– Что там?

– Ой! – подпрыгнула Гестия, голубые одежды которой я с трудом углядел в зарослях олеандра. – Аид! У тебя все лицо запылилось. Лезь сюда, я ототру. Да не через кусты же: исцарапаешься, и Деметра ругаться будет… ох.

Вздох – то ли по безвозвратно пропавшей гармонии кустов, то ли из-за моего лица, на котором невыразительно, но значится: «Еще мне забот не хватает – Деметре угождать».

– Что там?

Оттирать она меня взялась очень просто: послюнила край гиматия и принялась возюкать по почерневшему от пыли лицу, шепотом приговаривая: «Да не вертись же… ну, куда ты…»

– Брату плохо. Посейдон сейчас у него, и Фемида с ним тоже часто – ухаживает. Но ему все хуже. Деметра говорит, что это, наверное, на него напала дочь Нюкты – Лисса-безумие…

– Нет.

– Почему нет?

Потому что Лисса изнывает от скуки в компании Геры – проверено через Фетиду. Та передает – Гера в восторге.

А Лисса, говорит, на себя руки наложить пыталась. Два раза. Забыла, что бессмертна.

– Потому что нет.

Потому что это не безумие Лиссы заставляет брата корчиться от боли, кричать, что внутри черепа у него бродит и прыгает что-то живое, и стонать в ответ на каждый звук.

Полянка – не полянка, а издевательство какое-то. После сплошной серо-желто-зеленой полосы под копытами коней трава режет глаза непримятостью. Цикады разорались по-божественному – моя четверка так с голоду не ржет. Пять шагов до опушенной розовым цветом яблони, развернуться – семь до абрикоса в белой кипени… Восемь шагов – на пути душистой преградой вырастает куст земляничного дерева, цветы – размером в кулак. Развернуться… шесть шагов – что-то невиданное ранее, выше головы, цветущее фиолетовыми гроздьями – очередное порождение Деметры…

– Аид!

Чтобы положить мне руки на плечи, Гестии пришлось встать на цыпочки.

– Почему ты не хочешь смотреть на меня, брат? Что там случилось?

Я опустил подбородок – и выбросил из-под век то, что старался скрыть: последствия очередной поездки к союзникам. Слова – шелуха. Хочешь увидеть сама, сестра?

На, смотри!

Лицо у царя Страта – одного из пяти великих вождей серебряного века – сонное, добродушное. Тянет слова, глазами лупает по-совиному: «А-а, что-о Зе-е-евс приказа-ал?»

Заросшая бурьяном бородищи бандитская рожа вожака сатиров из Платановых лесов: «Слышь… того, куды кроноборец скажет – туды и попрем. Ты не мнись, ты нам волю его давай, а там уже сами разберемся».

Предводительница воинственных нимф из лесистых взгорий на севере: «А Зевс не смог приехать? Жалко, такой красавчик! А что он мне передавал? Жа-алко. А он не передавал, случайно, где мы собираемся принимать бой? …куда ты? Разве на ночь не останешься?»

Высокий гнедой кентавр презрительно цыкает слюной сквозь зубы: «Ну. Слышали уже! Восемь путей Гелиоса как готовы. Где кроноборец, куда войска выводить?»

Лапифы, четверка великанов, дриады, какие-то мелкие божки…

Эвр-ветродуй смешливо морщит нос: «Эй, Аид! Скажи Зевсу, чтобы поторопился. Кронова армия уже собралась в единый кулак, а ваши войска так и торчат посреди Фессалии порознь…»

– Ничего не случилось. Просто им нужен Зевс! Им – всем – нужен кроноборец!

Гелиос стыдливо прячет колесницу в пушистых облаках – союзничек, второй учитель! Глаза от меня так же прятал: «Ну, конечно, я с вами. Но если без Зевса… понимаешь…»

Листва наливается чернью, птичье пенье в ушах оборачивается неясным тревожным подступающим рокотом, злые языки уже уронили: «бешеный». Мол, Посейдон – омут, бурное море: разбередишь – так что угодно снесет, но потом – приласкает, посмеется. А вот Аид – лесной пожар: не знаешь, когда полыхнет, отгорает быстро, только живых после себя не оставляет.

– Им нужен Зевс!

«Кому? – осторожно шепчет из-за спины Ананка. – Им нужен вождь, маленький Кронид. Им нужна воля, которая поведет их к победе. И зачем тебе воля Зевса, разве у тебя недостаточно своей собственной?»

– Не вождь! Кроноборец! Оживший смысл! Пророчество во плоти! Ананка Крона!

