Ему хотелось успокоить ее поцелуем, чтобы она знала, что все будет хорошо. Он будет заботиться о ней до конца своих дней.

— Берете ли вы, Раф Джонсон, Эмму Грэй в законные жены? Чтобы с этого дня в радости и горе, богатстве и бедности, в болезни и здравии отказаться от всех других, пока оба вы живы?

— Да, беру…

Раф вздохнул и резко выпустил ее руку, словно обжегшись. Он посмотрел ей в глаза.

— Мы были женаты.

Эмма отшатнулась, потирая кисть.

— Газетная новость. Не такая уж горячая, но кто будет придираться?

Раф почувствовал, что летит в темную бездонную пропасть. Женат? Шесть лет? И не знал этого? Как такое может быть?

Его начала охватывать паника.

— Готов снова сбежать? Прекрасно! Вот дверь! Рафу хотелось броситься в свою машину и к черту уехать отсюда…

Весь прошлый год он прятался от жизни, почти не выходил из дома, боясь встретить кого-то или что-то. Но теперь он нашел то, что искал, и теперь ему бежать нельзя.

— Прошу прощения. То, что мы были женаты, может быть, не новость для вас, но для меня это новость.

— Ну да, правильно. Ты ведь страдаешь потерей памяти, не так ли?

Раф не отреагировал на ее сарказм.

— Мы были женаты? Как это произошло?

— Мы отправились к мировому судье в Миссисипи и оба сказали «да».

— Я не так сказал.

Она возмущенно посмотрела на него.

— Не так? Что ты…

— Я сказал: «Да, беру». Глаза у нее округлились.

— Я забыла… — Она обхватила себя руками. — Но это ничего не меняет.

— Вот видите, и вы забыли. Почему же мне нельзя?

— Забыть мелкие детали — это совсем не потеря памяти.

Он всплеснул руками.

— Так вы считаете, что я вас бросил?

— А что еще я могу считать?

— Например, что я говорю правду о потере памяти.

Она вздернула подбородок.

Раф пристально смотрел на красивую молодую женщину, стоящую рядом. Шесть лет назад он женился на ней. Как он мог забыть? Почему…

От неожиданной догадки у него перехватило дыхание.

— Так вот почему ваша мама назвала вас…

— Тшш! — бросилась к нему Эмма и прикрыла ему рот ладонью.

Раф почувствовал прохладную руку у себя на лице и увидел широко раскрытые испуганные глаза, устремленные на него. Но в памяти больше ничего не всплывало. Неужели волшебство кончилось? Или чувства, охватившие их обоих, были сильнее памяти?

Или, может быть, волшебство совсем иного рода питало его мозг? То, которое возникает, когда…

— Нам нельзя говорить об этом здесь, — прошептала Эмма, — мой сын стоит прямо за этой дверью.

Раф тряхнул головой, и Эмма опустила руку.

— Тогда выберите место, где мы могли бы спокойно поговорить. Я не уйду, пока не получу некоторые ответы.

На мгновение ему показалось, что она откажется, и он распрямил плечи, готовясь проявить настойчивость. Но Эмма неожиданно кинулась к двери.

— Тогда пошли. Надо покончить с этим, и ты наконец уйдешь. — В коридоре она остановилась. — Хочешь пойти наверх или на улицу? Жарко и там и там. Мы не пользуемся кондиционером на втором этаже.

— Я знаю. Сильвия и Габи показывали мне дом. Габи не услышит нас, если мы поднимемся наверх?

Эмма удивленно подняла светлые брови.

— Все зависит от того, как громко ты будешь кричать.

— Как получится. — Раф пропустил ее вперед. — По крайней мере, там нет москитов.

Эмма побежала вверх по лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, Раф поднял глаза — и задохнулся. Упругие ягодицы четко вырисовывались под ее прямой, доходящей до колен юбкой. Мысленно выругавшись, Раф отвел взгляд. Давно его не посещали такие мысли.

Он сделал глубокий вдох и начал медленно подниматься, прихрамывая на больную ногу.

Эмма ждала его в верхнем холле. Бросив на него взгляд, она проговорила:

— Надо было пойти на переднее крыльцо. Тебе было бы легче.

Что это — забота? О нем? Во всяком случае, она заметила, как тяжело он дышал, поднимаясь по лестнице.

Раф пожал плечами.

— Доктора говорят, мне надо чаще подниматься по лестницам. Это помогает растягивать сухожилия, которые им пришлось укоротить во время одной из многочисленных операций.

