— Ну, дай вам бог удачи! — Иона перекрестил Федю и Тагуа. — Авось встретимся. А до того часа я буду молиться за вас.

Перед тем как свернуть за гору, Федя оглянулся. Рыжий монах стоял на том же месте, и его неподвижная фигура в сером балахоне среди сплошной белизны походила на статую.

Федя проснулся в чистой, беленой комнате. Вчера, при свете керосиновой лампы, он мало что увидел. Впрочем, и сейчас рассматривать было нечего: крашеная железная кровать под казенным одеялом, на которой он лежал, тумбочка и табуретка — вот и все. Если сесть на кровати, можно выглянуть в окно, что Федя и сделал немедля. Теплый ветер, врываясь в комнату, вздымал марлевую занавеску. За окном, из-за семейки тонких кипарисов, проглядывала набережная, там сновали люди.

Чудеса! Вчера они с охотником почти весь день были в окружении снегов, а здесь к окну тянулись ветви персика с готовыми распуститься пуговками цветов. Утро переливалось веселыми красками, солнце слепило глаза.

Открылась дверь, и вошла русская девушка в белом халате.

— Здравствуй, больной, — сказала она.

— Здравствуйте! Я уже не больной.

— Это доктор решит. Измерь температуру. — Она протянула градусник и с любопытством разглядывала Федю.

— Правду говорят, что ты клад нашел?

Федя на секунду смешался.

— Это еще проверить надо…

— Почему, тогда как фон-барона в отдельную палату поместили?

Федя скорчил недоумевающую гримасу.

— Ишь ты, скромничает… К тебе посетитель с раннего утра рвется. Пустить?

Нетрудно было догадаться, о ком шла речь.

— Конечно, скорее!

Девушка улыбнулась и вышла. Спустя минуту в комнату влетел Аджин. Несколько мгновений они смотрели друг на друга сияющими глазами. Федя не предполагал, как радостно будет снова видеть это смуглое лицо и лохматую шевелюру. Аджин подскочил к кровати и от полноты чувств тряхнул друга за плечи.

— Как дела, дорогой?

— Хорошо. А у тебя?

Аджин отмахнулся.

— Скажи лучше, нашел, где деньги спрятаны?

— А то, как же! — расплываясь в улыбке, ответил Федя.

— Когда забирать будем?

— Об этом подумать надо. Еще за прежнее от отца влетит. Да и куда мне сейчас — неделю болел.

— Ухацхы! Как здоровье, дорогой? — спохватился Аджин.

— Сейчас-то ничего. Я эти дни в пещере Рыжего монаха жил.

В лице Аджина смешались страх и изумление.

— Чего глаза таращишь? Человек как человек, добрый очень. Он меня умирающим подобрал и выходил. Я же говорил, что все выдумки про него… Эх ты, голова — два уха!

— Что же он от людей прячется?

— Отшельником стал, так у них иногда водится. Скажи лучше, как Василид? Видел его?

Лицо Аджина омрачилось, он отвел глаза.

— Плохо Василид, никто не знает, где он.

Сердце у Феди упало.

— А ты где был? Ведь знал, что за ним монахи охотились. А вдруг… — Он замолчал, испугавшись того, о чем подумал.

— Слушай, дорогой, ты еще ничего не знаешь. Я все сделал, что надо, только, может быть, немножко поздно. Ревком в монастыре заговорщиков арестовал, потом обыск делал, склад оружия нашли. А Василида не нашли. Некоторые монахи говорят, что его родственники к себе забрали…

— Вранье это! — перебил Федя. — Нет у него никаких родственников… Постой, постой! — Он хлопнул себя по лбу. — Кажется, я знаю, где его искать!

Но тут в палату вошел отец:

— Здравствуйте, заговорщики!

Аджин поздоровался и вскочил, уступая табуретку. А затем счел за благоразумное тихонько выйти из палаты.

Вчера поздно вечером Тагуа доставил Федю в больницу, а потом известил об этом Ивана Егоровича. Радость встречи с пропавшим сыном отдалила неприятный разговор. Но повторной встречи Федя побаивался. Отец не сел — нервно ходил по комнате.

— Как себя чувствуешь? — хмуро спросил он.

— Хорошо.

