- Абсолютно ничего, - сказал Кошкин и с места взял такую скорость, что Волина втиснуло в эластичную спинку сиденья.

Фонари по сторонам широкого шоссе слились в светящийся пунктир.

- Заседание обкома в десять ноль-ноль, - сказал Кошкин, стремительным виражом огибая автобус. - У вас еще есть несколько часов. Самолет на Симушир заказан на четырнадцать ноль-ноль.

Волин бросил взгляд на спидометр. Стрелка подрагивала около ста пятидесяти. Кошкин был верен себе.

- Все члены комиссии приехали? - спросил Волин, помолчав.

- Все, кроме профессора Анкудинова. Старик, как всегда, опоздает.

- А там, на Симушире, не удалось принять по радио... никаких сигналов?

Кошкин так удивился, что даже сбавил скорость до ста километров.

- С "Тускароры", Роберт Юрьевич?.. Вы еще ждете сигналов?

- А почему бы нет!

Кошкин дал газ, и стрелка спидометра сразу рванулась к ста семидесяти.

- Послушайте, не злоупотребляйте, - посоветовал Волин. - Бетон мокрый. Скользко. Кроме того, тут, вероятно, попадаются регулировщики...

- Меня знают, - объяснил Кошкин, но все-таки убавил скорость до ста сорока. - Нет, Роберт Юрьевич, никаких сигналов больше не было. В тот вечер передача оборвалась сразу, как ножом обрезали. И больше ни звука. Это все получилось мгновенно. Взрыв или...

- Передача оборвалась именно в тот момент, когда Савченко сообщил о фиолетовом свечении?

- Мы все дали в газеты абсолютно точно, - сказал Кошкин. - В Совет Министров, вам в институт и в центральное информбюро дан абсолютно идентичный текст. Так приказал Лухтанцев. А текст передавал я лично.

- Кто принимал последнюю передачу с "Тускароры"?

- Марина Богданова - биолог наземной базы "Тускароры" на Симушире. Может, знаете?

- Нет.

- Она недавно работает. Совсем девчонка. Прислали после окончания института. Все просила, чтобы ее взяли вниз на станцию.

- Где она сейчас?

- Здесь, в Петропавловске. Ее тоже вызвали на заседание в обком.

- Это хорошо.

- А как вы думаете, Роберт Юрьевич, что могло произойти там, внизу?

- Не знаю.

- Ну, а все-таки, что вы предполагаете?

- Пока ничего...

- Э-э, - разочарованно протянул Кошкин. - У нас тут уже у всех свои гипотезы. Лухтанцев, например, считает, что станцию сразу раздавило давлением воды.

- Вздор, - резко бросил Волин.

- Как вы сказали? - удивился Кошкин, оторопело глядя на Волина.

- Смотрите вперед, - посоветовал океанолог. - Я сказал - вздор.

- Ага, - согласился Кошкин. - Между прочим, я с ним тоже не согласен. Геннадий Розанов, аспирант Лухтанцева, думает, что на станции произошел взрыв. Могли взорваться баллоны с резервным кислородом или еще что.

- Маловероятно.

- Вода, заполнившая входную шахту, некоторое время газировала. Марина говорит, что это было похоже на кипение. Розанов поэтому считает, что само здание станции уцелело. Взрыв произошел внутри и не разрушил ее.

- Откуда же взялась вода в шахте?

- Какая-нибудь трещина могла получиться. Через нее?

- Это тоже вздор, - заметил Волин.

По сторонам шоссе уже мелькали многоэтажные дома, зеленые газоны, яркие пятна цветочных клумб среди мокрого асфальта. Круто свернув в боковую улицу, Кошкин резко затормозил возле большого серого дома.

- Лухтанцев приказал привезти вас сначала сюда, - сказал Кошкин. - А уж потом в гостиницу. Он ждет вас...

Сопровождаемый Кошкиным, Волин неторопливо прошел в подъезд, у дверей которого висела черная табличка с белой надписью: "Петропавловский филиал Всесоюзного института океанологии".

Однако директора филиала профессора Лухтанцева в этот ранний час в институте не оказалось.

- Работал всю ночь, а недавно поехал домой, побриться и позавтракать, объяснила заспанная секретарша. - Просил позвонить, как вы приедете. Я сейчас сообщу ему. Проходите в кабинет.

Волин кивком головы пригласил Кошкина следовать за ним. Они сели на широкий кожаный диван, закурили.

