Не удивительно, что большое количество православных в Великобритании в середине ХХ в. открыв для себя мир первых кельтских святых и подвижников, с удивлением обнаружили их поразительную близость русским житиям. Даже отличающаяся своим консерватизмом и приверженностью ко всему русскому Русская Православная Церковь Заграницей без особых проблем признала своим св. Патрика. Это позволило православным американским детишкам участвовать в веселых парадах в День св. Патрика, ставшим одним из национальных праздников современной Америки. Впрочем, братия Печерского монастыря, в котором подвизался Никита, неизменно была верна константинопольской патриархии.

Еще менее вероятно, что Никита в монастыре был в заключении, как случилось с монахом Адреяном, «укоряше бо сей церковныя законы, и епископы, и пресвитеры, и иноки…» заключенным митрополитом Леонтом в 1004 г. Или со «злым еретиком Дмитре», попавшем в темницу при митрополите Никите в 1123 г. Ведь святитель Никита считается если не одним из основателей, то одним из первых, принявших обет в новом монастыре. Да и местами заключения монастыри на Руси стали значительно позже. Отметим попутно, что рассказ о длительной схиме Никиты в монастыре может быть данью ангиографическому канону, требовавшему, чтобы святитель провел какую–то часть жизни в условиях сурового послушания, искушаемый Врагом рода человеческого.

По какой–то причине Никита не имел или не носил бороды. Так его запечатлела иконописная традиция. Русские святые, как правило, с бородой. Обычно без бороды на русских иконах лишь ангелы небесные, а из земных, лишь греки: великомученики Пантелеймон, Стефан или Дмитрий Солунский, Георгий–Победоносец и другие. Такой порядок в жестком иконописном каноне – дань греческим традициям. Одной из возможных причин могло быть то, что Никита был скопцом, что и сказано в житие «наложил на себя особенное воздержание». Скопчество было распространено в XI веке в Константинополе, хотя и не поощрялось официальной церковью. Скопцом был упомянутый еретик Адреян. В православии скопчество не получило распространения, хотя греки–евнухи Иоан II и упомянутый уже Ефрем занимали престол Киевской митрополии как раз во время жизни Никиты. Сведения о митрополите Ефреме противоречивы. Тот же Ефрем упоминается при освящении храма св. Михаила в Переяславле в 1091 г., как митрополит Переяславский, хотя на Руси в то время была всего лишь одна митрополия в Киеве. Известны и в то время и епископы–евнухи: видный церковный и государственный деятель смоленский владыка Мануил (1138–1147) прозванный Кастратом, владимиро–волынский и владыка Феодор (1136–1147). Интересно, что все скопцы были не русичами, а пришлыми из Византии

Скопчество также было широко распространено среди болгарских богомилов, учение которых обратило сердца духовенства, но не получило признания в народе. Богомилы верили, что спасение души достигалось путeм постепенного освобождения человека от материальной зависимости посредством максимального воздержания и аскетизма. Некоторые исследователи полагают, что под бунтом волхвов подразумеваются как раз богомильские волнения, сопровождавшиеся жесткой критикой церкви подобные происходившим на Балканах. Похоже, что и «укорение» скопцом Адреяном всей церкви идет от богомилов. На Руси были широко в ходу антибогомильские болгарские сочинения, как «Беседы трех святителей» или «Беседы пресвитера Косьмы». Не похоже, впрочем, что Никита впал в богомильскую ересь, поскольку богомилы не признавали святости большинства книг Ветхого Завета, а в Новом Завете наибольшее значение для богомилов имели Евангелие от Иоанна и Апокалипсис. Впрочем, существует более поздняя икона московского письма «Покровители русского воинства свв. Сергий Радонежский и Никита Новгородский», где Никита с бородой. Наверное, не смог иконописец смириться с таким нарушением – безбородый архиерей.

