Что забавно в этой мерзости под названием жизнь, так это то, что никогда не происходит то, чего ждешь.

Вот, например, в цирке вы следите за номером воздушного гимнаста, каждый раз ожидая, что он разобьется. Вы смотрите, разинув рот, чтобы не пропустить ни малейшей детали, но всякий раз парню его номер удается. Несмотря ни на что, однажды вы читаете в вашей брехаловке, что он сломал себе хребет где-то за бугром, и испытываете сильную грусть. Да, вы грустите, потому что не присутствовали при том, когда его номер наконец-то не удался. Вы видите в этом свинство судьбы по отношению к вам, и совершенно правы. Случай – поганая штука. С самого вашего появления на свет он проводит вас мимо удач, мимо верных жен, крупных выигрышей и продвижения по службе... Зато вам все время достаются сифилис, военный крест и телки, держащие двери открытыми для всех мужиков... Такова жизнь...

Возвращаясь к моему маленькому почтальону, скажу, что я за него смутно беспокоюсь. Парень, сам того не зная, тащит на плече целое состояние, в курсе чего по меньшей мере двое.

Что произойдет дальше, я угадываю, предчувствую, нюхом чую. Человек в круглой шляпе спрятался в доме и поджидает почтальона. В тот момент, когда косоглазик вытащит из сумки посылку и приготовится позвонить в дверь пустой квартиры Ван Боренов, он набросится на него, долбанет дубинкой по башке, почтальон отрубится, а человек в круглой шляпе завладеет бесценной посылкой... В этот момент в дело вмешаюсь я.

Разумеется, для почтальона было бы лучше, если бы я вмешался пораньше, но я не уверен, что смогу это сделать.

Вот чем я забиваю свое серое вещество, когда ступаю на тернистую тропу войны Двух Роз.

Будучи образцовым служащим, недомерок начинает подниматься по лестнице, потому что прислуге запрещено пользоваться лифтом. А он и есть прислуга. Носильщик драгоценных камней мадам. Ну и, конечно, засахаренных фруктов тоже. Эти фрукты из разряда запретных плодов...

Пока он мужественно поднимается по лестнице, я вхожу в лифт (что гораздо лучше, чем шагнуть мимо него), нажимаю на кнопку шестого этажа и взмываю ввысь.

Стальная кабина летит, как ракета VI. Я проношусь мимо маленького белобрысого почтальона. Он бросает на меня расходящийся лучом взгляд, характерный для косых. Я улыбаюсь ему, он мне.

Он не догадывается, что я его ангел-хранитель, а я, будучи прилежным ангелом, набираю высоту, чтобы иметь лучший обзор.

Я рассчитывал обнаружить затаившегося в засаде человека, но ничего такого нет! Ни-ко-го! Лестничная площадка пуста, как пустыня. Интересно, я бы даже сказал – странно!

Выхожу из лифта на шестом (и последнем) этаже и, перегнувшись через перила, в нескольких пролетах ниже вижу могучую десницу славного почтальона, лежащую на перилах. Он смело идет на штурм пяти этажей, как школьник на штурм двоюродной сестрички.

Чтобы развеселить себя, он насвистывает, несмотря на то что это требует дополнительных усилий. Он высвистывает «Вы идете, не замечая меня», что кажется мне немного старомодным, зато очень подходящим к нашему случаю.

Славный почтальон... Вот он на пятом. Открывает свою кожаную сумку. Вынимает из нее хорошо знакомую мне коробку. Он стоит в четырех метрах подо мной со своими засахаренными фруктами, чистой душой, левым глазом, играющим «Я поеду в Вальпараисо», и правым, отвечающим: «А мне и здесь неплохо». Моя правая рука, сжимающая гофрированную рукоятку пистолета, вся взмокла от пота. Это уж не рука, а губка какая-то!

Мое сердчишко, хотя и привычное к сильным эмоциям, начинает колотитьс сильнее.

Я спускаюсь на три ступеньки, чтобы мне осталось сделать пару прыжков и выйти на сцену, если в этом возникнет надобность.

Маленький почтальон целится в кнопку дверного звонка, что довольно неудобно, учитывая строение его глаз. Нажимает на нее. Ждет... Я тоже жду. Тихо!

И тут у меня внутри что-то екает. Я говорю себе, что зря беспокоился, потому что парень, нашедший квитанцию, не понял ее значения...

В этот момент дверь Ван Боренов открывается и почтальон бросает приветливое «Доброе утро, мадемуазель!», от которого я обалдеваю.

Я бы отдал говорящие часы за солнечные, лишь бы увидеть мордашку киски, с которой поздоровался почтальон, и его самого. Но это совершенно невозможно, потому что дверь находится как раз под тем местом, где я стою... А показываться сейчас я никак не хочу!

– Мадам Ван Борен дома? – весело спрашивает косоглазый.

– Мадам в ванной, – отвечает женский голос.

Значит, это не Югетт. На этот раз я все просекаю. Девица – сообщница парня в круглой шляпе. Она явилась в квартиру и стала дожидаться почтальона. Вот так, никакого нападения, никакого шума. Все тихо и красиво.

Нужно только иметь наглость...

– У меня для нее посылка. Вы можете дать ей мою книгу, чтобы она в ней расписалась?

– Конечно... Давайте...

Секунда молчания. Девица ушла. Она сейчас сама распишется в книге... Я бы на ее месте поступил именно так.

Красиво работают... Вот и она...

– Это вам, держите.

Должно быть, чаевые королевские... Понятное дело... Засахаренные фрукты в этом году просто бесценны!

Парень рассыпается в благодарностях и пятится, низко кланяясь... Дверь закрывается, я опускаю мой мокрый от пота шпалер в карман и вытираю руки о штаны.

Я навостряю слух, рассчитывая услышать шум разговора, но нет, все тихо. Тогда я смело звоню. Тишина... Новый звонок, новая тишина... Что это значит? Я быстренько прибегаю к помощи отмычки. Она уже знакома с этим замком, что сокращает время переговоров. Открыв дверь, я врываюсь в квартиру со своей карманной артиллерией в руке, как сумасшедший бегу на кухню и вижу, что дверь черного хода приоткрыта. Высовываюсь в нее и слышу топот в самом низу... Тогда я бросаюсь к окну, но – вот непруха! – черный ход выходит на другую сторону дома, потому что дом угловой.

Если бы я мог исправить положение, отвесив себе тысячу пинков по заднице, то взялся бы за дело прямо сейчас. Я не хочу вас растрогать сверх меры, но, честное слово, у меня на глазах выступают слезы... Дать себя провести таким образом, нет, это немыслимо! Я умираю... Агонизирую...