поплевал на ладони. В глазах индейцев промелькнул суеверный страх.

Рраз!

Угол саркофага, коротко звякнув, отскочил. Нильсен ударил ломом еще раз: отверстие стало шире, через всю крышку пролегла кривая трещина. Якоб поддел крышку снизу и, напрягшись, разломил ее надвое.

Англичанин изумленно свистнул: вот так штука! Индейцы вытаращили глаза, метис перекрестился.

Нильсен озадаченно поскреб затылок. Потом наклонился над саркофагом и бережно вытащил одну прямоугольную пластинку. Их там было, видимо, несколько сотен.

- Деревянная, - задумчиво сказал он. Сощурился и осторожно стер с нее рукавом плесень. - Письмена!

У Генри захватило дыхание. Черт побери, тайна! А Якоб, беззвучно шевеля губами, уже читал что-то. Остальные молчали и ждали.

- Написано на старом испанском, - пробормотал швед. - Слава богу, испанский я знаю. На табличке стоит цифра сто пятьдесят шесть. Очевидно, номер страницы… Придумал же: просмолил дощечку - и ничего с ней не стало. Умница!

- О чем там, эй, борода! - нетерпеливо выкрикнул пожираемый любопытством Генри.

- О какой-то бригантине… Испанские имена… Кто-то куда-то плывет, на них нападают индейцы…

- Дальше, дальше!..

- Слушай, Генри, - голубые глаза Нильсена вдруг посерьезнели, - давай отнесем все это добро в хижину. Самолет за нами прибудет только через неделю. Клянусь, этого будет достаточно, чтобы прочитать все.

Мойн кивнул.

- Эй, ты! - крикнул он метису. - Сбегай-ка, дружище, за мешками!

… Через полчаса шведский ботаник Якоб Нильсен и путешествующий англичанин Генри Мойн, прихотью судьбы заброшенные в низовья Амазонки, уже сидели на корточках возле груды дощечек и сортировали их по номерам. А еще через полчаса Нильсен с подчеркнутой торжественностью взял с полу дощечку номер один и, чуть запинаясь, начал переводить.