Начали валить лес, строить жильё. Выше всех поднялся двухэтажный особняк Андрея Пилипенко, самого богатого из приехавших. Нанятые мужики быстро выстроили не только добротный, хотя и без архитектурных излишеств, просторный дом для семьи Андрея, но и крахмальный завод, помещения для молотилки и других сельскохозяйственных служб. Из города хозяин привёз молотилку, которую приводили в движение четыре лошади, впряжённые в крестовину и ходившие по кругу.

К зиме у Андрея всё было готово. И на следующий год, когда с освобождённого батраками от леса участка был получен урожай, потекла в карман прибыль.

Рядом с Андреем построился младший брат Данила, у него усадьба поскромнее, дом одноэтажный.

Братьев Пилипенко было двое.

Большой родственной группой приехали Саковы: Герасим, Ева, Прохор, Пётр, Григорий, Николай, Емельян с семьями. С помощью батраков они поставили семь домов. Богатство и многочисленность Саковых обеспечивали им большое влияние среди переселенцев, поэтому и деревню назвали в честь старшего Сакова Герасимовкой.

Заметным влиянием обладал клан, связанный родственными узами с Морозовым Сергеем Сергеевичем, или, как его называли односельчане, дедом Морозом.

Дед Мороз, в отличие от остальных, не был крестьянином: он работал надзирателем в Витебской тюрьме, где и скопил своё состояние. Видно, работёнка была не пыльная, да денежная. Из этой самой тюрьмы взял он себе в жёны цыганку Аксинью-конокрадку. Трудно сказать, была ли она тогда красавицей, но когда приехали они с дедом Морозом за Урал, брови у неё были длиннющие, страшные, дети в Герасимовке её все боялись.

У деда Мороза и Аксиньи было два сына: Иван и Трофим, поставившие свои дома рядом с отцовским, по обеим сторонам от него. Рядом с Иваном поставил свой дом Кулуканов Арсентий, женатый на дочери Сергея, напротив Трофима - Силин Арсентий, женатый на другой дочери деда Мороза. Оба Арсентия были богатенькими. Небогатый Денис Потупчик, тоже зять Сергея и Аксиньи, построился ближе к центру деревни.

Основную массу составляла беднота, которая тоже старалась ехать родственными группами. Девять дворов поставили Книги, приехавшие из Минской губернии: Давыд, Герасим, Александр, Григорий, Абрам, Ефрем, Леонтий, Фёдор, Василий с семьями.

Ермаковы поставили пять дворов, Юдовы - четыре.

Немало было и одиночек или приехавших с дальней роднёй. Например, Минай Волков, тоже бедняк, живший под одной крышей с сыновьями Иваном, Константином, Петром и Афанасием.

Следует указать на существенное отличие населения Герасимова от населения сёл и деревень Белоруссии или старожильческих сёл Сибири. Там крестьяне, живущие в одном или нескольких селениях, совместно решали многие земельные, хозяйственные, налоговые и другие вопросы, составляли общину. Здесь же общины не было.

Конечно, к этому времени община в прежнем виде уже не существовала и в старожильческих сёлах, притом чем восточнее, тем меньше была власть общины в вопросах землевладения. Здесь же этой власти не было вообще. Это позволяло усилить эксплуатацию бедняков с помощью юридических зацепок. Выше уже было сказано, что очень многие переселились, не имея официального разрешения. Это позволило тем, кто имел «чертёж» своей земли, полученный от властей, дожидаться, когда этот участок очистит от леса «дикий» переселенец, после чего через суд согнать его с надела, получив таким образом практически без затрат труда и средств готовый «законный» надел. В Герасимовке так поступил Куцаков Иван, согнавший с обработанной земли Тита Потупчика. На судебном процессе Ивану помогли Ева Сакова и другие богатеи, давшие выгодные Куца-кову «свидетельские» показания.

Население Герасимовки отчётливо раскололось: кулаки, в среде которых ценилось богатство, независимо от его происхождения, и бедняки: среди которых ещё имели силу старые общинные обычаи и действовали традиционные этические нормы.