— Хорошо… А мне-то каково было! — вскричал Иван Егорович. — Ведь тебя все считали погибшим…

— Я сознаю, виноват… — с трудом выдавил Федя. — Но ты же знаешь, зачем я в горы ходил.

— Знаю, что тебя сто человек в горах искали. В такую-то пургу! Неужели нельзя было обойтись без этой самодеятельности?

Отец снова заходил по комнате.

— Ваш друг послушник исчез. Ты зачинщик всего дела — может быть, знаешь, что могло с ним случиться?

— Мы как раз об этом с Аджином говорили. Я объясню, где искать. Только Аджина нельзя без взрослых пускать в монастырь — мало ли что.

Отец вышел и через минуту вернулся вместе с Аджином. Федя начал с описания места, где следовало перелезть через монастырскую стену. Отец остановил его:

— Постой! Не хватало меня в ваши проделки втягивать. Скажи, как туда через монастырские ворота пройти.

Оставшись один, Федя съел без аппетита завтрак, принесенный сестрой милосердия. Он с тревогой думал о Василиде. Хорошо, если он прячется в тайнике, а если — нет?

Его беспокойные думы были прерваны голосами за дверью. Вслед за этим в палату вошли двое — председатель ревкома и чекист Эшба.

— Вот он, наш герой-анархист, — весело сказал Лоуа, подходя и протягивая Феде руку. — Здравствуй, дадраа! Ну как, теперь ты знаешь, что такое горы?

Федя покраснел и кивнул. Лоуа отогнул угол простыни и сел в ногах у больного, чекисту указал на табурет.

Феде было не по себе от столь важных посетителей. Лоуа понимал его состояние и, давая прийти в себя, говорил вначале о пустяках. Потом перешел к делу:

— С другом твоим, Аджином, уже беседовали, знаем кое-что о ваших подвигах. Скажи-ка для начала, правда ли, что настоятель письмо нам пытался переслать?

— Да, это точно знаю.

— А как сам думаешь, почему он в ревком не пришел, вместо того чтобы письмо писать?

Федя ответил так, как слышал от Василида:

— Неловко было перед своими, вот и решил, чтобы после его смерти вы про ценности узнали.

— Но почему ты думаешь, что в письме речь шла о ценностях?

— Василид слышал, как перед этим у настоятеля с казначеем разговор был. Отец Георгий предлагал отдать ценности для голодающих, а Евлогий протестовал, грозил ему… Они, видать, сильно повздорили, настоятелю даже нехорошо стало.

Лоуа покачал головой.

— Плохо мы о нем думали — вон как все не просто, оказывается. Ну, а теперь о главном: ты уверен, что выследил, куда монахи ценности спрятали?

— Да, — твердо сказал Федя.

— Можешь рассказать все подробно?

Поначалу Федя был скован, но потом освоился и говорил связно, с увлечением. Передал со слов Василида о том, что произошло в монастыре, а затем о вывозе сокровищ и о событиях в горах, которым сам был свидетель. Председатель и чекист слушали внимательно, иногда прерывая вопросами.

Когда он закончил, Лоуа повернулся к Эшбе:

— Видал, какие дела под боком творились?

— Да-а, кто бы мог подумать…

Председатель спросил Федю:

— Так ты сам видел, как монахи груз в пещере прятали?

— Нет, этого момента не дождался: если бы я остался, то себя обнаружил бы. — И Федя снова рассказал, на этот раз подробно, о последних минутах перед тем, как потерял сознание.

— Повезло тебе с этим Рыжим монахом…

Эшба достал из планшета карту и карандаш.

— Давай, друг, нарисуй дорогу от Медвежьей горы до пещеры.

Склонившись над тумбочкой, Федя, как мог, обозначил свою дорогу. Указывая на плато, он сказал:

— Это место называется Урочищем Больших Камней. Я от охотника позднее все названия узнал. Подниметесь на плато и пересечете его прямо на север. Когда выйдете к обрыву, увидите долину. На противоположном склоне — пещера. Там ручей с горы падает, так от него слева. Запомните: слева от водопада.

— Понятно, — сказал Лоуа. — Ты, я вижу, заправский кладоискатель. Сам, небось туда хотел бы вернуться?

— Я бы пошел, да отец не позволит.

— Верно. Выздоравливай, твоей славы не убудет. Кстати, как это в голову вам пришло охотиться за ценностями?