Эмма сжала губы. Раф уже видел сегодня точно такое же выражение на лице у Сильвии.

— Куда идти? — спросил он.

— Сюда. У меня есть кое-что для тебя.

Удивившись и заинтересовавшись, он пошел за ней.

Эмма включила верхний свет, одновременно с которым заработал вентилятор под потолком, и скрылась в чулане рядом с небольшим кирпичным камином.

Раф уже понял, что это комната Эммы. Он увидел письменный стол, комод и два ночных столика. Все было сдвинуто в дальний угол и накрыто плотной клеенкой. На полу стояли три ведра, на каждом из них сверху лежал кусок клеенки, прижатый деревянной дощечкой. В комнате чувствовался запах плесени, хотя ведра были сухими. Раф провел рукой по деревянной полочке над неглубоким камином. Она была прохладной и, самое удивительное, не пыльной. Комнаты хотя и были нежилыми, но содержались в чистоте.

Раф знал от Сильвии, что крыша текла. Почему Эмме и понадобился дополнительный заработок. Возможно, она согласится на ту работу, которую он все еще собирался ей предложить.

— Иди сюда, помоги мне, — послышался голос Эммы из чулана.

Раф вошел к ней. Эмма пыталась снять огромную коробку с верхней полки. Стоя на цыпочках, она с трудом доставала до ее дна. Он вошел в чулан и взялся за угол коробки. В этот момент их руки сопрокоснулись.

…Сидя на краешке розового в сборку покрывала, он отвел влажные волосы у нее со лба. Эмма лежала под простыней, с бледным, без следа косметики лицом и изрядно покрасневшим носом.

— Мне пора идти, — сказал он ей. — Скоро вернутся твои родители.

— Папа придет в ярость, если застанет тебя здесь. — Она погладила ему руку. — А я рада, что ты пришел.

— Насколько рада? — прошептал он, наклоняя голову.

Она решительно оттолкнула его.

— Я сказала тебе, никаких поцелуев! Я не хочу заразить тебя своей простудой…

Раф опустил руки и повернулся к ней. Она стояла совсем близко от него, так близко, что он вдыхал знакомый легкий аромат ее духов.

— Я бывал в вашей комнате раньше. Эмма с подозрением взглянула на него.

— И что?

— Когда наши руки только что соприкоснулись, я вспомнил одну ночь. Вы были простужены. Ваших родителей дома не было. Вы сказали мне, что ваш отец придет в ярость, если застанет меня здесь. Потом я пытался поцеловать вас, но вы мне не разрешили. Вы не хотели, чтобы я заразился.

Ее зеленые глаза расширились.

— Я совсем забыла об этом, я помню только те два раза, когда мы…

— Когда мы что? — настойчиво спросил Раф, когда она запнулась.

Она вздрогнула, потом отвела взгляд и поспешно отошла в сторону.

— Достань лучше коробку.

Раф вздохнул и постарался успокоиться. С коробкой он вошел в комнату.

— Что в ней?

Эмма смотрела в окно, обхватив себя руками.; — Это вещи, которые остались после тебя. Когда ты умер — во всяком случае, мы так считали, я пришла к тебе в квартиру и все забрала. Там было немного, в основном одежда. Мебель ты брал напрокат.

Раф поставил коробку на пластиковую поверхность стола.

— Я не подумал о вещах, оставленных здесь, родители, видно, тоже.

— Хозяин дома позвонил мне, потому что был со мной знаком. Я бывала там… довольно часто. Сначала я хотела отправить все твоим родителям, но… — Эмма внезапно замолчала и обернулась к нему, вглядываясь в его лицо. — Ты сказал в чулане, когда прикоснулся ко мне, что вспомнил ту ночь, когда я была простужена. Что ты имел в виду?

Уж не начала ли она верить ему? Эта женщина, которую он едва знал?

Он едва знал собственную жену.

Поборов смущение, Раф поймал ее взгляд.

— Вы воскресили мои воспоминания. Глаза у нее округлились.

— То есть?

— Когда вы упали в обморок в гостинице и я взял вас на руки, мне вдруг вспомнилось кое-что из моей жизни до катастрофы. Вы даже представить себе не можете, как это для меня важно. Больше шести лет я не мог вспомнить ничего. Родные мне что-то рассказывали, но все это было как будто мертвым. Я не помнил ничего — ни людей, ни запахов, ни звуков. Но когда я прикасался к вам, всякий раз что-то всплывало…