Найдя нужную карту, капитан распрямился и только теперь заметил, что в кабинете он уже не один.

— Что вы…

Горло сдавило невидимой удавкой. Незнакомец вскинул руку, и из стоявшего на полке графина тугим прозрачным жгутом вырвалась вода, в мгновенье скрутила запястья Собо, придавила к столешнице и тут же заледенела.

— Сейчас я позволю вам говорить, но только шепотом. Более громкий звук причинит вам боль, а крик повысит давление в сосудах настолько, что это может закончиться кровоизлиянием в мозг.

Капитан знал, что одаренные клана Воды способны управлять любыми жидкостями, в том числе кровью, и хотя незнакомец в простом сером комбинезоне без нашивок и клановых знаков мало походил на ару, скованные льдом руки говорили обратное.

— Вам понятно?

Спазм отпустил, но Собо не рискнул заговорить и лишь кивнул в ответ. Воспитываемые годами инстинкты наблюдающего вопили о том, что нужно как следует рассмотреть чужака, чтобы потом, если, конечно, удастся пережить эту встречу, составить по памяти портрет нападавшего, но капитан не мог сконцентрироваться ни на чем, кроме устрашающего вида конструкции, скрывавшей часть лица риана и, по-видимому, заменявшей ему правый глаз. В разные стороны от черного ока объектива тянулись щупальца-крепления — два вверх, на лоб, и еще два на висок. Над круглой линзой нервно вибрировала светочувствительная диафрагма, делая живым киберглаз, в глубине которого светился голубой огонек.

— Где мальчик?

— Кто?

— Мальчик, у которого вы забрали это.

Незнакомец поднял над столом медальон, с расстегнутой цепочки соскочила и упала на пол алмазная подвеска, но странный ару не придал этому значения.

— Где он? — его голос, негромкий и спокойный, был похож на его глаз — такой же ненастоящий.

— Его увезли в «Гелфити», — еле слышно прошептал капитан.

Секундная пауза, хруст сжавшихся в кулак пальцев.

— Когда?

— Пять… Десять минут назад.

Глаза чужака, живой и искусственный, бегло обшарили кабинет и остановились на оружейной стойке.

— Индустрия смерти не стоит на месте, — сказал сам себе ару и обернулся к капитану, показывая тому выбранное оружие. — Это новая модель?

— Змей, — прошелестел Собо. — Класс «Эфа». Обойма на двадцать четыре патрона. Заряд… Заряд на тридцать импульсных ударов. Мощность импульса регулируется…

Незнакомец синхронными движениями выложил на стол оба своих пистолета — наблюдающий только теперь заметил, что у него не было палаша, как это принято у военных, — и забрал две «Эфы». Одну тут же вложил в кобуру, вторую направил на капитана.

— Как долго длится действие парализующего разряда?

— От пяти до восьми часов.

— Хватит.

— Подождите! — Собо почти воскликнул, и, как и обещал одаренный, расплатой за это стала боль. — Подождите, — прохрипел он. — Зачем? Вы же риан… Ару-риан. Зачем вам какой-то шакал?

Не ответив, ару нажал на спусковой крючок.

Витар больше не плакал, не просил, не уговаривал. Слезы кончились, а после того, как в участке у него отобрали все вещи, включая медальон и кристалл-переводчик, говорить что-либо стало бесполезно. Мальчик молчал.

Его не били, на него не кричали. Напротив, обращались с ним аккуратно и бережно. Даже укол сделали, предварительно уложив на мягкий пол полутемной комнаты. После укола прошла боль в боку, и сделалось безразлично, о чем переговариваются между собой на незнакомом языке незнакомые люди. Он уснул и видел во сне маму. У нее не было лица, только волосы цвета гречишного меда и теплые руки, но он знал, что она улыбается. Он хотел сказать, что любит ее и ни на миг не поверил в россказни открывающего, но его разбудили и по длинному коридору вывели на улицу. Там было холодно, а Витар стоял босой на бетонном крыльце…

Однажды, это было очень давно, до того, как мачеха сказала, что скоро у нее появятся свои дети, а он еще не называл ее ведьмой, Витар точно так же выбежал на крыльцо, чтобы увидеть первый в том году снег. Так же мерзли ноги, но она подхватила его на руки и…

Мужчина в темно-лиловом комбинезоне взял его на руки, и осторожно, словно ценный груз, перенес в машину. Мальчик сидел у окна, за которым мелькал ночной город и, не пытаясь понять, слушал разговор водителя и своего сопровождающего. Несколько раз повторилось слово «Гелфити», и Витар вспомнил, что так называется клиника, в которой папа не захотел сделать себе новый глаз… Клиника, в которую его продала мать, которая вовсе не была принцессой, — об этом он тоже вспомнил, но тут же зажмурился и пожелал забыть.

