— Я согласен на сытую старость, — Сэл давно признал тот факт, что проживет намного меньше друзей, и его это не удручало. Главное — не сколько, а как.

— А у тебя есть альтернативы? — заинтересовался Лайс.

— У меня нет, — Иоллар зябко передернул голыми плечами. — Но иногда думаю, что было бы неплохо, если бы жизнь решила за нас. Помните, как Ромар говорил? Не сейчас, лет через сто. Увидеть внуков и умотать подальше от чашки какао и теплого пледа, найти свою последнюю войну, и не дожидаться пока… Короче, думаю, что…

О некоторых вещах вообще противопоказано думать.

Сэл крепче прижал к себе ребенка, показывая, что у него заняты руки, и попросил сидящего рядом Эн-Ферро:

— Стукни за меня этого мыслителя голозадого. Я домой хочу.

Ленир понятия не имел, как оказался на кровати под цветастым пологом. Но, как бы то ни было, выспался неплохо, и затылок после вчерашнего падения уже не болел, и остатки хмеля за ночь выветрились. Ноги, правда, чуток затекли — спал-то не снимая сапог, и одежда измялась. Но до того ли, когда, открыв глаза, боишься пошевельнуться оттого, что чувствуешь рядом живое тепло и к плечу прильнула голова в ажурном чепце?

— Теперь я просто обязан на тебе жениться, — прошептал эльф, губами потянувшись к розовому кружеву.

— А занавесочку мне подаришь? — перегаром дохнуло из-под оборок.

— Тьфу ты! — принц с досадой отпихнул от себя заспанного огневика.

— Совет да любовь, — пропела от печи Эйли. — Вы тут пока о дне свадьбы сговоритесь, а я пойду воды наберу.

Опершись о край кровати лапами, на постель с любопытством заглядывала мантикошка, на голове у которой, в аккурат между ушей, умостилась удивленно вращавшая глазами саламандра. А кто-то рассказывал, белочка в таких случаях приходит…

— Чего толкаешься? — Эвил, кряхтя, приподнялся и сел, опершись на завешенную гобеленом стену, зачем-то поправил на голове чепчик и лягнулся в ответ так, что эльф чуть не скатился на пол.

— А ты чего тут… это?

— А сам?

Ленир рывком сел. Пригладил волосы и наморщил лоб, пытаясь припомнить события прошлого вечера.

— Много вчера выпили? — спросил думавший о том же маг.

Эльф вспомнил выставленные в рядок чарки-свечки, и как хлопком гасил голубой огонек и опустошал одну за другой. Две, три, четыре… восемь, девять… двенадцать…

— Много, — кивнул он, сбившись со счета.

— И?

— И ты проиграл.

— Это я помню, — недовольно отмахнулся Эвил. — Дернули хоры с тобой связаться! Лучше бы Гаса дождались…

— Так мы дождались.

— И?.. Ик…

— Ты попросил его одолжить нам оружие, чтобы мы могли продолжить спор. Очень вежливо попросил, должен заметить. А он назвал тебя нетрезвым… м-м-м… Как-то нехорошо назвал. Ты обиделся. Несильно. Совсем чуть-чуть… Думаю, волосы у него скоро отрастут…

— Илот Всемогущий, — огневик со стоном закрыл лицо ладонью. — Я подпалил Гаса?

— Он первый начал. Очень невоспитанный тип. Меня он тоже, кстати, назвал остроухим… хм… да… Я тоже обиделся.

— Ты-то хоть огнем не швырялся.

— Так я же не умею, — пожал плечами эльф. — Но кто-то оставил у стены посох… Такая хлипкая палочка, сломалась уже после второго удара.

— А Гас?

— У него очень крепкая голова, мне кажется. Когда на него вылили ведро воды, он, как ни в чем не бывало, поднялся и пошел…

— Куда?

— Не знаю. Но вряд ли туда, куда ты его послал.

— Ужас, — прошептал Эвил, натянув чепец на глаза. — Мы подпалили и отдубасили Гаса? И его свора выпустила нас живьем?

— Мы вообще-то сами ушли. Были там какие-то нервные юноши, кидались на нас с мечами. На нас, безоружных, и с мечами! Это же нечестно!

— Мы сбежали? — спросил упавшим голосом огневик.

— Нет. Сбежали они, после того как мы отобрали у них мечи. А мы еще немного задержались в том достойном заведении, чтобы отпраздновать свою победу и довести до конца наш спор. И ты проиграл. Поэтому привел меня сюда, чтобы объявить Эйли о том, что отказываешься от притязаний на ее руку в мою пользу… Неужели совсем ничего не помнишь?

