– Около мили отсюда. Или чуть меньше, – ответил молодой владелец гостиницы.

– И до трех часов дня вы так и не услышали об убийстве?

– О, нет. Я услышал о нем в половине двенадцатого, от первого же клиента.

– Тогда почему же вы пришли только сейчас?

– Что ж, сэр, я не знаю, знакомы ли вы с текущим положением дел в нашей деревне, – несколько сконфуженно ответил Карью. – Когда я только услышал об убийстве, мне в голову не могло прийти, что хоть кто-то мог быть в этом замешан, кроме… эммм… за исключением одного чело­века...

– Короче говоря, викария.

Карью с облегчением вздохнул.

– Короче говоря, викария. Потому я не думал о своем бывшем постояльце до тех пор, пока не услышал, что священник вернулся. Узнав об этом, я начал размышлять, и вот – в результате я здесь.

– Спасибо, мистер Карью. В вашей гостинице есть номер, вернее сказать, номера – для меня и моих сотруд­ников?

– «Тише воды» сочтет за честь предоставить вам номера. Кстати говоря, сэр, прошу не арестовывать меня как убийцу из-за того, что я выходил довольно поздно прош­лой ночью. У меня нет алиби, но уверяю вас, я этого не делал.

– Что же заставило вас выйти поздно ночью, мистер Карью, не позаботившись о такой необходимой мере предосторожности, как алиби? – с улыбкой спросил Флеминг.

– Я коллекционирую мотыльков, это мое хобби, инспек­тор. Во время сезона я выхожу по ночам четыре-пять раз в неделю.

– Понимаю. Вы выходили и прошлой ночью?

– Да. Поднимался за поместье – там много мотыльков.

– Вы не видели и не слышали ничего необычного?

– Совсем ничего.

– Никаких огней, голосов, звуков шагов там, где вы не ожидали их встретить?

– Нет. Совершенно ничего.

– Очень хорошо, мистер Карью. Спасибо, что пришли.

Флеминг вернулся в коттедж.

– Полковник, я собираюсь поселиться в «Тише воды» – вы найдете меня там, если понадобится. А сейчас я собираюсь побеседовать с вашим другом викарием. Мэйтленд!

Сержант встал по стойке смирно и ответил:

– Да, сэр!

– Первым делом нужно узнать, где он был заколот. Отправьте всех на розыск этого места, начиная отсюда и заканчивая двумя милями выше по реке; осматривайте по четверти мили от реки на обоих берегах.

– Есть, сэр.

– А сами с местным полицейским соберите сплетни: навестите местных браконьеров, владельцев пабов и так далее. Отчет отправьте в «Тише воды». Мы все остановимся там. И поищите этого парня, – Флеминг передал сержанту описание Джона Лоуренса, оставленное Карью.

– Да, сэр.

Флеминг застал викария, в то время как тот упаковывал книги в деревянные коробки.

– Начальник полиции графства говорил мне о вас, – сказал детектив. – Мне стало интересно, можете ли вы что–нибудь добавить к вашему рассказу?

– Нет, не думаю. Я просто прогуливался прошлой ночью. Я не могу это доказать, потому что никого не встретил.

– А где вы поранили голову?

– Я упал на куст ежевики, когда прогуливался. Но, как я сказал, я не могу этого доказать – ведь никто не видел меня, – с вызовом сказал викарий.

– На мой взгляд, это не проблема, – мягко ответил Флеминг. – Ведь кто угодно может гулять. У себя дома, в Шотландии, я часто гулял ночь напролет и никогда не встречал ни души, никого, кто мог бы подтвердить, что я не спал в постели. А вот ваша отставка и отъезд за море... этого я никак не могу понять.

– Со мной кое-что случилось, – ответил мистер Холливелл. – И теперь для меня почти невозможно оставаться здесь дольше. Но то, что случилось, касается лишь меня и никого, кроме меня, в самом прямом смысле этого слова. Кроме меня никто не затронут. Хорошо это или плохо, пострадал только я.

– У вас нет желания рассказать мне...

– Нет… нет. В каком-то смысле я гордый человек, мистер Флеминг.