У бедняков сохранился обычай организовывать помочи, когда крестьяне сообща выполняли тяжёлые работы по очереди каждому члену сообщества. Помочи были хорошей школой формирования необходимых в тайге навыков. Здесь были элементы соревнования, обмен опытом.

Кулаки в помочах не участвовали, пользовались наёмным трудом. Кто от случая к случаю, а кто и постоянно. Например, Григорий Саков. Если при раннем феодализме княжеские дочери и сама княгиня должны были быть образцом для простых баб, то при капитализме паразитизм имущих классов перешёл все границы. Бабы вовсе перестали работать, как жена Г.Сакова, которая вообще не участвовала ни в каких работах. Всё круглый год выполнялось батраками.

У кулаков - каждый вечер пир, пляски под музыку. Бедняки от темна до темна заняты непосильным трудом: надо и свои дома до холодов поставить, и участки от леса расчищать. А работа эта адская. Сначала со стоящих деревьев обдирается кора, чтобы деревья высохли. Зимой начиналась рубка деревьев, которые складывали в костры. Весной, когда почва немного подсохнет, эти громадные костры поджигались. Большими шестами костры постепенно перемещались по палу, чтобы выжечь пни. Полностью очистить поле от корней в первые годы вовсе не удавалось, озимь сеяли по пожоге, едва разрыхлив землю сохой, а то и мотыгой и заделав семена бороной-суковаткой. А надо ещё и денег подзаработать, нанимаясь к кулакам. Лентяев здесь не было: лентяй в тайге просто не мог выжить. Не было среди бедняков и пьяниц. Поэтому в России алкоголя потреблялось в шесть раз меньше, чем во Франции; в пять раз меньше, чем в Италии; в три раза меньше, чем в Англии; в два раза меньше, чем в Германии.

Когда приходило время сеять, бедняки попадали в вечную кабалу. Семена надо брать в долг у кулака: купить-то не на что. Если же взял в долг пуд зерна, должен день отработать на поле кулака, а не возвращать без отработки зерно из нового урожая. Для посева на один гектар нужно девять пудов, что влечёт необходимость отработать девять дней на поле кулака за каждый свой гектар. Естественно, сроки отработки определяли кулаки: в посевную. А уж свои гектары будешь засевать после, когда посеешь кулаку. Запоздание с посевом резко снизит урожай на поле бедняка, поэтому хлеба от нового урожая хватит в лучшем случае до января. А там - снова бери в долг, снова отрабатывай... Короче говоря, заколдованный круг, из которого беднякам уже не вырваться, хоть круглые сутки работай.

Таким образом, кто приехал просто бедняком, стал настоящим рабом. Приехал середняком - стал беднейшим бедняком. Степень эксплуатации бедняков перешла все мыслимые границы. Если при феодализме закон и традиции разрешали помещику использовать труд крестьянина на барщине 2-3 дня в неделю, то здесь уже не было ни закона, ни традиций, ограничивающих степень эксплуатации.

Лишь немногие переселенцы избежали этого замкнутого круга, подобно Василию Прокопенко из Витебской губернии,который три года батрачил на кулаков в старожильческой деревне Гузеево. Ценой страшного напряжения заработал зерна, денег, купил корову, лошадь, поставил маленькую хатёнку.

Поскольку общины фактически не было, наделы были постоянные. Применялась двухполка: после каждой культуры следовал пар. Сеяли в поле пшеницу, рожь, ячмень, горох, овёс. Средний размер наделов составлял 5-6 гектаров.

Поля были за деревней, среди тайги. Возле домов были огороды, где росли картофель, горох, лён, просо, гречиха, турнепс. Размеры огородов доходили до 96 соток.

Палисадников не было. Ни смородины, ни тополей, ни рябины, ни акации... Деревенская улица была голая.

Сто семь дворов Герасимовки растянулись вдоль дороги на три километра.

Хозяйство у большинства крестьян было почти натуральным: ничего не покупали. Сами лён сеяли, сами пряли, ткали. И шили сами. И сукно сами делали из овечьей шерсти.

Летом ходили босиком, зимой - в лаптях, покупная обувь была только у кулаков.