— Брат, говори нормально, или я уйду и посоветую отстранить тебя от командования.

— Бесконечное всепоглощающее пламя, — сказал Нумеон, — это Смертопламя, гора на Ноктюрне, вечная ярость. Это иммолус, капеллан. Ее ты видел.

Уверенность Вар’кира на секунду ослабла, и он нахмурился:

— Я не понимаю.

— Загляни еще раз. Загляни в пламя, прежде чем мы вновь бросимся в шторм, рискуя жизнью и душой, — попросил Нумеон и услышал эхо слов Магнуса.

Вар’кир вновь опустился на колени и заглянул в пламя.

Зитос собрал легион в зале реликвий.

— Все на месте, Нумеон, — доложил он, встретив капитана у входа.

Позади, в темноте Игнеума, полыхало пламя. Треск углей нарушал тишину, а длинные подергивающиеся тени растянулись до пустого стола, за которым в последний раз собирались сыны Вулкана. Сейчас воины стояли возле большой жаровни.

Приблизившись, Нумеон не мог не заметить, как мало их осталось. Израненные Саламандры стояли небольшим полукругом, огонь освещал измученные лица и побитые шлемы. Пепел из крытого поддона жаровни витал в воздухе, как пыль.

Заняв место среди остальных, Нумеон протянул руку к котлу и поддержал огонь горстью черного угля. — Итак, мы собрались, чтобы решить свою судьбу. Он посмотрел на собравшихся, пытаясь определить их настроение. Из тех, кто покинул Макрагг, осталось меньше половины. Огромная потеря.

— Я не вижу перед собой побежденное братство, — обратился он к ним, на мгновение встретившись взглядом с Вар’киром, который ответил коротким кивком. — Я вижу в вас решимость.

Капеллан стоял почти плечом к плечу с Ксафеном, который физически пострадал меньше всего, но почему-то выглядел самым равнодушным. Гарго, напротив, ловил каждое слово Нумеона. Даже потеря второй настоящей руки не ослабила его веру.

— Разожжем же пламя возмездия, — продолжил Нумеон, приглашая их добавить в жаровню топлива, — и вернем себе цель.

Один за другим Саламандры взяли по горсти черного угля и бросили его в огонь — торжественно и молча.

Все, кроме Ксафена. Он упустил своего врага — того, который убил их технодесантника и покалечил Гарго. Противник исчез, как дым на ветру, когда гнусный ритуал, позволивший Несущим Слово ступить на «Харибду», закончился или нарушился. Это жгло душу, как все оскорбления, нанесенные им бывшими братьями-ренегатами. Поэтому Ксафен был особенно зол, когда решил пойти на конфликт с Нумеоном.

— Что все это значит? — поинтересовался он, остановившись перед пламенем, которое бросило на лицо и броню острые как кинжалы тени. — Чью судьбу мы решаем?

В глазах Ушаманна возникло слабое голубоватое сияние, особенно яркое на фоне огненных глаз, обратившихся к погребальному капитану.

Нумеон про себя обругал библиария за это небольшое предательство.

— Он хочет, чтобы мы изменили свой путь, — сказал им Ушаманн. — Ты хочешь, чтобы мы вернулись в Гибельный шторм.

На лице Ксафена появилось недоуменное и подозрительное выражение. Как и на лицах нескольких других.

— Это правда?

— Да, — ответил Нумеон. — Мы должны быть на Ноктюрне. Ради Вулкана.

— «Ради Вулкана»? Наш отец мертв, — возразил Ксафен. — Я хочу проводить его в последний путь не меньше остальных, но все кончено. Неужели ты этого не видишь? Вар’кир, ты ведь понимаешь.

Капеллан кивнул:

— Я понимаю, и не спорю, Рек’ор. Я разделяю твои сомнения, но я заглядывал в пламя и увидел там путь.

— Сквозь шторм? — спросил Гарго.

Ксафен нахмурился:

— Что за путь? Что ты увидел, Вар’кир? Ты один из игниаксов, скажи же, что показал тебе огонь?

— Путь к Ноктюрну.

Ксафен медленно покачал головой, как будто с трудом понимая, что слышит.

— Разве это не безумие?

Он отошел от огня.

Нумеон быстро приблизился к нему и схватил его за руку прежде, чем тот успел повернуться. Он сделал это так резко, что несколько Саламандр переглянулись, не понимая, что происходит и стоит ли вмешиваться.

Му’гарна и Бадук хотели было заступиться за сержанта, но Зитос взглядом остановил их. Он взмахнул молотом, поднимая его к груди, и невозможно было представить более грозного привратника или смотрителя.