Цикады заткнулись, листья перестали шелестеть: ну его, бешеного. Гестия, теребя край гиматия, смотрит с сочувствием – она видела две или три такие вспышки, она знает, что скоро все пройдет…

«Почему ты так уверен, что Зевс – Ананка Крона? Почему так уверен, что в пророчестве говорилось о младшем сыне? Только потому, что он освободил вас и смог внушить Повелителю Времени чувство страха? Почему ты не хочешь спросить у меня?»

– Незачем. Для них это – Зевс! Они пойдут только за Зевсом! Они с места без него не сойдут. Зевс...

Ясень принял удар беспокойно: вмялась внутрь серебристая кора, брызнула древесина, мой кулак до половины ушел в ствол. Дерево шатнулось, дрогнуло ветвями, а из-за спины ударил вопль:

– Ты что делаешь?!

И точно – бешеный. Тронуть что-нибудь в саду, который развела Деметра, – тут никакой Лиссы-безумия не хватит.

Щеки сестры пылали, широкая зеленая лента, перехватывающая волосы, сбилась на бок, пальцы проделывали с воздухом странное – царапали, протыкали, отрывали…

Шею бы мне свернула – если б могла. Откуда только выскочить успела?

– Бесишься? Ты – бесишься?! Так иди вымещай злость на своей колеснице. Молчи, Гестия! Он у нас воин и умеет только убивать? Испепелять! Так ступал бы… к таким же, как ты, ученик Таната! Что ты сделал с кустами? Такие были чудные цветы… а ветки! Мать-Гея стонет от таких, как вы! Вас нельзя подпускать ни к чему живому – вы оставляете пустоши и пепелища, вы…

Тень вдруг отошла, мрак перестал заливать глаза, напоследок ощутимо стукнув в затылок. Крики Деметры – лучше, чем корыто холодной воды на голову. Поискал глазами, на что бы сесть, нашел толстый, окаменевший древесный ствол, разрубленный надвое (против каменных скамей в своих садах Деметра отчаянно сопротивлялась). Сел, потрогал лоб – мокрый, да и хитон – насквозь…

– Что там?

Гестия тихонько подобралась, щедро рванула гиматий и принялась вытирать мне руку – до ихора рассадил на костяшках, чтоб его… Деметра подошла, посмотрела, хмыкнула. Нагнулась, оторвала еще кусок от плаща сестры и двинула перевязывать глубокую рану в древесном стволе.

– Гестия не сказала, что ли?

– Прячет глаза.

– Ну и правильно прячет. Хуже ему. Все про молоты кричит. И что внутри – будто кто-то копьем по щиту. Не ест ничего. Ни нектара, ни… сколько я фрукты посылаю… Нас никого видеть не хочет. Ни слуг, ни союзников, ни нас.

Она напела что-то в искалеченный ствол, затянула вмятину тканью и присела напротив кустов – бережно повела рукой, испачканной в сочной зелени, – и ветви начали подниматься, а зелень пышнеть.

– Фемида говорит, что это его собственные видения, – тихонько сказала Гестия. – Что он сам себя не может простить за то, что с Метидой так… и пока не простит, так и будет.

Рука Деметры гневно дрогнула, обломив пару хрупких веточек, сестра тут же охнула и зашептала: «Простите, мои дорогие… а мы сейчас еще лучше, еще пышнее…»

– Фемида?

– Дочка Урана и Геи, правдолюбка большая и законница, – выбросила Деметра сквозь зубы. – Не видал ее? Такая рыжая, груди как два пифоса[7], плечи – шире твоих, и нос уточкой. Она тут уже лет десять наездами, а ему еще при Метиде улыбалась, а сейчас совсем прилипла – не оторвать. Тряпочки ему ко лбу прикладывает! Кормит из рук! А он ее терпит! Чем она его так очаровала?!

– Разговорчивая?

– Слова не вытянешь, тебе под стать!

– Тогда ясно.

Деметра скривилась – опять, мол, твои шуточки.

– Гестия, слетай к ручью, там нектар и амброзия охлаждаются. Покорми этого испепелителя. И фрукты возьми, а то наверняка ведь голоднее дракона явился.

Сестра голубым мотыльком вспорхнула с древесного ствола. Деметра ей вслед насупила темные брови – мол, совсем как девочка носится!

– Посейдон сюда же придет. Скоро, наверное. Чуть ли не спим в саду, а иногда и спим тоже. Во дворце страшно… пусто. Зевс иногда как вскрикнет – кажется, сейчас крыша на голову рухнет. Афродита на свой остров удрала, к нимфам – мол, у нее от этих криков волосы портятся. Почти все поразбежались.