- Мичман Панафидин, сейчас же поднять флаг.

Это были его последние слова: вражеское ядро разорвало Лукина пополам, переломив на его поясе даже стальной офицерский кортик.

Надо же так случиться: эскадра Сенявина потеряла убитыми 76 матросов, одного гардемарина и. Лукина! Хоронили его по морскому обряду, мичман Панафидин записывал тут же: "Тяжести в ногах было мало, и тело Лукина не тонуло. Вся команда в один голос кричала: "Батюшка Дмитрий Александрович и мертвый не хочет нас оставить!" Мы все плакали. Мир тебе, почтенный и храбрый начальник. Я знал твое доброе благородное сердце. Лукин умер завидною смертью и - за Отечество! Если бы он получил лучшее воспитание, он был бы известен и как писатель: я читал его стихи - они писаны от души."

Далеко от Петербурга плакали моряки на "Рафаиле" - далеко от Афонской горы плакал в Петербурге кучер Илья Байков, когда узнал, что "доброго Мити" не стало. Залезая на козлы, чтобы везти императора, он даже не скрывал своих рыданий.

- Вот судьба-то какова! Пока он потешал всех, кочергу в узел закручивая или тарелки ваши серебряные в трубки скатывая, все хвалили его. А как не стало человека, так хоть трава не расти.

- Илья, о ком ты? - спросил Александр I.

- Да все о нем. о Лукине. Вчерась навещал Настасью Ефремовну, и она, и дети в один голос выли. Нешто, ваше величество, вдову да сирот без пенсии оставите?

- Ты прав, Илья, спасибо, что напомнил. Передай вдове, что пенсия будет, а сыновей ее за счет казны в офицеры выведем. Не плачь, братец, езжай потише.

- Ннно-о-о, стоялые! - И понеслись кони.

Теперь, читатель, стану рассказывать про Илью Байкова.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Двое из одной деревни, а какие разные судьбы!

И разве справедливо, что злодейка история не донесла до нас портрета Лукина, а вот лейб-кучер Илья Байков не раз удостоился чести быть изображенным художниками. Тщательно выписаны его кафтан и солидная бородища, грудь Байкова вся в медалях, и, кажется, не хватает ему только кнута, чтобы завершить облик этого не последнего человека.

Обеспечив семью Лукина пенсией, царь наградил Илью Байкова, пожаловав ему участок земли на Фонтанке между Аничковым и Чернышевым мостами, из своего "кабинета" он выделил двадцать тысяч рублей - для строительства дома (позже дом Байкова снесли, чтобы не мешал на этом месте возводить корпуса Александринского театра). Илья Иванович женился на молодухе Наталье Михайловне, а приплод был хорош - пять сыновей и три дщерицы.

- Кудыть больше? - рассуждал Илья. - Нам хватит.

Вот уж кто немало повидал и многое знал! Как начал с Аустерлица, так в Париже и закончил, всюду следуя за российским императором, Илья даже на Венском конгрессе побывал, всякой музыки там наслушался, а все эти Берлины, Дрездены, Варшавы.

- Да ну их, - отмахивался Илья. - У нас завсегда лучше, а у них тамотко даже клюквы не допросишься. Спросил я как-то в Париже, так там меня французы даже не понимали.

Сыновей он лупил смертным боем - вожжами, чтобы себя не забывали, а дочек никогда не трогал, даже ушей им не рвал.

- Потому как сыночкам надоть ишо в университетах разные науки постигать, а дочкам всего-то и дела, что замуж выйти. Тут и подумаешь, что ихние задницы дороже наших!

Слава об Илье Байкове расходилась по всей стране как о человеке добром, который бедным или обиженным никогда в помощи не откажет. Ходоки до царя с прошениями и жалобами на чиновников являлись в Петербург, питая сладчайшие иллюзии, что царю-батюшке только вручи в руки бумагу - и все исправится. Но дошлые люди в столице высмеивали их наивную тщету:

- Дурни! Да кто ж вас до царя пустит? Ежели хошь, чтобы твое дело прямо в руках царя очутилось, так ты ступай к его лейб-кучеру Илье Байкову - этот мужик кажинный день царя катает.

