Много еще морских баек рассказал Васе впавший в ностальгические воспоминания Семага за долгую дорогу. Он весело, порой цинично шутил о бывших коллегах, уверенный, что навсегда распрощался с военной службой. Семага не знал, что ему придется еще раз покомандовать боевым кораблем. С вполне предсказуемыми, впрочем, последствиями.

Весна 92-го года стала критической для Приднестровской республики. Бои шли на окраинах Дубоссар, истекали кровью Бендеры. Кадровых офицеров среди дравшихся насмерть ополченцев (вчерашних рабочих, трактористов, виноградарей) не хватало катастрофически. Пятидесятисемилетний Семага, воевавший к тому времени в батальоне «Днестр» командиром взвода, принял под команду бронекатер, спешно переделанный из скромного речного работяги серии «Тайга». Восьмиместный легкий катер «Тайга» совсем не предназначен воевать. Его дело – развозить грузы и пассажиров в расположенные по притокам отдаленные поселки. Но выбирать было не из чего…

…Третий выстрел из гранатомета прошил как фольгу семимиллиметровую «броню» и разнес двигатель, покончив с надеждами Семаги сняться с предательской мели. Рассветало.

– Плыви, Гриша… – прохрипел Семага и сплюнул. Плевок расплылся кровавой кляксой. Чтобы не упасть, Семага ухватился за рукоятки ДШК, установленного в носовой полубашенке. Головы остальных четырех членов экипажа медленно перемещались в сторону далекого левого берега. Слишком медленно – вода в Днестре была ледяная, а течение быстрое.

Гриша молча покачал головой и залег на палубе, пристраивая к пробоине фальшборта АКС с двумя магазинами, перехваченными синей изолентой. Он вообще был немногословен, этот парень из-под Черкасс, прошедший к тридцати своим годам Афган и Рижский ОМОН.

Семага не стал спорить. Напряженно щурясь – очки валялись на палубе сиротливой кучкой золоченных проволочек и битых стекляшек, – он пытался понять, двоятся ли в его глазах кочки на берегу или же это пятнистая форма молдавских полицаев – «румынов», как звали их приднестровцы. Стрельба пока прекратилась. Может, кончились выстрелы к РПГ, а может румыны хотели захватить кораблик, прославившийся в последний месяц отчаянными ночными рейдами.

Но там, на берегу, были не кочки – рассветный туман вспороли автоматные очереди. Били не по катеру, фонтанчики от пуль потянулись по воде к плывущим. Семага закусил губу и выпустил первую гулкую очередь. Потом еще и еще. ДШК – пулемет устаревший, но его крупнокалиберные пули, с палец толщиной каждая, страшное оружие на полутора сотнях метров. Они разносили в мелкую щепу остатки деревянного причала, разбитые прибрежные камни разлетались во все стороны смертоносными осколками. Иногда пуля находила фигуру в камуфляже. Тогда у воссоединения с Румынией становилось одним сторонником меньше – бронежилеты на таком расстоянии не спасали. Когда ревущий ДШК делал паузу, были слышны скупые очереди автомата Гриши.

Через час после рассвета румыны, осатаневшие от сопротивления обреченной посудины, подтащили установку и саданули ПТУРСом. Попали с первого раза – в небо ударил столб пламени и металла, воды и крови…

…В День Военно-Морского Флота, приняв по первой и по второй за семь футов под килем и за славные былые победы, прежде чем спеть про гордый «Варяг» – поднимите молча сто фронтовых грамм и за капитана третьего ранга Семагу. Заслужил.

Бульдозер сбросил первые кубометры земли на разложенные в идеальном прижизненном порядке кости (Скворушкин не слишком верил в долговечность нанесенных черной нитрокраской сборочных номеров и решил подстраховаться).

– А знаешь что, Вася, – задумчиво сказал Семага, машинально снявший фуражку. – Пусть он так здесь и лежит. Не надо Рогожину его откапывать. Кости в земле лежать должны. Негоже им среди живых людей, совсем негоже…

Это было надгробное слово Моби Дику…