Пикуль Валентин

Был город, которого не было

У стола прокурора еще один свидетель:

- Как сейчас вижу: лежит голая мертвая женщина. Груди и правая рука отрублены. Левый глаз вынут заостренною палкой. Палка с этим же глазом воткнута в землю. Недалеко от убитой всажен кол в землю. На колу - грудной младенец. Изо рта младенца торчит грудь, отрубленная у его матери.

- Свидетельница Петрова, подойдите к столу. Отвечайте.

- .Девочка была еще жива. Один глаз ей вырезали. На одной щеке срезана лентой кожа. На руке пальцы отрублены. Правая нога завернута назад и привязана к спине лентой кожи, срезанной со щеки. Конец этой ленты прибит гвоздем к кости. А сама девочка, вы не поверите, была еще жива!

- Свидетель Пастухов, вы были в красных партизанах?

- Да, был. У нас в отряде много народу умерло.

- Свидетель, отчего они умерли?

- От этого.

- Отчего от "этого"? Выражайтесь яснее.

- Умерли от ужасов, которые они там видели.

- Свидетельница Анисова приехала из деревни?

- Здеся. Они всех изрубили! Насиловали с десятилетних и кончая старухами. Мужу моему отрезали нос, вырвали язык, а глаза выжгли раскаленным шомполом. Разве это забудешь?

- Свидетельница, знаете ли вы атамана в лицо?

- А как же! Вон он сидит. в серой сатиновой рубашке. Я видела его, когда он к нам на село в церковь приезжал.

- Что он там делал, в церкви, свидетельница?

- А ничего не делал. Только сказал потом, чтобы мы принесли жареных куриц и угощали его адъютантов.

- Благодарю. Вы свободны, свидетельница.

Шел народный суд. Судили "черного атамана" Б. В. Анненкова и его начштаба генерал-майора Н.А. Денисова - люди они были еще молодые и внешне вполне приличные, даже высокообразованные.

Процесс проходил в 1927 году в городе Семипалатинске, в столице дикого степного раздолья. За сотни верст шли по доброй воле свидетели, толпами двигались из деревень, чтобы посмотреть на легендарного "зверя". Театр имени Луначарского не мог вместить всех, и многие свидетели ждали вызова в суд на улице. Вся страна следила за этим процессом, газеты публиковали подробные стенограммы речей. На митингах люди требовали для Анненкова самой лютой казни - без суда и следствия.

Прокурор сам поседел от ужаса, пока вел этот процесс.

- Свидетель Сидоркин, вы служили в банде Анненкова?

- Это уж так. Точно. Пострадал.

- Обнажите свою грудь.

На груди бандита - выжженное каленым железом тавро: череп под крестом, скрещение двух костей и множество змей-гадюк, которые, расползаясь по телу, опутывают мрачную эмблему атаманца.

- Застегнитесь. Вы тоже участвовали в убийствах?

- Уже помилован. мне амнистия выпала.

- Не об этом спрашивают. Отвечайте по существу.

- Ну, приходилось, может, кого и убил - не помню.

- Свидетель Сидоркин, - велел прокурор, - расскажите подробнее об отступлении отряда Анненкова в Китай.

И вдруг атаман Анненков гортанно выкрикнул одно слово. Не русское! Скорее всего, восточное слово. Одно лишь слово - никому в суде непонятное. Свидетель сжался, будто его огрели дубиной по затылку.

Прокурор обратился к подсудимому атаману:

- Повторите, что вы сейчас сказали свидетелю.

Загадочная улыбка выгнула тонкие губы атамана.

- Свидетель Сидоркин, что вам сейчас сказал подсудимый?

Но одного слова атамана оказалось достаточно, чтобы свидетель онемел. Анненков снова превратил его в своего сообщника!

.Недавно в Новосибирске вышла интересная брошюра В. Шалагинова о конце "черного атамана". Автор, еще молодым студентом, видел Анненкова на суде. Он перелистал шесть томов допросов, решив выяснить: какое же слово произнес тогда атаман? Конечно, протоколы суда его не зафиксировали. Анненков свободно владел французским, английским, китайским, монгольским и разговорными наречиями Туркестана. Первые два языка отпадают. Вряд ли слово китайское. Может, жаргонное? Шалагинов пришел к мысли, что это страшное слово может быть только местного происхождения.