— Теперь, когда ты рассказал, смутно припоминаю. А что это был за фейерверк? Ну, такое: ух, вверх и бабах — в разные стороны!

— Это была моя шапка вообще-то, — проворчал принц.

А если разобраться, то шапка была даже не его, а Сэллера. Ленир сомневался, что полученную у Буревестника одежду после придется сдавать по описи, но все же было неудобно. Особенно, если учесть, что сам подначивал огневика устроить тот самый «фейерверк». Особенно, после давешних цветочков… К слову, что сталось с розочками, неизвестно. Последнее, что помнил, — это как занюхивал пожухшим букетиком очередную опрокинутую чарку.

— Ох, мать… — Эвил зажмурился и с силой сжал виски. Потом встрепенулся, едва не подпрыгнув на кровати. — Мать, — простонал он уже с другими интонациями, — убьет… Связался же с тобой! А еще говорят, будто эльфы не пьют.

Принц смущенно пожал плечами: мало ли, что говорят. И мало ли, какие у них тут, на Таре, эльфы. На родном Эльмаре пьянство было не в почете, как у детей Элир, так и у их соседей, орков Сумрачного края, но пили и те, и другие. Часто и, бывало, много, но без фанатизма. Легкое вино сопровождало каждую трапезу, и давали его, в малой мере, даже детям: аппетит улучшает, кровь разгоняет. Теплым сладким вином со специями лечили раннюю простуду или же просто грелись. Напитки покрепче употреблялись по случаю, на шумных застольях и горьких тризнах: веселье разжечь или тоску прогнать. У орков принято было даже состязаться в выпивке, но не в том, кто больше в себя вольет, а в том, кто дольше останется на ногах да при памяти: до бесчувствия нализаться считалось у них позором. Только остроухих соседей сыны Сумрака в подобные состязания не звали. По одной простой причине: при всей своей внешней хрупкости и хлипкости те всегда оказывались выносливее в таких испытаниях. И если разобраться, ничего удивительного в этом не было. Ведь если боги наделили кого долгой жизнью, так и позаботились о том, чтобы прожил он эту жизнь, не страдая от мелких хворей, кишечных расстройств и похмелья. Иоллар, имевший в этом вопросе больше познаний, как практических, так и теоретических, неведомо в каких мирах нахватавшись специальных терминах, объяснял как-то брату об особенностях физиологии эльфов, ускоренном метаболизме и ферментах, не только алкоголь, но и яды в умеренных дозах расщепляющих без последствий для организма, но Ленир не взялся бы сейчас повторить все это Эвилу. Во-первых, боялся, что не вспомнит всех тех умных слов. Во-вторых, не хотел, чтобы его обвинили в нечестной победе.

Но огневик и без ферментов нашел, к чему придраться.

Эйли задерживалась, то ли по делам отвлеклась, то ли намеренно дала парням пообщаться без нее, и молодой маг, еще раз заслушав и окончательно припомнив, как они вдвоем, говоря его языком, наваляли первому задире школы и его верной команде, стал разбирать причины своего позорного поражения:

— Вот у тебя вчера что на ужин было?

— Рыба, — не скрывая и не понимая сути вопроса, ответил эльф.

— Во-от! — Эвил поправил сползший на лоб чепчик. — А у меня — основы практической магии, которые мы тут с Эйли дотемна грызли. На пустой желудок и квасу-то много не выпьешь! Так что…

— Предлагаешь повторить? — уточнил Ленир доброжелательно и заметил, как огневик из просто бледного превращается в бледно-зеленого.

— Н-нет… Лучше уж на мечах, как сразу договаривались.

— Как скажешь.

Но что-то говорило, что исход этого поединка ничего не изменит. Ну, не везло Лениру в любви, и все тут! Просто ужас, как не везло. У Иоллара, например, — Ленир во многом на брата равнялся — совсем не так было. Иоллар, когда Галлу встретил, с первого взгляда понял, что это навсегда. И она — тоже поняла. С первого взгляда. Принцу всего лет десять было или чуть больше, когда Лар ему это рассказывал, но запомнил он эти рассказы на всю жизнь. И еще тогда решил, что у него так же будет: с первого взгляда и навсегда. С первым взглядом проблем не было, Ленир только так и влюблялся. И навсегда, наверное, мог бы, но прагматичность, унаследованная, видимо, от отца, подсказывала, что без взаимности навсегда как-то недальновидно. А с взаимностью ну никак не выходило.