Судьба воина, как непоседливая верткая птица — всегда там, где свистят стрелы и звенят мечи. Однако как бы не благоволила божественная фортуна к своему избраннику, даже ей порой нелегко помочь ему, ибо нелегок удел тех, кто владеет острым клинком проворнее, чем словом, и слишком часто жизнь его зависит от случайных обстоятельств. Редкий ратник доживает до преклонных лет и встречает старость на пороге собственного дома. Куда как чаще беспощадная смерть пожинает их жизни в кровавой сече, где нет различий между богатыми и бедными, молодыми и старыми.

Двое молчаливых всадников, ехавших в скалистых горах к востоку от Талунии, целиком и полностью разделяли это мнение, что, впрочем, не мешало им смотреть на свое будущее с надеждой на лучшую долю.

И тот и другой, несмотря на туманные покровы судьбы, были преисполнены решимости прожить как можно дольше и по возможности в достатке. Оба были добротно одеты и хорошо вооружены. Один опирался на длинное древко копья, закрепленное в специальную петлю возле стремени, из-за левого плеча выглядывала резная рукоять острого фарсунского клинка. На кожаном поясе другого висел большой широкий меч в ножнах, а за спиной — круглый верулийский щит, перекрещенный булавой и боевым топором. Судя по зазубренному лезвию топора и помятому набалдашнику булавы, грозному оружию не приходилось ржаветь без дела.

Мерная поступь лошадей укачивала всадников. Чтобы прогнать дремоту и взбодрить себя разговором, один из всадников, — тот, что был ниже ростом и опирался на копье, — повернул голову в сторону могучего приятеля и холодно спросил:

— Зачем мы поехали этой дорогой, Кулл?

— Так короче, — сухо донеслось в ответ.

— Ты что, торопишься?

— Я — нет, — мрачно изрек Кулл, — но вот мой тощий кошелек иного мнения.

Его собеседник добродушно ухмыльнулся.

— Да, когда говорит кошелек, то разуму лучше помалкивать.

Атлант согласно кивнул и, слегка пришпорив коня, добавил:

— Если он есть, разумеется.

При каждом слове легкие клубы пара поднимались над головами людей. Выслушав мнение Кулла, пикт плотнее запахнулся в теплую меховую куртку и недовольно посмотрел по сторонам.

Неделю назад они решили перебраться из городка Мессанин, на севере Грандара, в Талунию. По слухам, там неплохо платили каждому, кто готов оберегать чужое имущество в обмен на золотые монеты. Друзья собрались в дорогу и, не мешкая, отправились в путь. Уже на самой границе, возле реки Тел, каленая стрела горца пропела им прощальную песню, с тупым звуком вонзившись в щит на спине атланта, и вот уже вторые сутки они петляют в этих проклятых богами горах. Брул вспомнил мерзкую рожу разбойника, пустившего стрелу, и передернул плечами. Одно утешение: мерзавец болтается на веревке возле того самого места, где задумал свое злое дело. Впрочем, прохвоста повесили не они, а пограничная стража, которая выслеживала молодчика не один день. Это были рослые крепкие воины с суровыми лицами, обветренными злыми ветрами. В их обязанности входило патрулирование приграничных областей между пустошами Грандара и зажиточным Зарфхааном. Без лишней спешки они вздернули горца на сук. И хотя ни Куллу, ни Брулу, это зрелище было не по душе, их быстро уверили в том, что одинокий грабитель получил по заслугам, убив не менее десятка странников. Отбросив невеселые воспоминания, пикт вновь передернул плечами и, сжав коленями бока лошади, поскакал вперед.

Полуденное солнце стояло высоко над головой. Ветры, обычные в этих гиблых местах, стихли. В морозном воздухе стояла удивительная тишина, нарушаемая только глухим стуком копыт поснежному насту. Изломанные вершины гор, покрытые шапками ледников, ослепительно сверкали вдали. Едва заметная дорога, запорошенная снегом, все время петляла, норовя совсем потеряться из виду.

