Кальян подумал, что его помощник слишком часто в последнее время стал себе позволять такие взгляды. Дурак, думает, что это не видно – а на самом деле его мысли прямо на лбу прочитать можно. Ничего, пусть пока думает. Ничего…

– Шахид, братан! – широко улыбнувшись, Кальян отсалютовал ему пиалой с холодным чаем. – Чайку хочешь?

Шахид отрицательно покачал головой.

– Ну, как знаешь… Костюмчик мне не привез?

– А деревянный не боишься примерить?

Кальян поперхнулся:

– Чего?

– Федя, ты догуляешься! – Нервно вышагивая вдоль дивана, на котором лежал Кальян, Шахид скрестил руки на груди. – Или ингуши тебя тепленьким, без охраны, возьмут, или менты завалят при задержании. Ты же пьяный хрен дашься.

Кальян прокашлялся, поставил пиалу:

– Не гони, я в норме.

– В норме? А на встречу с Князем я один ездил. И по бизнес-центру вопросы решал…

– И чем ты недоволен? Тебе же лучше, основным становишься.

– Я за дела переживаю.

– Извини, брат, – Кальян покаянно опустил голову. – Понесло чего-то.

Он достал измятый конверт, полученный вчера от гаишников:

– Вот, кстати, работка новая. Займись…

Шахид присел на диван, вскрыл конверт. Нахмурился, разглядывая фотографии:

– Знакомая морда. Где-то я его уже видел.

– По ящику, Леша. Это начальник речного порта.

– Точно! И кто его заказывает?

– Люди, Леша, люди. Зверушки до такого пока еще не додумались.

– Наших задействовать?

– Нет. Подтяни кого-нибудь со стороны.

Кивнув, Шахид убрал конверт во внутренний карман кожаной куртки, встал с дивана, не прощаясь, направился к выходу.

– И пришли мне хоть тельняшку какую-то, что ли! – крикнул ему вдогонку Кальян.

– Хорошо, – не оборачиваясь, ответил Шахид.

Выждав пару минут, Кальян достал один из трех своих сотовых телефонов и набрал номер:

– Привет! Я слышал, ваше ведомство прапорщика вчера приняло. Есть одна просьба…

Скрябин приехал в прокуратуру, поднялся на этаж, где располагались кабинеты следственной части, постучал в дверь Кожуриной:

– Можно?

Место Кожуриной пустовало. Но за вторым письменным столом, который раньше был придвинут к стене и использовался для хранения коробок с вещдоками, сидела незнакомая Стасу темноволосая девушка лет двадцати трех. Когда он вошел, она задумчиво листала какое-то уголовное дело, а на экране компьютера перед ней был выведен недопечатанный текст.

Девушка подняла голову:

– Вы к Татьяне Николаевне? Она у шефа.

– Подождать можно? – Скрябин сел на стул у двери.

– Вас вызывали?

– Нет, я добровольно. А вы – новый следователь?

– Стажируюсь, – девушка поправила короткую челку и сделала вид, что возобновила чтение документов из дела.

– Самоубийца, – Скрябин театрально вздохнул.

– Почему?

– В зеркало на себя посмотрите.

– Что, тушь осыпалась? – Бросив уголовное дело, девушка схватила косметичку, лежавшую рядом с компьютерным монитором.

Стас продолжал:

– На ваше лицо уже упала тень будущего. Горы трупов, тонны бумаг и никакой личной жизни.

– Из кабинета выйдите! Кто вы такой вообще?

– Я ваш спаситель.

– Из кабинета…

Вошла Кожурина. Наверное, она слышала последнюю часть разговора, потому что прямо с порога заметила:

– Правильно, Саша. Никогда не разговаривай с незнакомцами. – И только потом кивнула Скрябину: – Здравствуйте, Станислав Александрович. Какими судьбами?

Она устроилась на своем месте. Скрябин пересел со стула у двери ближе к ней:

– У нас с Шиловым возникла идейка по взрывнику. Надо бы слетать к Петрухе, пообщаться.

– Глухой номер. Я его допрашивала по полной.

– Люди склонны меняться. Особенно на зоне.

– Когда хотите лететь?

– Хоть сегодня.

– Билет уже есть?

– Сейчас поеду узнавать.

