Соседка согласилась, что пёсик, видать, действительно умный, не то что та шавка, испугавшаяся её пинка... И, слава богу, что хоть тело он не прокусил, правда, штаны в четырёх местах порваны, юбка пострадала, хотя и сшита из солдатской плащ-палатки...

– Тряпками занимаешься, а тут вона какая родословная! – потряс паспортом старик. – Как фамилия твоего прадеда, помнишь? – вдруг спросил он жену.

– Откуда помнить? Я ж его в глаза не видела, – отмахнулась старуха.

– А вот он знает! Десять или сколько там колен знает! – и старик уважительно, как послушного сына, погладил Раджа по голове.

Уходя, сосед попросил на время паспорт и родословную Раджа.

– Детям покажу, соседям...

– Не надо, зачем, – отказал я и по лицу старика заметил, что мой отказ обидел его.

После ухода соседей у нас в комнате долго стояла гнетущая тишина. Дети молча листали книги, жена сидела, всё ещё находясь под впечатлением происшедшего, за столом, подперев подбородок, и смотрела в окошко, тревожась, как бы зятья соседей, ещё добавив горячительного (тем более, что повод был), не вернулись обратно.

– Что будем делать, если они придут?

– Теперь-то уж незачем. С Анастасией Михайловной уладили... Хорошо ещё, что не прокусил тело...

– Всё равно, наверно, очень больно... Синяк-то со сковородку.

Примерно через час я услышал, как на улице закричали пьяные зятья Анастасии Михайловны.

– Эй! Мужик, не боись! Выходи!

На миг я растерялся, но всё же направился к двери. Жена вцепилась в руку.

– Не ходи... Позови милицию...

Дети испуганно смотрели на нас, Радж нервно поскуливал, шерсть на загривке вздыбилась, в груди опять заклокотало...

– Не волнуйся, ничего не будет...

Выйдя на крыльцо, я увидел весёлые лица пьяных соседей.

– Что вам? – как мог строже спросил я.

– Слушай, покажь своего бесхвостого, – миролюбиво попросил задиристо-насмешливый Афоня. Его квадратное лицо сейчас излучало добродушие. – Мамка говорит, пёс у вас дворянских кровей. Неужто правда?

– А папаня сказал, что гладил его... Верно? – это подал голос шумливый Сабир. – А можно мне его погладить?

– Сейчас, соседи, нельзя. Собака возбуждена. Да и перегар водочный не любит. В другой раз...

– Трезвенник, выходит...

– Ещё какой! – с трудом сдержался я, чтоб не рассмеяться.

– Во даёт! Тогда покажь документы, что он из графов!

Я крикнул детям, чтоб они дали Раджу паспорт и родословную.

Радж в зубах принёс все бумаги, сел возле меня и как гипнотизёр упёрся глазами на молодых людей.

– Ну даёт! – восторгался Афоня. – Неужто у него, как и у меня, имеется паспорт?

– Имеется-имеется, – подтвердил я. – Вот, – и протянул соседям документы Раджа.

– Ребята, ну кабыздох даёт! – держа документы собаки, улыбнулся Афоня. Он рассматривал внимательно, заинтересованно. – Ведь и кумекает – бурчит. Папаня правду сказал.

– Жалко, у нас татар в избе собак не держат. Такого молодца я заимел бы... Хорош сукин сын...

Радж недовольно буркнул и двинул плечами. Зятья Терентия Савельевича долго и внимательно изучали паспорт и родословную Раджа. Их лица вытягивались от удивления и неприкрытого почтения к тому, что было написано в документах.

– А чего же справку о прививках не смотрите? – напомнил я.

– Дорогой, зачым?! Сразу видно – князь! – лихо махнул рукой кавказец.

– Сабир, ты прадеда своего знаешь? – ткнул кулаком в бок родича Афоня и громко расхохотался. – Надо же, семь колен! – Он счастливо тряс над головой документами Раджа: – Во!

– Сам-то кого помнишь? – ощетинился Сабир.

– Откуда! – безобидно отмахнулся Афоня.

– А чего ж тогда спрашиваешь?

– Вот что, мужики, бесхвостый, видно всё же не зря хватанул нашу тёщу, – подал голос кавказец. – Я её знаю больше вас... Так что, сосэд, не помни на нас зла. Она, понимаешь, вбежала и кричит: умыраю, собака укусыла... А мы закусывали, понимаешь, разговор душевный вели о том, о сём. Хошь, Сабира, Афона спроси. Жалко стало тёщу...

– Всё же она – маманя наших жён, – добавил Афоня. – Кричит, бесхвостый укусил! А пёс твой, сосед, – незаметно перешел Афоня на "ты", – нам сразу не понравился – шибко гладкий и гордо ведёт себя... А вот, сосед, деда своего я помню – Кристалов Иван Федорович! С войны пришел с орденом Красной звезды, медали, гвардеец... Ранен был несколько раз... Помер после бани. Пришёл, сказал, худо себя чувствует, лёг и не проснулся… Вырастут мои дети... Спросят о моём родословии. А я им тык-мык и всё. Как у одного поэта: "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз..." Родословную свою знаем: маму и отца – и баста... А у твоей собаки, сосед, вон какая длинная родословная!

– А я вот не знаю даже отца и маму – в детдоме вырос, – грустно заметил Сабир.

– Я – из князей! – вскинул голову кавказец и с неприкрытым превосходством оглядел родственников.

– У вас на Кавказе через одного все князья, – поддел Афоня.

– Да, не вэришь? Дам телеграмму, пришлут все бумаги! Больше, чем у его, понимаешь, собаки!

– Меня тоже не в капусте нашли, – грустно заметил Афоня.

– Правылно! Ты тоже настоящий князь! Но без бумаги. А у мына – бумаги настоящие! С гэрбом! Печать сургучный!

Соседи ушли тихо-мирно... В их глазах я заметил необычную грусть.

Исчезла в них лихость, неудержимая шалость... Зятья Терентия Савельевича дружно пообещали, если по нечаянности возникнет какой-то конфликт с Раджем, они придут на помощь...

Я долго ещё стоял у калитки и думал о причудах жизни – почему у одних родословная большая, длинная, славная, а другие вообще не знают дальше матери и отца. Наверно, и благородство происходит отсюда. Радж тоже был тих и печален. Он тёрся то головой об меня, то заглядывал в глаза и время от времени поскуливал, вывалив красный язык, нервно дышал...

На другой день вечером к нашей "даче" подошёл Афоня с двумя незнакомыми парнями. Все были слегка на взводе.