ЛЕБО. Только фараон может играть в такую минуту!
ОФИЦИАНТ. Нет, это Морис, сын хозяина. У них начинают подавать обед.
Ледюк возвращается на свое место — последнее на скамье, приподнимается, вытягивает голову, заглядывает за угол коридора, потом садится снова.
ЛЕДЮК (тихо). У двери только один часовой. Втроем с ним можно справиться.
Пауза. Никто не отвечает. Потом...
ФОН БЕРГ (извиняющимся тоном). Боюсь, я вам буду только помехой. У меня такие слабые руки.
МОНСО (Ледюку). Неужели, доктор, вы верите в эти печи?
ЛЕДЮК (подумав). Да. По-моему, это возможно... Да. Может, мы что-нибудь сумеем сделать?..
МОНСО. На кой им черт мертвые евреи?! Им нужна даровая рабочая сила. Это же бессмыслица! Как хотите, у немцев есть своя логика. То, о чем вы говорите, им не может быть выгодно!
ЛЕДЮК. Вы сидите здесь, и еще толкуете о выгоде! А вы можете как-нибудь объяснить, почему вы здесь сидите? Но вы же здесь сидите, да?
МОНСО. Такое зверство... просто не укладывается в голове.
ФОН БЕРГ. В том-то все и дело.
МОНСО. Вы же в это не верите, князь! Вы не станете утверждать, будто верите!
ФОН БЕРГ. Это самое вероятное из зверств, о которых я слышал.
ЛЕВО. Почему?
Небольшая пауза.
ФОН БЕРГ. Именно потому, что это так невообразимо подло. На этом держится их власть. Совершая нечто невообразимое, они нас этим гипнотизируют! Это их цель, ну, а причина, конечно, другая. Я много раз спрашивал своих друзей: почему, если вы любите родину, надо непременно ненавидеть другие страны? Разве для того, чтобы быть хорошим немцем, надо презирать все не немецкое? Пока не понял: они это делают не потому, что они немцы, а потому, что они ничто, пустое место. Такова примета нашего века: чем призрачнее твое существование, тем больше ты должен впечатлять. Я так и вижу, как они обсуждают все это друг с другом, как они себя хвалят за... прямодушие. В конце концов, говорят они, что такое самообуздание, как не лицемерие? Если ты презираешь евреев, самое честное — их сжечь. А если это стоит денег, требует железнодорожных составов, охраны — тем лучше, это только подчеркивает твою преданность долгу, твое бескорыстие, искренность. Они еще скажут, что только еврей станет высчитывать, во сколько это обойдется. У них поэтическая натура, они стремятся создать новую аристократию, аристократию тоталитарного хамства. Я верю в эти печи, огонь докажет раз и навсегда, что эти люди — не фикция и что они были людьми идейными. Нельзя подходить к ним со старомодными мерками выгоды и убытков. Их цель — высокая гармония, а люди — только звуки, которые они извлекают из инструментов. И мне кажется, все равно — выиграют они эту войну или проиграют: они открыли новые горизонты. То, что мы раньше считали человеком, исчезнет с лица земли. Я готов сделать все, чтобы этого не видеть.
Молчание.
МОНСО. Но они арестовали и вас. Этот немец, профессор, он ведь специалист. В вас нет ничего еврейского...
ФОН БЕРГ. У меня акцент. Я заметил, как он насторожился, когда я заговорил. У меня австрийский выговор. Он, видно, подумал, что я тоже прячусь.
Дверь отворяется. Выходит ПРОФЕССОР и делает знак Официанту.
ПРОФЕССОР. Следующий. Ты.
Официант, съежившись, прижимается к Лебо.
Не бойся, мы только проверим твои документы.
Официант, вдруг пригнувшись, бежит за угол по коридору.
В конце коридора вырастает ПОЛИЦЕЙСКИЙ и, схватив беглеца за воротник, ведет назад.
ОФИЦИАНТ (Полицейскому). Феликс, ты же меня знаешь. Феликс, моя жена с ума сойдет. Феликс!
ПРОФЕССОР. Отведите его в кабинет.
В дверях кабинета появляется КАПИТАН ПОЛИЦИИ.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. У дверей никого не осталось.
КАПИТАН (вырывает Официанта из рук Полицейского). А ну-ка сюда, жидовская морда...
Швыряет Официанта к двери, тот наталкивается на МАЙОРА, который выходит, услышав шум. Майор со стоном хватается за бедро и отталкивает Официанта. Тот сползает к его ногам с рыданием. Капитан подбегает, грубо ставит его на ноги, вталкивает в кабинет и входит за ним. Из комнаты слышится:
Ну, получай! Получай!