Кожурина кивнула каким-то своим мыслям и сняла телефонную трубку. Сверившись с записью в ежедневнике, набрала номер:

– Алло, Славик? Это опять я. Сделай мне еще один билет на тот же рейс. Скрябин Станислав Александрович… Он подъедет, заберет. Спасибо!

– А кто еще летит? – Спросил Стас, дождавшись, пока Кожурина, обсудив что-то еще с неизвестным ему Славиком, положит трубку.

Кожурина усмехнулась и посмотрела на девушку:

– Привыкай, Александра, наши оперативники смекалкой не блещут.

Александра понимающе кивнула, взглянув на Стаса поверх уголовного дела, которое снова взялась читать, когда Татьяна Николаевна зашла в кабинет.

Кожурина достала из кошелька деньги, отсчитала стоимость одного билета и протянула купюры Стасу:

– Центральная касса, восьмое окно. Скажете, что от меня. Возьмете билеты на себя и на меня.

– Я и один слетаю…

– Скрябин, у меня кроме вашего взрывника в производстве еще шесть дел, и командировки по ним тоже случаются. А если мое присутствие в самолете вам поперек горла, сядем в разные салоны. Отдельное поручение по Петрухе я выпишу. В идею не верю, но если вдруг выгорит, с меня коньяк.

– Взятка должностному лицу при исполнении?..

– Это бартер, Станислав Александрович. Бартер. С вас по прилете гостиница и машина. Мне сегодня этим некогда заниматься. Договорились?

Скрябин убрал купюры в свой бумажник:

– Договорились. Красивая женщина – как водка: может вдохновить, а может опустошить. Ухожу вдохновленным!

Когда за ним закрылась дверь, Александра спросила:

– Татьяна Николаевна, это опер? Симпатичный!

– Романы с оперативником для следователя – дурной тон. Ты мне запрос напечатала?

– Сейчас допечатаю. А говорят, что вы сами…

– Что? Ты хоть раз меня с кем-нибудь за этот месяц видела? Вот и не болтай. Мало ли, кто что говорит.

– Понятно. – Отложив пухлый том дела, Александра придвинула клавиатуру компьютера. – Горы трупов, тонны бумаг и никакой личной жизни.

– В свободное от работы время – пожалуйста.

– Где оно, свободное?

– На пенсии найдется… Кстати, у тебя тушь осыпалась.

По лицу Лютого, явившегося на доклад в кабинет Арнаутова, было понятно, что он работал всю ночь и добился кое-каких результатов.

Арнаутов сидел за столом, Лютый докладывал стоя. Железный Дровосек смотрел в окно и, казалось, совсем не слушал подчиненного. Хотя на самом деле не пропускал ни слова.

Лютый говорил:

– Он на самом деле прапорщиком оказался. Правда, почти бывшим.

– Что значит – «почти»?

– Они его уволят задним числом за нарушение условий контракта. У него уже имелись взыскания… Служил на складе вооружения. Как мы и думали, на том самом, откуда «Мухи» ушли. Дома у него еще одну «Муху» изъяли и пять подствольников.

– В машине – четыре, плюс одна, всего пять. Со склада выкрали семь. Где еще два?

– Может, толканули кому или спрятали. Не говорит.

– Как не говорит? Плохо спрашивали!

– Как могли! – развел руками Лютый.

– Плохо можете. Давай его сюда.

Лютый ушел, через несколько минут вернулся вместе с задержанным прапорщиком. Тот был в «браслетах», но Паша помогал Лютому конвоировать – мало ли что, вчера Прапор уже показал свою прыть.

Поняв, что его привели к начальнику, прапорщик немного расслабился. Ну покричит начальник немного, поочередно взывая к совести и грозя уголовной ответственностью. Ну кулаком по столу шмякнет. Самое большее – разок в торец закатает, да и то не особенно сильно, чтоб не оставить следов. Знаем, плавали. За два десятка лет службы в армии прапорщик через все это проходил много раз. Такое только в первый раз неприятно. А когда привыкнешь – плевать. От срока, конечно, не отвертеться. Но, поскольку ранее он не судим, скорее всего отмерят условно. На худой конец, влепят три года, которые наверняка не придется сидеть до звонка. Обидно, конечно, но жизнь на этом не кончится. А вот если распустить язык, то условным наказанием отделаться не удастся. Коллеги по бизнесу – это не народные заседатели, с ними не забалуешь. Что на воле, что в зоне – одинаково могут пику в бок закатать. Не зря говорится, что молчание – золото…