Всадники забирались все выше в горы. Дорога сузилась и превратилась в тропинку. Теперь они двигались гуськом. Приходилось быть вдвойне осторожными, так как тропа почти полностью исчезла под каменистой осыпью. Скользкий склон, слегка присыпанный свежим снежком, то и дело норовил осыпаться и увлечь путников за собой. Только опыт и чутье подсказывали обоим воинам, в каком направлении лучше всего двигаться, чтобы ненароком не вызвать обвал. Первым ехал атлант, за ним пикт. При каждом шаге мелкие камешки скатывались вниз, оглашая застывшие от холода окрестности предательским шорохом камнепада. Спустя полчаса они очутились в ущелье Красной Зари, о котором в долине ходили недобрые слухи. Местные жители говорили, что здесь живет сам дьявол, пожирающий души одиноких путников.

Внезапно вороной жеребец Кулла встал как вкопанный и тревожно повел ушами. Откуда-то издалека послышался тяжелый нарастающий гул, и земля задрожала. Гул перерос в сильный грохот, который стремительно приближался. Оглушительное эхо, подхваченное снежными вершинами, мешало угадать, откуда шел звук. Пегая лошадь Брула испуганно заржала и попятились. Копьебой с трудом удержался в седле, вовремя вцепившись в поводья. Спустя мгновение все звуки перекрыл чудовищный рев, и совершенно неожиданно справа от путников на склоне горы показался катящийся снежный вал.

— Лавина! — закричал Брул.

Времени на раздумья не оставалось. Всадники бешено погнали лошадей к спасительному скальному навесу над поворотом горной тропы. Сумасшедшая скачка продолжалась недолго. На каменистой заснеженной осыпи вороного жеребца Кулла потащило вниз, вслед за ним потянуло и лошадь Брула.

В следующий миг громадный поток снега смел путешественников с тропы.

Очнулся Кулл от звенящей боли в голове. Кровь неторопливыми толчками пульсировала в висках. Атлант открыл глаза и медленно приподнялся. Боевой топор мешал двигаться, но именно благодаря оружию, его хребет остался целым и невредимым, поскольку широкое плоское лезвие защитило его от скального выступа, торчащего из развороченного сугроба. Взяв топор в руки, Кулл оперся рукоятью на выступ и, кряхтя, поднялся на ноги.

Спина невыносимо болела. Ни меховой шапки, ни круглого щита, ни палицы, как не бывало — их сорвала и унесла лавина. Обронив злое проклятие в адрес ледяных небес, атлант с хрустом расправил широкие плечи. Возле него, наполовину засыпанный снегом, лежал бездыханный жеребец, его голова была неестественно вывернута на бок. Пегая лошадка пикта бесследно исчезла. Кулл торопливо огляделся в поисках Брула. Копьебой неподвижно лежал неподалеку, подогнув под себя правую руку. Лицо его было разбито в кровь.

— Брул, — тихо позвал атлант. Пикт медленно зашевелился:

— Да живой я, живой…

Кулл, шатаясь будто пьяный, подошел к приятелю и помог ему подняться. Брул болезненно поморщился.

— Теперь, надеюсь, наш путь будет совсем коротким, — мрачно заметил он и зашелся в сильном кашле.

— Что ты имеешь в виду?

— Все что угодно, но только не старушку смерть, — с кривой усмешкой ответил пикт.

Кулл облегченно улыбнулся. Незлобивая шутка друга, вселяла надежду на лучшее, лишь бы молодая кровь в жилах не прокисала от уныния и отчаяния. Тем более, что удача, похоже, была на стороне друзей, ибо лавина, вместо того чтобы переломать им все кости, протащила их добрую сотню саженей и сбросила в узкую расщелину, щедро засыпанную многовековым снегом. Задрав голову, Брул прикинул расстояние до верхней кромки скалы и слегка присвистнул от удивления. Похоже, путь наверх придется поискать в другом месте.

Какое-то время Кулл бродил в поисках разбросанных вещей. Ему удалось обнаружить тощий тюк с одеялами и часть провизии, прихваченной в дорогу. Копье Брула он нашел только по счастливой случайности, наступив на скрытое под снегом древко. Седельная сумка пикта пропала вместе с его лошадью и другими вещами. Кулл без лишних слов передал Брулу найденное копье.

Тот молча принял оружие и сильным ударом вонзил его в ледяной сугроб. Затем, как ни в чем не бывало принялся отряхивать с себя снег.