Его привели в каменную зальцу, где было два стула, на одном, на подушках, сидел Царь. Второй стул был менее удобным: железный, с острыми шипами. Под стулом горел пламень и шипы нагрелись докрасна. С потолка свешивались цепи. Два массивных палача едва выделялись в полумраке — один осведомился:

— С чего начнем? На стул его усадим?

— Нет. — Царские скулы набухли, зубы заскрежетали. — Пусть стул добела прокалиться. Для начала наденем ему на голову Царский Шлем.

Палачи схватили трясущегося Творимира, приковали к железному столбу у стены — ошейником притянули шею; начали крепить на голове что-то тяжелое, давящее.

— Нет, не надо, пожалуйста! Смилуйтесь! Ну, пожалуйста! — жалко молил он.

Палачи отступили — на голове Творимира остался некий механизм. Что-то железное, острое коснулось мочки его правого уха, слегка надавило.

Царь усмехнулся, отпил из поднесенного кубка, молвил с притворным, хищным спокойствием:

— Дивлюсь я на изобретательность наших мастеров. Такую вещь как Царский Шлем просто не придумаешь. Это ж все рассчитать надо!.. Ты, пока еще слышать можешь, выслушай меня — шило в ухе чуешь?..

— Да… — не своим голосом простонал Творимир — по лицу его скатывались крупные капли холодного пота.

— Шило медленно движется. Разорвет ухо — дальше в голову пойдет. Ты думаешь — в мозг?.. Нет, так бы ты слишком быстро издох, собака. — царь еще отхлебнул. — Под мозгом пройдет. Не сразу, не сразу. Семь часов — и из другого уха выйдет. Ты подумай только — всего семь часиков. В постели с Жарой и не заметил бы, а тут по иному время пойдет. Поверь — минута вечностью станет. Тебя будут бить судороги, ты будешь орать, терять сознание, но каждый раз тебя будут отливать водой…

— Все что хотите сделаю. Все! Все! — истово вопил Творимир — ухо жгло болью.

Царь допил кубок — ему поднесли еще.

— А завтра его на стул усадим. — заявил палач.

— Нет. — отрезал Царь. — Стул решил напоследок. Завтра будем ноги пилить.

— О-ох, ваше величество. — зевнул палач. — Скукотища какая. Мы, конечно, вашу волю исполним. Но ведь тупыми пилами изволите, да?

— Да. Конечно. И все по уставу: сначала голень, затем — выше колен.

— Скука. Скука. — зевал палач. — Кровотечения надо прижигать, этого все время отливать. На один отпил — три часа. О-хх…

Царь жадно созерцал животный ужас Творимира:

— Стул напоследок. На каленых железных шипах сидеть удобно, но, для большего удобства оденем тебе на голову железный шлем. Вот беда — в шлеме темно, душно, ничего не видно. А еще у шлема ошейник с железными крючьями — крутится ошейник, крючья — сначала кожу сдирают…

Творимир уже потерял способность воспринимать речь. Отдельные кровавые слова били — усиливали ужас. Потекла из уха кровь…

Любой ценой остановить боль!

— Я знаю, как добыть одежды из Лунного Серебра!

Царь в очередной раз подносил к губам кубок, но тут его рука замерла:

— Что?

— Да! Да! Да! — зачастил смертно бледный Творимир — он и не думал еще выдавать Деву, а лишь так — разговором муку отдалить.

— Говори! — велел Царь.

Шило все сильнее вдавливалось в ухо Творимира — жгло, давило.

— Прекратите! — не помня себя, завопил Творимир. — Все расскажу, все — только прекратите!..

Царь замер — раздумывал. Прошло лишь несколько мгновений, но для Творимира они растянулись бесконечно. Жалкий, перепуганный — он весь трясся. Вот быстро, прерывисто заговорил:

— Это в старом заброшенном парке, на берегу озера. Вы только снимите это… О-ох, скорей снимите — тогда все расскажу!..

Он и сейчас надеялся, что удастся как-то не предать деву-птицу, разговором боль оттянуть.

Царь обратился к палачам:

— Шило остановите, но шлем не снимайте.

Один из палачей подошел, что-то нажал — шило остановилось.

— Нет, нет… — застонал Творимир. — Вы можете обмануть: я расскажу, а вы велите продолжать!

— А моего царского слова тебе мало?

— Да я и не смогу словами рассказать. Я ж там всего один раз был. Это показывать надо.