Слышно, как Официант вскрикивает, слышны удары. Тишина. Профессор направляется к двери. Майор берет его под руку и отводит на авансцену, подальше от арестованных.
МАЙОР. А не проще ли их спросить, кто из них...
Профессор, не отвечая, раздраженно подходит к арестованным.
ПРОФЕССОР. Кто из вас сразу желает признаться, что у него поддельные документы?
Молчание. Так. Короче говоря, все вы — чистокровные французы?
Молчание. Он подходит к Старому еврею, наклоняется к самому его лицу.
Есть среди вас евреи?
Молчание. Он возвращается к Майору.
Вот в чем трудность, майор. Надо либо обходить дом за домом и выяснять их происхождение, либо производить этот осмотр.
МАЙОР. Извините, я вернусь через несколько минут. (Собирается уйти.) Продолжайте пока без меня.
ПРОФЕССОР. Майор, вы получили приказ, вы руководите этой операцией. Я вынужден настаивать — ваше место здесь, со мной.
МАЙОР. По-видимому, вышла какая-то ошибка. Я строевой офицер. У меня нет опыта в таких делах. Моя специальность артиллерия и саперное дело.
Небольшая пауза.
ПРОФЕССОР (раздельно, его глаза сверкают). Давайте говорить начистоту, майор. Вы отказываетесь от этого задания?
МАЙОР (чувствуя в его словах угрозу). У меня сегодня разболелась рана. Все еще вынимают осколки. В сущности говоря, я понял так, что мне придется... заняться этим делом лишь временно, пока меня не сменит офицер СС. Действующая армия отдала меня, в сущности говоря, заимообразно...
ПРОФЕССОР (берет его под руку и снова выводит на авансцену). Но армия не вправе уклоняться от участия в мероприятиях по обеспечению чистоты расы. Я получаю указания сверху. И отчет мой должен быть направлен наверх. Вы меня понимаете?
МАЙОР (уже сдаваясь). Да, понимаю...
ПРОФЕССОР. Так вот, если вы хотите, чтобы вас освободили, я могу позвонить генералу фон...
МАЙОР. Нет-нет, не стоит. Я... вернусь через несколько минут.
ПРОФЕССОР. Странно, майор, сколько же я должен вас ждать?
МАЙОР (сдерживая раздражение). Мне надо пройтись. Я не привык к сидячей работе. Чего ж тут странного? Я боевой офицер, а к такой работе надо привыкнуть. (Сквозь зубы.) По-вашему, это странно?
ПРОФЕССОР. Ну что ж.
Небольшая пауза.
МАЙОР. Я вернусь через десять минут. Можете пока продолжать.
ПРОФЕССОР. Без вас я продолжать не буду, майор. Армия не может снять с себя ответственность.
МАЙОР. Я не задержусь.
Профессор резко поворачивается и большими шагами уходит в кабинет, хлопнув дверью. Майору хочется поскорей уйти, и он направляется по коридору к выходу. Когда он проходит мимо, со скамьи поднимается Ледюк.
ЛЕДЮК. Майор!..
Майор, хромая, проходит мимо. Он не оборачивается и исчезает за поворотом. Молчание.
МАЛЬЧИК. Сударь!
Ледюк оборачивается к нему.
Хотите, я с вами?
ЛЕДЮК (Монсо и Лебо). А вы двое?
ЛЕВО. Пожалуйста, если хотите, но я так голоден, что толку от меня никакого.
ЛЕДЮК. Вы можете к нему подойти и затеять с ним разговор. Отвлечь внимание. Тогда мы...
МОНСО. Вы оба сошли с ума. Они вас застрелят.
ЛЕДЮК. Кому-то удастся спастись. У двери только один часовой. В этом районе много закоулков и проходных дворов, можно исчезнуть через двадцать шагов.
МОНСО. А сколько времени вы будете на свободе — час? Вас схватят и растерзают на куски.
МАЛЬЧИК. Давайте! Мне надо отсюда выбраться. Я ведь шел в ломбард. (Вынимает кольцо.) Это мамино обручальное кольцо, все, что у нас осталось. Она ждет денег. В доме нечего есть.
МОНСО. Послушай меня, мальчик: сиди спокойно, они тебя отпустят.
ЛЕДЮК. Как электромонтера?
МОНСО. Ну, тот был явный коммунист. А официант разозлил капитана.
ЛЕВО. Послушай, я пойду с тобой, но особенно на меня не рассчитывай, я слаб, как муха. Со вчерашнего дня ничего не ел.