- Это не меч. Это — чудо. Да если бы армия Костея была вооружена такими мечами, Царство Костей простиралось бы уже от края до края Белого Света!
- Сплюнь, — восторг сбежал с лица Ивана, чтобы уступить место своему антониму.
- Тьфу. Тьфу. Тьфу, — старательно выговорил чародей. — Чтоб ему пусто было.
- Вы уже видели… — Иванушка указал мечом в сторону глыбы из черного стекла.
- Видели. За поглядки денег пока не берут, — кивнул старик и зашелся приступом кашля. Прокашлявшись и просморкавшись в пальмовый лист, он продолжил. — Только близко подойти к ней ни в жисть нельзя — жаром так и пышет, так и пышет, что твоя печка. Деревья эти чуднЫе, что рядом с ней стояли, прямо аж скукоживаются от жары, чуть дымом не дымят.
При этом слове Агафон вдруг захлебнулся слюной.
- Дымом… — мечтательно протянул он. — Мяска бы жаренного на костерке сейчас… С хлебушком черным… С лучком…
- Так в чем же дело, — пожал плечами дед Зимарь и чихнул. — Ты же волшебник. Наколдуй на три персоны.
Маг помялся и, вздохнув, смущенно признался:
- Вообще–то у меня была шпаргалка приготовлена… Только на конфеты… А заклинание мяса я и не вспомню… А сладкое очень мозгам полезно. Особенно волшебника.
Иван подумал и махнул рукой:
- Ну, давай хоть конфеты… Может, с мясом получатся…
И, перехватив обиженный взгляд Агафона, поспешно добавил:
- Я же как лучше хотел… Извини.
Специалист по волшебным наукам порылся в рукаве и извлек маленький измятый листок пергамента размером с половину ладони, исписанный сплошь с обеих сторон мелким корявым почерком.
- Сейчас… погодите… Сейчас найду… — подслеповато прищуриваясь, стал он вглядываться в неровные строчки, поднеся шпаргалку поближе к костру.
И чуть не уронил ее в огонь.
- Не может быть… Не может быть…
- Что там? — с любопытством сунул свой покрасневший и подтекающий нос дед Зимарь чуть не в пергамент. — Конфет не будет?
- Не может быть… Я не писал это заклинание! Не писал! Я совершенно точно помню!..
- Что там? — теперь к чародею пододвинулся и царевич.
- Оно здесь. Между заклинанием превращения пальмовых чурок в хлеб, черный, лесогорский, один каравай, и лук, порей, шантоньский горький, три луковицы.
- А конфеты?
- Их нет… Это невероятно… — не веря своим глазам, как заведенный качал он головой.
- Не теряй времени, Агафонушка, читай свои заклинания — кушать уж больно хочется — в животе аж волки воют!
- Да тут написано как попало… ничего не разберешь… Вот руки–закорюки, пообрывал бы! Кто так шпоры пишет!..
- Кто?
- Да почерк–то мой… И пергамент мой — любимый — свернуть можно, и чернила не стираются… Последний лист оставал…
И тут Агафона озарило.
Он склонился над шпаргалкой еще ниже и громко и четко произнес:
- Заклинание огня для факелов!
Вглядевшись и вчитавшись строчки на пергаменте — а даже Ивану и деду было видно, что они изменились — он ухмыльнулся как ненормальный и проговорил:
- Заклинание невыпадывающих гвоздей для подков!
Строчки поменялись опять.
- Заклинание на бесшовное склеивание лотранского хрусталя!
Есть.
И тогда он вскинул голову и, продемонстрировав спутникам улыбку от уха до уха, торжественно заявил:
- Я понял. Я. Все. Понял. После взрыва те предметы, что были у нас и нам больше всего были дороги, получили волшебные свойства, которые мы им желали. У Ивана это меч — ты же мечтал о легендарном мече–кладенце, так? У меня — шпаргалка. Я так часто в школе перед экзаменами думал о том, как бы уместить максимум заклинаний на самый маленький листок… Что есть у тебя, дед, что тебе всего дороже?
Дед Зимарь закашлялся, хрипя и свистя всей грудью, и затряс головой.
- Ничего… Откуда чему взяться?.. У меня только ножик складной в сапоге был, подарок Тита Силыча, рукоятка удобная, в виде ложки, да и тот, поди, выпал… А жаль…
Дед сунул руку в голенище, и с удивлением извлек оттуда свой нож.