— Ну, хорошо-хорошо. — царь поднялся. — Освободите его от цепей. Э-эй, стража — глаз с него не пускать. Эту забаву… — царь кивнул на орудия пыток. — прибережем для кого-нибудь иного. Ежели правду говоришь — дарую тебе жизнь, но коль обмануть вздумал: ждут тебя мученья еще тягчайшие…

Творимира освободили, но, несмотря на то, что в подвале было и душно и жарко, он никак не мог унять сильной дрожи. И потом, когда его отвели в невыносимо маленькую, похожую на каменный мешок камеру, он все трясся…

— Ну, ничего-ничего. — приговаривал Творимир. — Все как-нибудь обойдется. Может, ночь сегодня будет безлунный. Может, целый месяц будет пасмурная погода. Может, дева-птица уже обо всем знает и не прилетит…

И много-много он выдумал таких «может», и, в конце концов уверился, что какое-нибудь из них непременно сбудется, и даже смог унять дрожь…

Ночь. Творимира вывели во двор. И царь, и воевода, и еще с полсотни воинов — все выжидающе глядели на него. На небе — ни облачка. Полная Луна сияла в небольших, оставшихся после ушедшего дождя лужицах.

Вдруг царь шагнул навстречу, и железной перчаткой сжал Творимиру горло.

— Ты помни: у тебя два пути либо кольчугу нам передать и жить припеваючи, либо — назад в подвал. Ты уж сам думай…

Замок остался позади — они шли сначала полем, затем — лесом. И теперь Творимир дрожал, волнуясь уже о том: удастся ли найти место встречи. Но вот дорожка древнего парка, вот древний, расщепленный молнией дуб — здесь надо поворачивать к озеру…

А он все надеялся, что каким-то образом дева-птица останется в живых: может, увидит их сверху… И, когда оказалось, что она уже среди арок тумана, в водах, а ее одеянье серебрится на берегу — он придумал еще «может» — может сейчас она волшебными чарами раскидает похитителей, и унесет его, Творимира…

Одеяние уже в алчных руках Царя. Он внимательно его разглядывал, ухмылялся:

— Действительно — Лунное серебро. — повернулся к Творимиру. — Ты будешь жить, и получишь сто золотых! Я могу быть щедрым!..

Вообще-то Царь был несказанно рад по двум причинам: во-первых, из-за этого одеяния, стоимость которого стократно превышала размеры его казны; и, во-вторых, из-за того, что Творимир убил его брата — князя Лесного, которого он давно ненавидел, и собирался подослать к нему наемных убийц.

— Вон она — Ведьма! — испуганно крикнули разом несколько воинов.

На грани видимости, из туманных клубов подымался ее лик. Она глядела на Творимира — в ее взгляде не было укора, лишь печаль, слезы…

— Прости! — проникшись любовью к этой красе, закричал Творимир.

Он бросился к озеру, хотел плыть, но его схватили, повалили, оттащили назад.

— Что же вы! — он жалобно стенал, пытался вырваться. — Ведь подарили мне жизнь!.. Позвольте располагать этой жизнью!..

Над ним склонился Бриген Марк — в черных одеждах. Стало быть — век Царю служил. Предводитель "Черных Псов". Глядел на Творимира со звериной злобой, с презреньем. Сплюнул:

— Предатель!..

Творимир обхватил голову, зашептал:

— Уже второй раз ее предаю… На муки обрекаю…

Когда возвращались к замку, Царь говорил:

— Желаю, чтобы к утру притащили ведьму во дворец…

Воины зашептались. Царь продолжал:

— Ее можете не бояться. Теперь она лишилась колдовских сил…

С дюжину лодок кануло в тумане. Сидящие в лодках взяли сети, но, испуганные — они ждали, что «ведьма» окажет им сопротивление.

У входа в замок, навстречу Творимиру кинулся необъятный жировой шар. Сома, а это, конечно же была она, громко всплеснула руками. Нервно заголосила:

— Ох, уж и не ждала тебя увидеть, милок! Думала — замучили — схватила Творимира за руку. — Бледный-то какой! Ну, ясно — переволновался!.. Надо кушать-пить…

— Не надо… — простонал Творимир, хотя, в самом деле, страстно желал напиться.

— Он у меня в милости! — ухмыльнулся Царь, поглаживая лунные одеяния. — Дать ему лучшее вино и жаркое! Ни в чем не отказывать!..