Флеминг слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не осознать, что сейчас больше ничего не узнает от священника. Он вышел на деревенскую улочку и наблюдал, как из темно-красных дымоходов коттеджей медленно изливается мирная вечерняя дымка, превращаясь в то, что Хенли⁸ назвал «золотисто-розовым туманом». Спокойствие этой сцены – безмятежные звуки приближающихся сумерек, пролетевшие мимо грачи, проехавший мимо велосипедист, медленно возвращающиеся домой коровы – странным образом контрастировало с жестокостью деревенских раздоров, с покойником, на груди которого была ножевая рана и с яростным блеском в глазах человека, непринужденно складывавшего книги в коробки.

Инспектор Флеминг прогуливался по деревенской улице, сунув руки в карманы. Было только начало седьмого; он заглянул в «Три голубя» и заказал там пинту пива. Он курил трубку, сидя в углу бара, и листал страницы Фильда⁹ трехмесячной давности. Он был незаметным человеком и, если хотел, мог довольно легко и успешно слиться с толпой. В сельском баре на него никто не обращал внимания после первых ленивых, лишенных любопытства взглядов, и уже через полчаса инспектор знал об общественном мнении в деревне – по крайней мере, о мнении посетителей «Трех голубей». Выводы, к которым единогласно пришли местные завсегдатаи, были следующими:

Это дело совсем не так просто, как кажется на первый взгляд.

Если бы мистер Перитон рассказал все, что знал, то всем было бы известно множество занятных сведений, о которых теперь никто не знает.

За последнюю неделю мистер Перитон навещал миссис Коллис каждый день примерно в половине первого ночи, и это не устраивало мисс Мандулян. Мисс Мандулян не из тех, что станут терпеть подобное.

Что мисс Мандулян со странностями.

Что миссис Коллис леди – настоящая леди, тут ничего не скажешь.

Что никто не удивится, если господин Мандулян не станет особенно сожалеть о смерти Перитона; в случае с господином Мандуляном никто не может быть уверен, что именно и о ком думает этот джентльмен.

Что господин Мандулян со странностями.

Что пастор был в бешенстве из-за поступков мистера Перитона уже не один месяц, и что мистер Перитон повел себя неправильно, организовав в минувшем январе футбольный матч как раз во время воскресной утренней службы.

Было бы странно, если бы пастора посадили на скамью подсудимых и повесили за убийство, ведь в 1882 году пастор Гриллер сам застрелился в старом лесу Килби.

Что экскурсия, судя по всему, не состоится, а ведь столько людей ждет ее, потому как им вряд ли удастся съездить в Борнмут самим.

И, в конце концов, общественное мнение всегда возвращалось к первому пункту – все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Кажется, от посетителей «Трех голубей» нельзя было узнать что–то помимо этого, так что Флеминг решил тут же совершить визит в поместье. Мандуляны, и отец, и дочь, кажется, были как-то связаны с покойным, значит, разговор с ними мог оказаться полезен. Итак, инспектор свернул на дорогу, ведущую от деревни к поместью. Пройдя четверть мили, он добрался до подъездных ворот, а затем перешел каменный мост через Килби-ривер, значительный отрезок которой приходился на территорию поместья – она протекала за несколько метров от окружавшей его стены. Впрочем, тут она оказалась немного шире ручья и едва ли была достойна звания реки, будучи всего шесть-семь метров в ширину. За рекой начинался пологий подъем к самому особняку, выгодно расположенному среди деревьев и вечнозеленых кустарников.

Владелец поместья, Теодор Мандулян, курил сигару в окружении своих роз, когда прибыл инспектор. Как только последний озвучил суть дела, миллионер прошел на террасу, где стояла пара стульев, и вынул портсигар.

Мандулян был очень крупным человеком, а благодаря широким плечам казался еще крупнее. Роста в нем было более ста восьмидесяти сантиметров, а выглядел он еще на несколько сантиметров выше. Он был одет в жилет и клетчатые штаны и обут в ботинки на пуговицах, напоминая копию портрета эдвардианской эры – сигара, черная борода, учтивость, экзотичность, атмосфера светскости, которую он распространял вокруг себя. Все это вызывало в памяти Эдуарда Седьмого.¹⁰