Так или иначе, но после воцарения в Киеве князя Святополка Изяславовича в 1093 г. Никита вновь вернулся к активной жизни и вошел в ближайший княжеский круг. Отметим, что среди иерархов, молившихся за Никиту, был черниговский владыка Феодосий, вместе с Святополком Изяславовичем, сыгравший решающую роль во время борьбы Мономаха против князя Олега за Чернигов. Наверное, неслучайно, Никита был поставлен епископом Новгородским в 1096 г. в старую вотчину князя, которому он предсказал княжение. Скорей всего Никита принимал участие в съезде в Любече в 1097 г., где уцелевшие в кровавой гражданской войне наследники Ярослава целовали крест и клялись в «устроении мира». Никита проявил себя мудрым государственным мужем, рачительным хозяином и хорошим пастырем. На фоне кровавой истории княжеских междоусобиц он остался в памяти народной светлым образом Богосвята, чудотворца и врачевателя милостью Божией, доброго, милосердного верующего человека. Его почитали святым уже в XII в. О Никите преподобный Поликарп, архимандрит Печерского монастыря (1164 – 1182), в связи с его избранием на кафедру Новгородскую, говорит:

много чудеса сотвори… и ныне со святыми чтут святого и блаженного Никиту.

Вероятно, рассказ о еврейском происхождении святителя Никиты раньше содержался его житии. Уж очень характерные там детали, совершенно не похожие на стандартные подвиги русских православных святых. Да и каноны ангиографического жанра были очень строги и отступления от них, если и делались, то в исключительных случаях. В прологе к житию св. Евфимия, архиепископа Новгородского дословно повторенном и в житии Моисея Новгородского, церковный писатель Пахомий Логофет создал образец жития русского святителя. По канону святители (святые, имевшие епископский чин) «освящены от чрева матери» и «от Бога почтены архиерейством». То есть рассказ о детстве должен присутствовать обязательно.

Возможно, для большей аккуратности и соблюдения правил источниковедения необходимо было бы обратиться прямо к тексту Патерика, а не к позднейшим его русским пересказам. Показать разницу между древнерусским, старославянским и церковнославянским языками. Объяснять по ходу, что слово речь в древнерусском, как и в иврите значило и слово, и вещь. Вещь значило мудрость, отсюда – вещий. Слово трудъ значило война, поэтому «трудныхъ повестий о пълку Игореве», имеются в виду «военные повести». Позорище значило зрелище, представление, как в современном словацком, рота – клятва, юнецъ – бычок, клюка – хитрость, тварь – лицо. Древнерусское «ночь» значило «тьма», «тьма» – «тысяча», а «гроза» – «ужас». «Грозу», по–древнерусски называли «громъ». «Задница» значила «наследство». Пример из «Пространной правды»: «Аже смерд умреть, то задницю князю…» Но один момент необходимо прояснить. До XVI–XVII вв. в русском языке не существовало слова, обозначающего жизнь в современном значении. В ходу было два слова животъ и житие. Живот означало бренную, земную жизнь. «Животъ положить», погибнуть можно было и за благое дело, но обязательно земное, светское. «Житие» – жизнь духовную, духовный подвиг, посвященный Богу. Отсюда и слово «святой».

Лишь позже появилась необходимость в определении общем, более абстрактном определении жизни, как бренной, физической, так и духовной. Понятно, поэтому, что литературный жанр жития ни в коем случае не репортаж или биография, также как икона – не портрет. Житие являло собой описание духовного подвига, посвященного божественному и все факты приводились в соответствие с этой идеей.

Отметим еще, что 25–е Слово в Киево–Печерском Патерике, впервые описавшее духовные подвиги святителя Никиты не является, строго говоря, житием. Житие св. Никиты написано позже. Киево–Печерский Патерик представляет собой сборник рассказов о монахах Киево–Печерского монастыря и включает рассказы о 30–и святых и предания монастырской истории. Патерик написан по образцу распространенных в восточном христианстве патериков – групповых житийных описаний святых. Он сложился в XIII в. на основе переписки епископа Владимиро–Суздальского Симона (ум. 1226) и монаха Печерского монастыря Поликарпа и затем несколько раз, в XIV–XV вв., а затем в 1460–62 гг. выходили различные редакции с включением иных текстов и сказаний из летописи. Рассказы или «слова» Патерика написаны для нравоучения и подтверждения различных теологических доктрин. «Слово» об искушении Никиты, как и другие рассказы о святых, по мнению Г.М. Федотова, выражают страх печерских старцев перед затвором и монашеским уединением, доктрину о невозможности в одиночку преодолеть дьявольский соблазн, о пользе общежития, утверждение древнего монашеского принципа «один за всех и все за одного». К таким рассказам надо относится точно так же, как и к рассказам о чудесах святых. Попутно заметим, что в XII–XIII вв. страх исчез, и в Печерском монастыре появились святые Феофил, Иоанн или Афанасий, сумевшие победить беса.