- Да, конечно.- Я протянул сигареты, щелкнул зажигалкой. Она затянулась довольно неумело, закашлялась.- Вы... вы, Андрей, что-то узнали об убийстве Олега?
- Нет, Полина, я, к сожалению, почти ничего не знаю. Я пришел к вам за помощью... Расскажите мне про Олега.
- Про Олега,- сказала она,- можно рассказывать долго. Он ведь очень цельный был человек. Очень глубокий.
Я ведь, по сути, многие годы не понимала его... Что конкретно вас интересует?
- Почему вы расстались, Полина?
- О-о, какой вопрос... По наивности.
По глупости, если хотите. Время было дурное - угарно-демократическое. Все что-то разоблачали, ниспровергали... В общем, долго рассказывать, но когда Олег заявил, что пойдет работать в КГБ, на факультете начали его травить. Вопили о демократии, о праве вслух высказывать свои взгляды и травили подленько. Заправлял этим делом профессор Немчинов...
- Владимир Спиридонович?- удивился я.
- Вы знакомы?
- Да, я был на кафедре... Немчинов показался мне глубоко порядочным человеком. И об Олеге он отзывался в высшей степени положительно...
- А вам что - никогда не встречались подлецы в обличье порядочного человека?
- Встречались, но Немчинов...
- Именно Немчинов больше всех обозлился на Олега, когда узнал, что лучший его ученик вдруг собрался в КГБ,- сказала Полина. На лице у нее обозначилась вертикальная морщинка между бровей.- Травили Олега. Доставалось и мне... А я же еще девчонка была. Замужняя женщина, но девчонка. Потом я забеременела. Сказала Олегу: себя не жалко, меня не жалко - ребенка-то пожалей. И он сказал: да.
Но у меня выкидыш случился. Он очень трепетно ко мне относился. А я решила, что из-за него этот выкидыш. И что-то во мне переменилось, перегорело... Господи, зачем я вам это говорю?!
Полина взяла еще одну сигарету из пачки, повертела в руках и положила обратно.
- В общем, я вела себя мелко, пакостно, по-бабски мстительно... И ведь нельзя сказать, что я не понимала, что делаю.
Понимала. Не все, не до дна, но понимала. Теперь я это вижу очень ясно. И мне почему-то кажется, что если бы я осталась с Олегом - все было бы по-другому. Но тогда процесс, как говорил Горбачев, пошел... теперь надо углубить. Я и углубила.
Я Олегу изменила и сделала так, чтобы он об этом догадался. Какой же я была дрянью! ...Вы меня осуждаете?
- Нет,- сказал я неправду.
- Вы лжете. Но теперь это не важно.
В девяностом году мы расстались окончательно. Мне мама говорила: дура ты, дура, Полинка! Где ты еще такого мужика найдешь?.. А я и сама знала, что дура и стерва, но уже делала всем все назло, А тут из тюрьмы вернулся Федька. Вы слышали про историю Федора Островского?
- Краем уха.
- Уже много,- усмехнулась Полина.- Федька и того не стоит. Сел он за драку с милиционером на митинге. Папа у Федьки был большой партийной шишкой, но сынка отмазать не сумел - КПСС уже шаталась. Вот так Федька и стал "жертвой режима"... Отсидел, вышел...
Приперся ко мне. Мне бы выгнать его к черту. Но мне хотелось Олега еще раз оскорбить, унизить, и я стала жить с Федором. Он тогда все рвался в политику.
Шустрил возле Собчака. В публичной политике делать ему, конечно, было нечего, но где-то он крутился, что-то организовывал, даже статья о нем была в "Огоньке"...
В девяносто третьем у нас Янка родилась.
Я тогда оттаяла. Федора я не любила, но привыкла уже... да и дочка... У вас, Андрей, есть дети?
- Нет.
- Тогда вам трудно меня понять. В общем, жизнь как будто наладилась. Хотя, конечно, это самообман. Но я его старалась не замечать... Потом моего Феденьку из "политики" вышвырнули. Пришли новые люди - деловые, хваткие. Такие, как Федька, болтуны и демагоги, стали никому не нужны. И Федька скис. Мгновенно скис. Потыркался туда-сюда - а никому и не нужен. Попробовал заняться бизнесом, его кинули партнеры. Мало того, что пришлось продать гараж и машину, так еще и долг на нем повис.
- Большой?- спросил я.
- Как вам сказать. Около двух тысяч долларов... Мы его погасили. Продали половину папиного "номенклатурного" участка в Рощино. Но Федор сломался - запил. Шел уже девяносто пятый год. Янка - маленькая, денег нет и муж-алкоголик... Ох, я с ним намучилась! Трижды к наркологу его таскала. Он "подшивался", но ненадолго. Плакал, в ногах валялся, а через три-четыре месяца все повторялось. Я устала. Я устала чудовищно. В девяносто восьмом мы разошлись окончательно. Трагедии никакой уже не было... какая трагедия? Я, напротив, вздохнула с облегчением.
- С тех пор живете врозь?- спросил я.
- Разумеется... Да он появляется довольно часто, живет-то неподалеку, приходит "дочку навестить". Но хотя бы раз фруктов ей принес! Куда там пьет.
Пропивает потихоньку, что от отца осталось. Кажется, дачу собирается продать.
Продаст - так пропьет. Впрочем, это не мое дело.
- Понятно,- сказал я.- А Олег?? С Олегом вы после развода отношения поддерживали?
- Скорее нет, чем да... Он звонил иногда по праздникам, но общался больше с мамой, чем со мной,- ответила Полина.
Мне показалось, что она снова заплачет, но этого не произошло. Она улыбнулась и сказала: - А потом мы с ним столкнулись однажды возле "Академической". Месяца за три до его гибели.
- О чем вы говорили?
- В общем-то ни о чем. Поносталъгировали немножко...- Она снова улыбнулась и махнула рукой.
- А все же?- спросил я.
- Так... Знаете, как это бывает, когда люди не общаются очень долго? Кого видел из наших? Как дела? Чем занимаешься?
- Неужели, Полина, все так банально? Ведь вас многое объединяло когда-то: любовь... мечты.
Полина нахмурилась:
- Мечты? Мечты растаяли в тумане льдинкою... Мне, собственно, и не хотелось какого-то серьезного разговора. Всегда есть риск опошлить то, что было. Да и виновата я перед Олегом...
- Понятно. Скажите, у Олега могли быть враги?
- Навряд ли. Он жил в своем мире.
- А женщина? Была у него женщина?
- Вот этого не скажу... не знаю. Да и на что ему женщина? Его женщина История, воплощенная в облике Бронштейна.- Полина усмехнулась.
- Да,- сказал я,- жаль.
- Чего вам жаль, Андрей?
Я закурил и ответил совсем не то, что должен был бы:
- Жаль, что он так и не открыл своего Троцкого.