Просители со "слезницами" шли к Байкову, умоляя вручить их в руки самому императору. Байков никогда не отказывался, но скоро Александру I это все надоело, и он запретил Илье передавать жалобы:

- Существует же у меня "комитет для принятия прошений", так ты у себя дома свой "комитет" завел. Оставь это!

А люди все шли и шли к Байкову, как не помочь им?

Илья Иванович был мужик сообразительный.

- Ты вот что! - поучал он просителя. - Завтрева с утра от Конюшенного моста не отлучайся, хоть ночуй там, а когда увидишь, что я везу императора, ты уж тут не теряйся.

На другой день, провозя Александра I мимо моста, Илья сдерживал лошадей, нарочито ругаясь:

- Эх-ма, опять шлея под хвост пристяжной попала.

Пока он наводил порядок в упряжи (или, точнее, делал вид, что наводит), проситель выбегал из-за угла и, бухнувшись на колени, уже тянул к императору свое прошение..

Александр I, конечно, разгадал эти уловки:

- Илья! Узнаю твои штуки.

- Какие штуки? - удивлялся Байков, лейб-кучер. - Рази ж я виноват, ежели шлея под хвост левой кобыле попала?

- То шлея у тебя, то постромки. гони дальше!

- Куда гнать-то, ваше императорское величество?

- Да к Марье Антоновне. будто сам не знаешь.

Знаменитое наводнение в Петербурге 1824 года сделало царя мрачным, озабоченным, он как-то признался:

- Ну, Илья, пожил. Скоро и конец.

Рожденный в год великого петербургского потопа в 1777 году, он верил, что второе наводнение предвещает ему близкую кончину. Вскоре он велел готовить лошадей к очень дальней дороге - в Таганрог. Когда же отъехали малость от Петербурга, царь велел Илье остановить лошадей и долго-долго взирал на оставленную столицу, словно прощался с нею, а приехав в Таганрог, он и скончался.

Илье Байкову выпало везти его прах обратно. На последний проезд от Москвы до столицы был приготовлен траурный катафалк, а князь Юсупов стал кричать на Байкова:

- Слезай, уже отъездился! У нас в Москве свой кучер приготовлен, а ты с бородой своей - будто раскольник.

- Так что мне, князь, бриться? - отругивался Илья. - Никуда я не слезу. Возил с бородой, отвезу с бородой и до могилы.

Московский губернатор князь Дмитрий Голицын сказал:

- Да оставьте вы его бороду! Нашли время торговаться.

В толпе провожавших москвичей был и Булгаков.

- Ах, Илья, Илья! - сказал он. - Что-то поседел ты, состарился. Понимаю - нелегко на дрогах сидеть.

- Спасибо, что пожалел, Александр Яковлевич, - ответил Байков. - Вот довезу до Питера, а там. отъездился!

Это правда. Николай I, вступив на престол, одарил Байкова бархатным кафтаном с золотым шитьем, но завел себе другого лейб-кучера. Илья Иванович, окруженный большим семейством, умер весною 1838 года и был погребен на Волковом кладбище. Памятная колонна, поставленная над его могилой, еще в начале нашего века была уже близка к разрушению.

Двое из одной деревни окончили свой жизненный путь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мне осталось сказать последнее. Самое последнее.

Потомство лейб-кучера Ильи Байкова, люди грамотные и добрые, получили очень хорошее образование, среди его сыновей можно было встретить видных чиновников, живописцев и офицеров.

Сыновья же Лукина благодаря стараниям Ильи Байкова были пристроены в Пажеский корпус, из которого вышли офицерами. Нам больше известен его сын Константин, причастный к движению декабристов; награжденный золотым оружием за храбрость, он скончался от ран в 1881 году. Другой сын Лукина - Николай, он рано вышел в отставку, удачно женился в Москве на богатой девушке Леночке Скуратовой, о них можно прочесть много интересного в мемуарах Екатерины Сабанеевой.

Перед войной в Ленинграде был достаточно известен спортсмен Николай Александрович Лукин, прямой потомок "русского Геркулеса". Он стал чемпионом России еще до революции, а в советское время работал инженером на заводах, но часто выступал в цирке, поднимая огромные тяжести, заодно участвовал и в чемпионатах по классической борьбе.

Умер он от голода во время ленинградской блокады.