- Гляди–тко!.. Здесь, сердешный!..
- А, ну–ка, дай сюда! — не задавая лишних вопросов, Агафон взял из руки старика нож и отшвырнул подальше.
Тот упал на песок шагах в десяти от него, полежал с секунду и проворно пополз к деду.
Старик попятился.
- Чего это… он?..
- А ты говорил — ничего нет… Понравился ведь он тебе? Понравился? — весело допытывался волшебник. — Не хотел его потерять? Ну, так теперь даже и захочешь — не потеряешь.
- Но как? — все равно ничего не понимал Иванушка. — Почему именно они? Почему такие свойства? Почему сейчас?
- Все очень просто и понятно для нас, профессиональных магов, — добродушно ухмыляясь, развел руками Агафон. — Любому волшебнику известно, что все предметы состоят из трех составляющих — это материальная природа, магическая сила, и любовь. Вы, наверное, обращали внимание, что вещи, которые любишь, служат дольше и ломаются реже?
- Н–ну… Н–нав–верное… — неуверенно пожал плечами царевич. — И что?
Теперь настала очередь чародея замяться.
- Кхм… Это, вообще–то, долго объяснять… И для непосвященных все равно будет непонятно… Поэтому, расскажу короче. Ярославне, по–видимому, эти предметы действительно были дороги, — и он, неожиданно для самого себя, покраснел и потупил очи. — Н–ну, и вот… Согласно закону Лазаруса о сохранении энергий, при уничтожении их материальной природы выделились магическая сила и любовь. И… п–перешли на те предметы, которые были дороги нам… значит… Потому что у акулы ничего не было… А то бы и ей перепало… А поскольку их магическая сила была выше среднего, то и ее и любви перераспределение произошло таким вот… заметным… образом… На предметы, которые были дороги нам. Вот…
- Подожди, Агафонушка, не части, не за столом, — вкрадчиво взял за руку мага дед. — Ты хочешь сказать, что все предметы имеют магическую силу? И армяк мой, к примеру? И ремень у Ивана–царевича? И песок этот? И деревья волосатые? И…
- Ну, да. Все. Только магическая сила — это как вес, понимаешь? У перышка — один, у телеги — другой.
- Вот ведь, правду говорят, что городское телятко умнее деревенского дитятки… Век живи — век учись, — изумленно покачал головой старик. — А дураком помрешь…
- А так как там, все–таки, насчет мяса с дымком? — улыбаясь в предвкушении знатной трапезы, напомнил царевич. — И черного каравая с луком?
Экспериментальным путем Агафон и компания пришли к выводу, что мало заклинание правильно прочитать. Его надо еще правильно исполнить.
Поужинав — или позавтракав таким образом на скорую руку обгорелым до угля и дыма мясом с полусырыми белыми шатт–аль–шейхскими лепешками и невеселым пожухлым базиликом, спасатели царевен двинулись на поиски ковра.
Ковер им разыскать удалось — крошечный его кончик высовывался из–под многокилограммовой, пышущей жаром стеклянной туши акулы но, несмотря на все приказы и уговоры, он оставался на месте, равнодушен и недвижим.
Колдовать Агафон отказался, сказав, что не желает экспериментировать настолько близко от новообразовавшегося магического объекта с неизвестными свойствами.
Иван с дедом Зимарем переглянулись, прочитали друг у друга на лицах, что для их специалиста по волшебным наукам такие слова — явление неслыханное, быстро пришли к выводу, что дело тут и впрямь должно быть серьезное, и поспешили увести чародея, пока тот, спаси–сохрани, не передумал.
Поразглядывав еще раз карту, спутники, проголосовав (один голос «за», один «против» и один «воздержался»), решили, что юго–запад — это, скорее всего, поперек оазиса и прямо вниз, и вышли в путь.
Одежда и обувь к этому времени, ко всеобщему удовольствию, просохли окончательно, и о ночном купании не напоминало уже ничего.
Ничего, кроме деда Зимаря.
Кашель, насморк и прочие признаки простуды усиливались у него с интенсивностью, прямо пропорциональной расстоянию от их курортного оазиса, а жаром от него пыхало не слабее, чем от стеклянной акулы. На все обеспокоенные расспросы Иванушки о его здоровье он отвечал, что чувствует себя как нельзя лучше, кутался в армяк и громко чихал.