И он нашел это слово - вот оно: "Карагач"!

Именно это слово и выкрикнул на суде "черный атаман". Шалагинов стал выяснять смысл этого слова и узнал, что так назывался город, КОТОРОГО НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛО.

А между тем он. был! Все-таки был он, проклятый!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Банда атамана Анненкова началась с 24 сабель, а затем превратилась в корпус всадников. Под напором Красной Армии она откатывалась прочь, оставляя после себя смрадные изувеченные трупы, дымя на бивуаках гашишем и опиумом, пьяно отрыгивала атаманщина злющей маньчжурской "ханшей". В составе банды числились: табун скаковых лошадей атамана, парикмахерская атамана, гардероб атамана, утонченная кухня атамана, телохранитель атамана, хор песенников атамана, оркестр народных инструментов атамана и личный зверинец атамана, в котором - лучше людей! - уживались волки, медведи и лисицы. Был еще шут (точнее - рассказчик анекдотов). Надо всем этим табором реяло мертвенно-черное знамя с черепом и костями, поверх которого белели слова: "С НАМИ БОГ". Шевроны, вензеля, аксельбанты, бранденбуры - ими сложно и вычурно переплетались рубахи всадников.

Наконец эта орава докатилась до той незримой черты, за которой Россия кончалась навсегда. Здесь, на границе Китая, атаман Анненков велел зачитать манифест, обращенный к армии:

"Славные бойцы! Два с половиною года мы с вами дрались против большевиков.. Теперь мы уходим вот в эти неприступные горы и будем жить в них до тех пор, пока вновь не настанет время действовать. Слабым духом и здоровьем там не место! Кто хочет оставаться у большевиков - оставайтесь. Не бойтесь. Будете ждать нашего возвращения. Думайте и решайтесь сейчас же".

После этого последовала команда спешиться, оружие класть на землю.

А когда приказ исполнили, Анненков повелел:

- Всем отойти от оружия на шестьсот шагов.

Между рядами людей и брошенного ими оружия встала, цикая плевками, шеренга телохранителей атамана - в черных рубахах.

Анненков, стоя в стороне, ждал, когда люди примут решение.

Одни подходили к нему и целовали стремя его коня:

- Мы с тобой, атаман. возврата нет!

Но их было мало, а большая часть отряда покинула его.

- Прости, атаман, но мы останемся на родине.

- Хорошо, - сказал атаман, щурясь из-под челки на ослепительный блеск подталых снегов в горах. - Повоевали, попили, погуляли. расстанемся по-доброму, как друзья. Я не сержусь. Я знал, что такие сыщутся. И заранее все приготовил. Сейчас вы пойдете в город Карагач, где вас ждут подводы и запасы провианта.

Армия Анненкова разошлась в разные стороны, как два враждующих корабля. Атаман ушел в Китай, другие потянулись обратно в Семиречье, где киргизы из Алаш-орды сопровождали их в загадочный Карагач. Шли семейные офицеры, шли казаки с женами и детьми. Следы людей быстро заносило песчаными вихрями.

Сам же Анненков, скатившись с гор, клином врезался в территорию Поднебесной империи, а когда перед ним встала, бравируя количеством, китайская армия, атаман разбил ее в клочья, так что от китайцев ничего не осталось. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Китайским властям все же удалось арестовать атамана; три года Анненков провел в заточении, откуда его выпустили по настоянию англичан. Выйдя из тюрьмы, он стал в китайском обществе желанной особой - за ним ухаживал сам Чжан Цзо-Лин, вокруг атамана на цыпочках ходили консулы - французский и китайский. Анненкова стали прочить в главнокомандующие всеми боевыми силами на Дальнем Востоке: "Вот фигура! Крепкая, как монолит, без всяких компромиссов с совестью. И, заметьте, сэр, совсем не сентиментальная".

Но "монолит" неожиданно дал трещину. Анненков не принимал никаких предложений - ни от Китая, ни от Европы, ни от своих собратьев по движению. Все эти годы он внимательно, с завидным упорством следил за укреплением в мире авторитета СССР.