Она решительно направилась к двери.

- И попробуй пикнуть до Питера. Ты Мэриных горилл видела...

Мне показалось, что это не дверь за Киркой закрылась, а крышка гроба моего захлопнулась.

Так я сидела - в ступоре - минут пятнадцать. Может, спала даже, потому что температура у меня поднималась с каждой минутой.

Плакать уже не могла: обессиленная от недосыпа, голода и простуды, еле держалась на ногах. В это время мой теплоход, пройдя Ладогу, подходил к Нижним Ветлугам. Но как бежать? За дверью не раздавалось ни звука.

Я снова зашла в душ, склонилась над раковиной: кажется, меня даже вытошнило...

Вдруг за стеной я услышала голоса: мужской и женский. С трудом сообразила, что там - душевая Мэри. Да и голос, похоже, был ее, Я напряглась.

"Это катастрофа!.. Я его знаю... Хохлов... Я за что вам плачу?.. Жесткий государственник!.. Не могли Таньку прикрыть!.. Он через ЗакС закроет фирмы... Только не Хохлов!.. Я сказала - устранить!.." В ответ мужской голос бубнил что-то невнятное. Потом кто-то за стенкой включил воду, и голоса перестали быть слышны.

Думать над всем этим я не могла. Звать на помощь - нельзя. Тогда я накрасила алой помадой губы (кровавые губы, кровавая Мэри, кровавые круги перед глазами...), сделала жирный отпечаток на чистом листе бумаги (такие поцелуйчики дарят на открытках-валентинках) и просунула его под дверь. Легла на койку и, кажется, уснула.

В себя пришла от шепота за дверью:

- Све-та! Ты - здесь?

Я бросилась к дверям, узнав голос вахтенного:

- Сереженька; только - тихо. Меня - заперли.

- Потерпи, я сейчас.

Его не было довольно долго. Теплоход уже стоял какое-то время у причала. В иллюминатор было видно, как по лугу гуляли в венках из одуванчиков стареющие медсестры.

Вдруг дверь тихо приоткрылась, и в каюту прошмыгнул Сергей.

- Украл "запаску". Что тут у тебя происходит?

В руках он держал бумажный слепок моих губ. Схватил меня в охапку, запрокидывая голову, ища губы.

- Сергей, только не сейчас. Мне надо бежать...

Я в двух словах, переврав всю суть, нарисовала жуткую картину со злодеями и преследованиями.

- Помоги мне незамеченной сойти на берег.

Сергей кивнул и снова куда-то исчез.

А вернулся... с комплектом мужской матросской одежды. Совсем не стесняясь, я переоделась при нем, стерла помаду.

- Пошли.

Он секунду потоптался у дверей.

- А потом... в городе?..

- Дай сначала до него добраться.

Он вышел первый, пряча на груди пакет с моими документами. Я тоже прошмыгнула на луг, где быстро затерялась в толпе праздношатающихся и, обогнув бревенчатые домики, скрылась в лесу.

Там, как я знала, была дорога. Мне предстояло чуть не пол-области проехать на попутках, чтобы часов на десять раньше теплохода оказаться в Питере.

Потом я узнаю, что в это раннее время в Питере Василиса, переполошив все Агентство, мчалась в такси на Зодчего Росси, где Обнорский намеревался проводить экстренное совещание. Но еще до этого он обложил Ваську таким матом, что она даже мне потом стеснялась передать его слова.

В общем, если его ненормативную лексику переводить на привычный язык, это звучало примерно так:

- Что-о? Опять Завгородняя? Опять в "мерседесе", а мимо мужики с наганами бегают? Я разорву ее на части, пусть только появится в Питере!..

Васька поначалу даже слово вставить не могла. А потом тоже стала орать и вроде даже два раза Шефа "козлом" обозвала.

Когда они наорались, она сумела-таки вкратце передать ему мои слова.

Обнорский пришел в себя, подумал и разбудил Каширина:

Тут Светлана Аристарховна "маляву" с Острова прислала, надо бы мужиков собрать, покумекать...

И они поехали в Агентство. Васька тоже туда примчалась. Она, как мне потом долго все будут красочно живописать во всех деталях (причем деталей раз от разу становилось все больше), как фурия влетела в кабинет Шефа, вопя и продолжая размазывать слезы по щекам. Василиса обвиняла всех сразу. Сидят, мол, здесь, отъевшиеся бугаи, а бедную несчастную девочку сослали на Остров в какое-то бандитское логово. Там ее, конечно, пытают: белые рученьки небось наручниками прикованы к корабельным переборкам, о роскошную грудь тушат сигареты...

Васька взвинтила себя так, что ее пришлось отпаивать коньяком. Когда ее более-менее успокоили, мужики начали совещание.

Каширин доложил об "открытках", которые он "послал" Завгородней (то есть - мне) накануне отплытия на Валаам. Фамилия Блад была "запеленгована" сразу. Зураб сообщил, что Вера Никитична - моя соседка, что Юрка - не ее сын (как подумали они сразу), а тоже - сосед, которого мне было велено навестить в "Очищении".

Каширин представил последнюю открытку про "Очищение" - с Блад в учредителях.

Обнорский, хорошо знающий английский, моментально сопоставил водку с томатным соком с "кровавой Мэри" и с Марией Блад (это только я через двое суток на Валааме сообразила, что Блад с английского - "кровь")...

Кстати, когда на первом этапе они расшифровали мой телефонный звонок, сам Обнорский произнес фразу, которую потом для меня и по моей же просьбе долго цитировало все Агентство: "А что, мужики, растет наша Завгородняя!.."

Естественно, что никакого труда им не стоило выяснить, что "кровавая Мэри" находится в эти часы со мной на теплоходе.

И что, скорее всего, мне грозит опасность с ее стороны. И они стали думать...

Водитель грузовика уже на второй минуте пути прекратил свои домогания, потому что я сунула ему в нос редакционное удостоверение и сказала, что если он не будет гнать и я умру "от температуры сорок" в его машине, то он - тоже труп.

Как мы ехали, не помню совсем. Я засыпала или впадала в бессознательное состояние, голова моталась из стороны в сторону. Кажется, я даже бредила.

...Когда наконец увидела на горизонте спальные массивы Питера, мне показалось, что прошло где-то полгода с того момента, как я покинула родной город.

- Встаньте где-нибудь на видном месте и вызовите "скорую".- Это последнее, что я реально запомнила из окончания поездки. Все остальное было нереальным: белые тени, запах лекарства, противный вой сирены...