- Значит, давление воды, взрыв, что еще? - спросил Волин, испытующе поглядывая на Кошкина.

Кошкин поправил съехавший на бок галстук, старательно пригладил взлохмаченные волосы.

- Еще подводное извержение; оползень подводного склона, помните, там в одном месте подводный склон был очень крутой. В обкоме считают, что авария произошла в шахте. Вода через шахту проникла на станцию.

- Интересно, а что вы думаете? Убежден, что у вас есть своя гипотеза.

- Может быть, - скромно ответил Кошкин.

- Тогда выкладывайте.

- У меня их три, Роберт Юрьевич.

- Это уже плохо. Одна гипотеза - хорошо, две - терпимо, но три - никуда не годится.

- Я ведь последний, кто возвратился со станции...

- Не знал. Впрочем, даже это не дает права на три гипотезы сразу. Когда вы последний раз были на станции?

- Ровно за сутки до... аварии. Я возвратился наверх в пятницу и сразу улетел в Петропавловск. А в субботу вечером оборвалась радиосвязь. Сегодня вторник. Я был внизу трое суток назад.

- Когда в шахте появилась вода?

- Этого точно никто не знает. Мы прилетели на Симушир в воскресенье, шахта уже была заполнена водой.

- А работники наземной базы?

- Они обнаружили воду в воскресенье рано утром. Ночью никто к шахте не подходил. Сначала думали, что наступил простой перерыв в радиосвязи. Ведь ни один вид сигнализации не подал сигнала тревоги.

- Вот это самое загадочное, - заметил Волин. - Поднимаясь вверх по шахте, вода не могла не выбить все пять аварийных перегородок. Сигнализация должна была сработать.

- Сигналов не было: ни снизу, ни из шахты. Совершенно точно! Поэтому Лухтанцев...

- Это я уже слышал. Скажите, после вашего возвращения снизу кто-нибудь проходил по шахте?

- Проходил. Когда я улетал с Симушира, готовился к спуску Северинов. Он благополучно прибыл на станцию.

- Северинов, кажется, студент?

- Он приехал на дипломную практику. Такой замечательный парень, Роберт Юрьевич. Боксер! Его мне особенно жалко... Какую его мать телеграмму Лухтанцеву прислала! Убийцей называет и еще как-то. Странное такое слово... эх, забыл... Между прочим, это Северинов первым заметил гигантского кракена. Представляете, Роберт Юрьевич, тридцать девять метров длиной.

- Так уж - тридцать девять!

- Они хорошо рассмотрели! Кракен потом несколько раз появлялся возле станции. Даже сломал павильон с приборами для донных наблюдений.

- Вот как. Не знал...

- Все это получилось перед самой аварией. А уж потом было не до кракена.

- Скажите, Алексей... простите, запамятовал отчество.

- Павлиныч, - подсказал Кошкин.

- Скажите, Алексей Павлинович, а вы сами не видели этого спрута?

Кошкин заморгал виновато:

- Вот чего не видел, того не видел. Последний раз битых три часа просидел вместе с Савченко в угловой башне. Знаете, в той, с большим прозрачным куполом. Но так ничего и не видел. То есть рыб разных было до лиха, угрей пятиметровых видели, а кракен не появился.

- Не повезло вам, Алексей Павлинович... Однако вернемся к вашим гипотезам. Кажется, их три?

- Первая - кракен, Роберт Юрьевич. Он виновник аварии.

- Что же он мог сотворить?

- Все что угодно! Савченко рассказывал, что это чертовски умные бестии. Кракен не зря несколько дней плавал вокруг станции; он разнюхивал слабое место. Потом раз - и готово...

- Так... А вторая... гипотеза?

- Кашалот, Роберт Юрьевич! Кашалот охотился за этим кракеном, напал на него. Во время драки они повредили шахту.

- Простите, что повредили?

- Шахту, которая ведет к станции.

- Неплохо придумано. Остается еще третья гипотеза.

- Третья наиболее неясная и туманная для меня самого, Роберт Юрьевич, сказал Кошкин, наклоняясь к самому уху Волина и почему-то снижая голос до шепота. - Я еще не продумал до конца, но вам скажу... Там мог оказаться еще кое-кто... Они могли прилететь с Венеры... Савченко рассказывал о следах... Понимаете, во время рекогносцировочного маршрута он наблюдал совершенно удивительные следы на дне...