Меня удивили горячие речи Досыма. Если бы обо всем этом сказал я, но совсем другое дело — услышать такие слова из его уст. На душе стало тепло, — значит, есть люди, понимающие меня, мои мытарства. Однако я продолжал возражать:

— Досым, ты человек семейный, встал на путь предков. А я просто соскользнул с этого пути и заблудился. Разве суслик, который далеко уходит от своей норы, не находит неминуемую гибель?

— Не виляй, Тасжан. Ты, конечно, думаешь о моих шести ребятишках, которых у тебя нет. Но они еще будут. И у сусликов, и у волков, и у собак, и у людей должны быть потомки.

— Досым, самое главное в жизни — это чтобы были потомки.

— Можешь забрать половину моих! — рассердился Досым. — И что ты все ноешь? Успеешь еще завести детей. У нашего предка Наймана в девяносто лет родился ребенок. Конечно, я не спорю, это безжалостно, что твоя жена не захотела ребенка, твоего первенца. Но в конце концов этот невинный неродившийся наверняка придушит ее…

— Мне нравится твой характер, Досым. Когда-то ты был такой же упрямый, как десять кабанов. Уж тебя не сдвинешь с места, раз ты уперся и стоишь на своем.

— Ах, вот как ты заговорил! Вспомнил прошлое! — С этими словами Досым повалил меня и подмял под себя.

— Пусти, Досым! — взмолился я. — Ты же знаешь, мне с тобой не справиться.

Солнце, плывшее вдоль гор Алтая, готово было вот-вот нырнуть в свое гнездо. С реки потянуло прохладой, появились надоедливые комары. По всему видно, что благословенная природа приготовилась к вечерней молитве. Над нашими головами, со свистом рассекая воздух, пролетела стая уток. В реке гуляла рыба, охотилась за насекомыми. По воде расходились круги, быстро уносимые течением.

— Пора нам возвращаться, дома наговоримся, — сказал Досым. — А то старик скандал устроит. Скотина уже пришла с пастбища.

Он сложил снасти в сумку и встал. Мы пошли домой, я едва поспевал за ним…»

У Таса с детства была привычка в любое время года просыпаться с восходом солнца. И теперь он вскочил рано утром, словно кто его толкнул в бок. Потягиваясь и зевая, вышел на балкон. Тут он увидел ту же самую картину, что и вчера. Огненный шар солнца сжигал Атырау и плавил горизонт. Ночной ветер к рассвету поугомонился, море было подернуто мелкой рябью.

В соседнем доме на балконе уже сидел мужчина с биноклем и осматривал окрестности. И вдруг Тас снова увидел на берегу моря девушку в голубом платье. Как и в первый раз, она вела за собой верблюжонка. Сердце у Таса забилось. Сон это или явь? Что за девушка? Откуда она? Уж не хозяйка ли этого моря вышла из волн и живой ртутью скользит по берегу? Тас хотел было выбежать из гостиницы и догнать незнакомку, однако что-то остановило его. Может быть, он снова опасался подвоха, не попасть бы опять в передрягу, как это с ним уже было.

Мужчина в полосатой пижаме тоже следил за девушкой. Тас подумал, что девушка с верблюжонком, идущая по самой границе прокопченной цивилизации и древнего моря, — единственная защитница этого мира, тайн природы. «Это она, безусловно, она, — прошептал он. — Тогда никак нельзя нарушить ее покой».

Пока девушка не исчезла из поля зрения, скрывшись за большой водоочистительной установкой, Тас и мужчина с биноклем не сводили с нее глаз. «Что надо от нее этому старому хрычу? — разозлился Тас. — Почему он так упорно следит за ней?»

Умывшись, он хотел пойти позавтракать, но буфет был еще закрыт. Он уселся в мягком кресле и стал читать книгу Бэнема «Взгляды на современную архитектуру». В ней хоть и излагались сведения о современном архитектурном искусстве, но Тасу мысли автора показались устаревшими. В основном он подробно останавливался на трудах и биографиях Ричарда Рейтра, Ле Корбюзье, Вальтера Гропиуса. Все они были знамениты до шестидесятых годов. В последние двадцать лет появилось много свежих идей и форм в архитектуре. А современное строительство домов на сваях вообще не применялось. Тас думал, что настоящие чудеса архитектурного строительства пойдут из Азии, все вернутся к восточному стилю.

