- Если с ними что-то случится, я тебя под суд отдам,- заявил Обнорский угрожающе.

Я понял, что Обнорский говорил совершенно серьезно.

Шеф считал, что в отравлении виноват я, поскольку именно я отвечал за закупку продуктов в буфет. Естественно, соблюдая режим экономии, я старался покупать продукты по самым низким ценам. И вот теперь Обнорский кричал, что именно это мое крохоборство и привело к столь ужасающим последствиям.

Я пытался объяснить шефу, что дешевые продукты еще не значат некачественные, но он ничего не слушал.

Я решил, что дальнейший спор только усугубит мое положение и лучше уйти.

Стажер вышел вслед за мной.

- Ну, что скажешь?- спросил я его.

- Коле лугу,- сказал он.

Надо было что-то делать. Надо было спасать мое честное имя - имя главной хозяйственной опоры Агентства "Золотая пуля". То есть проводить собственное независимое расследование.

Сам я в нашем буфете не питаюсь, поскольку давно исповедую принцип: не пей, где живешь, и не ешь, где работаешь.

Тем не менее я ни на секунду не верил, что столь массовое отравление могло случиться из-за меня.

- Надо выяснить, кто и что вчера ел,- сказал я своему стажеру.

Он кивнул, как будто что-то понял.

Итак, мне надо было поговорить с отравившимися: Горностаевой, Агеевой, Соболиным и Повзло.

Ехать домой к Горностаевой мне не хотелось. Наши отношения длились уже слишком долго, впрочем, Горностаева, в отличие от меня, явно не собиралась их заканчивать. Поэтому я попросил проведать Горностаеву Шаховского, сказав, что Валя замечательная девушка и, по моим наблюдениям, давно смотрит на него с вожделением. "А рыжие девушки (Горностаева, как известно, была рыжей),сказал я ему,- жутко страстные особы".

И рассказал ему историю про одну рыжую женщину, которая имела мужа, трех любовников, четырех телохранителей и шофера с "мерседесом" в 140-м кузове и успешно справлялась со всей этой небольшой армией.

Шаховский выслушал весь этот бред и радостно попрыгал к Горностаевой. Я пожелал, чтобы все у них получилось.

А сам поехал в 46-ю больницу, где одновременно, хотя и в разных палатах, лежали Повзло и Агеева.

Николай чувствовал себя неплохо, рассказал, что вчера ел куру-гриль и салат оливье, запивая все это томатным соком из пакета.

Агеева, в отличие от Повзло, почему-то лежала в индивидуальной палате. Она была одета в цветастый халатик, разрисованный неизвестными мне, но, видимо, известными Агеевой животными, и была похожа на домработницу, прилегшую отдохнуть после протирки рояля.

- Ах, Лешенька!- сказала она.- По-моему, я умираю.

- Понос?- спросил я участливо.

- Сердце. Тахикардия, наверное. Дайте вашу руку. Вы должны это почувствовать.

Она взяла мою руку и положила себе на грудь.

- Чувствуете?- спросила она.

- Нет,- ответил я.

- Ну, как же,- сказала Агеева,- это, наверное, халат мешает.- И убрала мешавшую правильной диагностике болезни ткань.

- Чувствую-чувствую,- сказал я, испугавшись, что мое независимое расследование может остановиться, едва начавшись,- ужасная тахикардия. Но вы мне лучше скажите, что вы вчера ели?

- Разве я ем,- ответила Агеева.- В моем возрасте есть нельзя.

Я попытался вспомнить возраст Агеевой - что-то за сорок. Решил, что еще в самый раз, но взял себя в руки - настоящий расследователь, как учит Обнорский, должен помнить, что сначала расследование, а бабы - потом, так сказать, в качестве приза.

- Марина Борисовна, не отвлекайтесь,- попросил я.- Так что вы вчера ели?

- Рагу. Немножко. Два раза. Салатик витаминный. Две оладушки. Пирожок с мясом.

- А кто с вами обедал?

- Да масса народу. За моим столиком - Горностаева, Соболина и Соболин.

За соседним - Повзло с какими-то мужиками. Еще, по-моему, Спозаранник с Гвичией заходили...

В реанимацию к Соболину меня не пустили, хотя и сказали, что его состояние уже не внушает опасений и уже завтра его переведут в общую палату. Я попытался выяснить, чем отравился Соболин,- мышьяк, там, цианистый калий или еще какая гадость? Но мне сказали, что никаких мышьяков или цианидов в Соболине сроду не было. Простое пищевое отравление, ну, в крайнем случае, какой-нибудь органический яд.

- Жалко,- сказал я по-прежнему сопровождавшему меня стажеру Тере,- что это не мышьяк.

- Яа,- сказал стажер.

- Вот если бы это был мышьяк,- продолжил я свои размышления вслух,- мы бы с тобой в два счета доказали, что это было преднамеренное отравление.

Но надо было выяснить, чем же все-таки вчера питался Соболин и почему не отравилась его жена?

Я решил идти напролом и, прижав Аню Соболину к стенке, спросил страстным шепотом:

- Вы что вчера ели?

Соболина не пыталась сопротивляться и ответила тоже шепотом:

- Соболин борщ и жареную печенку.

Я - борщ и салат.

Следующий допрос я учинил Шаховскому:

- У Горностаевой был?

- Был.

- Получилось?

- Не получилось.

- Так ты небось с ней о культуре говорил?

- Не говорил я с ней о культуре - я о ней ничего не знаю.

- Это ты зря, брат. Горностаева, она хоть и рыжая, а о культурных вещах - про Мопассана, например, или про Таню Буланову - поговорить любит. Она после таких разговоров страстная становится - жуть. Уж я-то знаю.

- Так Таня Буланова - это тоже культура,- обрадовался Шаховский.

- А ты думал!- подтвердил я.- Ну ладно, выяснил, что она вчера ела?

- Выяснил: рагу и лимонный пирог.

Кто-то потянул меня за рукав. Оглянулся - стажер.

- Кус ма саан сюйа?- о чем-то своем спросил он.

- Кушать хочешь,- понял я.- Сейчас зайдем в кафе, а потом - по домам. Ты, кстати, где устроился?

- Ма тахан магада.

- Понял - нигде. Ладно, пока можешь пожить у меня.

Стажер оказался на редкость хозяйственным человеком - посуду помыл и на кухне подмел пол.

- Ну, садись,- сказал я ему, когда он закончил занятия домоводством. И достал из холодильника бутылку водки.- Сейчас составим план расследования, как учит наш великий учитель Андрей Викторович Обнорский.

Стажер поднял стопку с водкой и сказал:

- Тервисекс!

- Э, брат, ты загнул,- тут же отреагировал я.- Это, может, у вас в Эстонии секс между малознакомыми молодыми людьми - дело плевое. А я человек с устоями. Я не могу так - первый день и сразу секс.