— Помните о своих клятвах, — предупредил он их. — Мы все поклялись следовать за Нумеоном. Чего бы это ни стоило, что бы для этого ни потребовалось.

Оба пирокласта сочли благоразумным отступить.

— Мы должны действовать вместе, брат, — сказал Нумеон. Он ни разу не отвел взгляд от Ксафена за время этого короткого монолога. Ксафен уставился на капитана в ответ, затем опустил взгляд на руку Нумеона и продолжал смотреть на нее, пока его не отпустили.

— Я буду рад смерти, — произнес он. — Достойной смерти. Но я не хочу быть жертвой шторма, который мы едва пережили. Я не хочу быть игрушкой в руках наших врагов. Гвардия Смерти, Несущие Слово, адские отродья, которые выглядят как дети, во имя Трона! Мы покроем свои имена позором, а Вулкан окажется в лапах неведомых тварей из-за завесы, На обратном пути мы будем беззащитны. А если наш почтенный корабль все-таки не выдержит? А наш технодесантник лежит в морге без головы рядом с трупами братьев, которых я убил! — прорычал он, борясь с горем и злостью. — Задар, Кур’ак — их кровь на моих руках. Как? Как мы это сделаем?

— Мы будем верить, — сказал Нумеон, протягивая ему горсть угля. — Но для этого мы должны быть едины. Шторм скрывает свет. Да, Астрономикон не указывает нам путь. Но, если мы сумеем разогнать тьму, зажечь на мачте собственный свет, мы увидим, что лежит перед нами. Смертопламя станет нашим маяком. Нужно только его увидеть.

— Ты осветишь нам путь сквозь шторм надеждой? — недоверчиво спросил Ксафен. Он повернулся к остальным. — Я один слышу это безумное предложение?

— Осторожнее, — предупредил его Зитос.

Нумеон поднял руку, призывая к спокойствию.

— Это не имеет смысла, но ведь и варп его не имеет. Это царство чистых бушующих эмоций. Он использовал против нас горе нашего собственного капитана. Показал нам Вулкана, которого мы так жаждали увидеть. Не говори, что не испытывал ничего подобного.

Ксафен помрачнел, невольно подтверждая справедливость слов.

— Нумеон, я видел воинов, убитых бесчестно, не получивших даже шанса защититься! Как ты можешь просить, чтобы мы вернулись в этот ад? Я устал жить с клинком врага у горла. Хотя бы раз я хочу сам решать свою судьбу, сразиться на поле боя, которое сам выбрал, с врагом, который стоит прямо передо мной. Довольно обмана и предательств.

Слова Ксафена встретили одобряющим шепотом. Один раз легион едва избежал самоубийства, и они не испытывали никакого желания повторять.

Но Ксафен еще не закончил.

— Допустим, мы решим вернуться в шторм. Даже если мы выживем… — Он покосился на капеллана. — Вар’кир — не навигатор. Может, он и видит Ноктюрн за завесой, но как он поведет корабль?

— Поведет не он, — ответил Ушаманн, — а я. И Цирцея, если выживет.

— Ни один навигатор сквозь этот шторм не пробьется, Ксафен, — сказал Вар’кир. — Мы уже пытались — и потерпели неудачу. Мы должны обратиться к древним наукам, которым обучил нас Вулкан. Предать идеи просвещения, отринуть принципы Имперской истины. Мне нелегко это говорить, но я уверен, это единственный способ добраться до Ноктюрна.

— Ты же понимаешь, что это безумие? — спросил Ксафен.

— Брат, ты сам назвал имена погибших, — ответил Нумеон. — Но какой же будет смысл в их жертве, если мы предадим клятвы, данные Вулкану и друг другу? С каких пор Саламандры выбирают самый простой путь?

— Нумеон, это верная смерть.

— Возможно, но я так не думаю. Против этих ужасов у нас есть только надежда, вера друг в друга и в Вулкана, — сказал Нумеон и показал им Печать. — Этот молот вернул меня к легиону. Несколько раз спас мне жизнь. Это просто молот для ковки, элемент доспехов нашего примарха. Я обращаюсь к вам не как ваш капитан или какой-нибудь пророк. Я Саламандра, сын Вулкана, и я слышу, как пламя горы зовет меня домой. Все это время, полное испытаний и потерь, я верил, что у нас есть высшая цель. Вот она. Смертопламя зовет своего приемного сына. Она одна может вернуть его нам. И ответьте мне, братья… Есть ли такое испытание, которое мы не преодолеем ради этого? Есть ли такой риск, который не возьмем на себя?