Когда солнце поднялось уже довольно высоко, хотя все еще было рано, Тас пришел к морю, искупался и лег на своем обычном месте. Кажется, он задремал, обласканный теплыми утренними лучами солнца. Что-то проползло по его щеке, и он открыл глаза. Рядом, улыбаясь, сидела Вайра.

— Крепко же вы спите, — сказала она. — Наверное, всю ночь гуляли?

— Здравствуйте, Вайра, — улыбнулся Тас. — Зря вы меня разбудили, я видел сон.

— Простите, тогда я не буду вам мешать, — серьезно сказала девушка. — Отойду подальше.

— Нет-нет, зачем же? Я пошутил. Как настроение?

— Спасибо, настроение хорошее. Правда, я долго не могла уснуть после вчерашнего события. — Вайра сняла цветастое платье, поправила купальник и улеглась рядом. Она только что начала загорать и была совсем белая, как молоко.

Тасу понравилась ее фигура, и он подумал, что она, наверное, занималась художественной гимнастикой. «Нет лучше архитектора, чем сама природа», — пришло ему в голову.

— А вы не из разговорчивых, — сказала Вайра, откинув волосы со спины на лицо.

— Что вы, я все время разговариваю сам с собой.

— Это, конечно, прекрасно, — улыбнулась Вайра. — Только, наверное, по отношению к самому себе, а не к знакомым.

— О чем же вам рассказать?

— Об архитектуре.

— По-моему, нет ничего хуже, когда писатель рассуждает о литературе, скульптор — о скульптуре и так далее. О таких казахи говорят как о пустомелях.

— Оригинально, но не совсем справедливо, — возразила Вайра и, помолчав, добавила: — Все же Актау, спроектированный вами, мне очень понравился. Архитектурная мысль воплощена очень точно. Построить город-галерею в безжизненной степи на берегу моря — это настоящий подвиг. Особенно уместны и поэтому прекрасны деревья на улицах. Без них все было бы мертво.

— А знаете, сколько надо положить трудов, чтобы вырастить каждое дерево? Сколько требуется ухода и средств? На каждое дерево уйдет без остатка наша с вами годовая зарплата.

— Нельзя же красоту измерять деньгами, — задумчиво возразила Вайра.

— Возможно… Конечно, при строительстве Актау были допущены кое-какие просчеты, в следующий раз мы их не повторим, — сказал Тас. — Я как-то слушал органную музыку в Домском соборе в Риге. Впечатление неизгладимое. Интересно, что для музыки не надо переводчика. Мне кажется иногда, что только музыка может объединить людей разных национальностей, для нее нет ни преград, ни пределов. Она достигает прямо сердца, захватывает душу. Если бы мы научились строить передвижные дома…

— Значит, вы хотите строить дома с подвешенным мотором, чтобы можно было кочевать с места на место? — рассмеялась Вайра.

— А вы не смейтесь. Когда-нибудь построят и летающие дома. В первую очередь должны быть летающими театры. Допустим, Большой театр прилетел в Актау…

— Ну, вашу фантазию не остановишь, — усмехнулась Вайра. — Скажу прямо, детские все эти фантазии.

— Я говорю от души, — возразил Тас. — Это не ребячество, а национальная черта. В древности казахский народ веками вел кочующий образ жизни, и архитектура у них была кочующей. Как только место их становища начинало изнашиваться, они разбирали юрты, навьючивали на верблюдов и переезжали. Разве это не разумно? У нас же иногда получается так. Строим какое-нибудь предприятие, рядом появляется красивый город. Но вот природные запасы, питающие предприятие, истощаются. Что делать? Приходится возить сырье за тысячи верст. Разве это рентабельно? Значит, нужны передвижные конструкции, разборные. Иногда я беспокоюсь, что истощатся запасы нефти в Мангыстау, что тогда нам делать с высотными домами Актау?

— Даже если будут перевозить конструкции с места на место, для архитекторов все равно найдется работа, — снова рассмеялась Вайра, видимо, не принимая всерьез рассуждения Таса. — Честное слово, фантазия у вас как у ребенка. А вы ведь не ребенок.

— Издевайтесь сколько угодно. — Тас покраснел. Хотя он и знал, что несет околесицу, сдаваться перед трезвыми доводами рассудка ему не хотелось. — И все-таки представьте: что, если бы в космическом пространстве, в невесомости, построили дома? И мы бы с вами облетали их на ракете…