Забыть не получилось. Сонливость ушла, вернулись мысли, от которых снова хотелось плакать, кричать и кусаться. Но мальчик молчал.

«Гелфити» оказалось вовсе не клиникой. По крайней мере не такой клиникой, какую ожидал увидеть Витар. Машина выехала за город, долго катила по пустынной дороге, пока наконец не остановилась у закрытых ворот. Водитель что-то сказал подошедшему к машине человеку, и металлические створки с гудением разъехались. За ними снова была дорога. Какие-то строения, освещенные ярким светом фонарей, мелькали за окнами. Еще минут через десять они снова остановились, теперь уже у высокого — Витар не смог сосчитать, в сколько этажей — здания.

Коридоры, лестницы, стеклянная кабина лифта. Просторные комнаты, заставленные каким-то непонятным оборудованием. В одной из комнат его заставили снять одежду, в которую его обрядили в участке. Витар не сопротивлялся: все равно она была большая и неудобная, и почти не спасала от холода. Затем был душ. Тонкие теплые струи били отовсюду, с потолка, стен и даже из пола. Мальчик заплакал, но вода тут же смывала слезы с лица. Его высушили теплым воздухом и повели дальше, через большую белую трубу. Он шел безропотно, словно после того укола, не смотрел вокруг и уже ни о чем не думал. Послушно позволил поставить себя в высокий стеклянный шкаф, закрыть прозрачную дверь, отрезавшую от него все звуки, и равнодушно глядел, как льется из отверстий в стенах густая светло-желтая жидкость.

И только когда она уже поднялась до уровня груди, ребенок вдруг очнулся и забарабанил кулаками по толстому стеклу.

— Откройте! Пожалуйста, откройте! Выпустите! Я хочу домой, к папе… и к маме…

Похожая на подтаявший студень жижа накрыла его с головой, Витар задержал дыхание, но надолго его не хватило, и мальчик почувствовал, что захлебывается… А спустя секунду не чувствовал уже ничего.

Иногда Дэвигард думал, что если бы он захотел, то вспомнил бы себя в тот день, когда появился на свет. А может, еще раньше. Но это было бы ненормально, а он не хотел без надобности пополнять коллекцию своих ненормальностей. Первые воспоминания о детстве и так были достаточно ранними: Дэви помнил, как лежал в колыбели, и мать говорила ему что-то с ласковой улыбкой.

С тех пор она совсем не изменилась. Несколько раз поменяли длину волосы, и дважды менялся их цвет, но сейчас она была точь-в-точь такой же, как в его воспоминаниях. Даже одежда похожая: в повседневной жизни мама предпочитала спокойные тона и удобные, практичные вещи — рубашки, брюки, широкие свитера. Сегодня на ней были джинсы и легкая ветровка, наброшенная поверх футболки.

— Здравствуй, малыш.

Малыш! Пришлось наклониться, чтобы подставить для поцелуя щеку.

— Привет, мам. Я ждал вас завтра.

Их часто принимали за брата и сестру, а в последнее время все чаще за старшего брата и младшую сестру. Он слишком быстро взрослел, наверное, даже быстрее, чем мать.

— Ждал? — недоверчиво улыбнулась она.

— На праздничный ужин. Я купил мороженое и позвал Лару. А она новое платье сшила для такого случая.

Дэви, действительно, планировал в этот раз отпраздновать день рождения с семьей, как когда-то. В конце концов, родители не виноваты в его проблемах. Ну, если не считать того, что произвели его на свет… такого. Но ведь они и любили его таким. А он любил их. Разве этого недостаточно человеку для счастья? Пусть даже этот человек еще и немного эльф, немного орк, на столько же дракон и, по мнению другого дракона, без пяти минут Владыка Сопределья.