Сьюзен впала в мечтательное настроение. Она надеялась, что от Ларри будет пахнуть виски. Она поняла, что Ларри суждено лишить ее девственности, и ее охватил прилив сексуальной энергии и волнение, чуть ли не электрическое притяжение. Когда он был уже совсем близко, она встретилась с ним взглядом, и, словно для того чтобы скрепить свою судьбу с судьбой Сьюзен, Ларри подмигнул.

– Опоздал, – сказал он.

– Нет, ты как раз вовремя, – ответила Сьюзен.

Теперь они не спускали друг с друга глаз, и рукопожатие их длилось несколько дольше обычного.

– Ларри, это моя подруга Дрима и ее тетя Барб.

Они обменялись рукопожатиями, и Барб окинула его откровенно меркантильным, нескромным и одновременно забавным взглядом.

Ланч прошел как в тумане. Потом Сьюзен поехала с Ларри якобы для того, чтобы принять участие в пробах для нового телешоу. Когда они оказались в его «ягуаре», а тетушка Барб и Дрима скрылись из виду, Ларри сообщил Сьюзен, что проба вообще-то назначена на завтра. Потом невинно посмотрел на небо. Сьюзен не очень-то расстроилась. Она сказала Ларри, что она так и думала. О боже, подумала она про себя, я пресыщенная тетка, а ведь мне только семнадцать. Это мамочка меня такой сделала. Взяла и превратила меня… в себя.

– Так куда едем? – спросил Ларри.

Через несколько лет вспоминая об этом, Сьюзен посчитала возмутительным то, с какой готовностью Барб передала ее в руки этого лос-анджелесского хищника.

Позже, тем же вечером, когда Сьюзен и Ларри, обессилев, лежали в постели, они еще раз усмехнулись, вспомнив тетушку Барб и то, как откровенно она оглядывала Ларри, потом он позвонил Барб и сказал: «Барб? Это Ларри Мортимер. Мы безумно опоздали. Не попали даже на прослушивание. К тому же пробы растянулись из-за профсоюзной забастовки. Теперь только завтра. Вернемся в гостиницу через час. Минутку. Сьюзен хочет вам кое-что сказать».

Он передал телефон Сьюзен на другой конец кровати.

«Барб? Какой дивный был сегодня ланч, правда?»

На следующий день, во время настоящего прослушивания, Сьюзен усвоила один из самых важных уроков в своей жизни, а именно: чем меньше ты чего-то хочешь, тем вернее ты это получишь. Едва только она произнесла свою самую первую реплику: «Папа, мне кажется, с мамой что-то не так», фразу, принадлежавшую персонажу по имени Кейти Блум, двумя годами моложе ее самой, как Сьюзен и Кейти настолько слились друг с другом, что публика и сама Сьюзен потратили не один десяток лет, пытаясь отличить одну от другой. Кейти Блум была самой молодой из четверых детей, намного младше остальных. Ее троих сестер и братьев играли более известные телеактеры, которые так и не смогли перебраться в кино и поэтому приходили в бешенство при любом намеке на то, что их работа в «Семейке Блумов» – «только телефильм». Вне съемок все трое держались по отношению к Сьюзен покровительственно и отчужденно. На экране они все обращались к своей младшей сестренке, желая, чтобы она предложила ясные и наивные решения их проблем, которые с течением лет становились просто бесконечными.

Когда Сьюзен сделалась ключевой фигурой сериала, это вызвало явный мятеж среди других актеров. Поначалу она решила, что их холодность – это результат духовных переживаний актеров. Потом она поняла, что это на самом деле тайная зависть, с которой справляться было гораздо проще. Куда труднее было справляться с непрекращающимся вторжением в ее жизнь Мэрилин. Для оформиления страховки было необходимо, чтобы Сьюзен жила с одним из своих родственников недалеко от студии. Мерцание телевизионной славы быстро затмило мрак конкурсов. Мэрилин с Доном сняли верхний этаж чудовищно невыразительного дома в самой середине Энсино. Сьюзен поступила проще и поселилась у Ларри в его второй квартире в Уэствуде. Таким образом, Мэрилин присутствовала лишь формально в бухгалтерских отчетах.

Ларри напоминал всех конкурсных членов жюри, собранных в одну мускулистую, загорелую, заботливую упаковку. Он знал, как согласована работа светофоров по всему бульвару Сансет, и соответственно менял скорости своего «порше». Он уволил одного из сценаристов, который в лицо называл Сьюзен пустой коробочкой от конфеток «Пез». Он позаботился об отменном питании для Сьюзен, и ее квартира на Келтон-стрит была забита спагетти, пиццей, спелыми папайями и бутылками с водой, за запасами которых присматривала приходившая трижды в неделю служанка. Он убаюкивал Сьюзен, напевая колыбельную, а затем убегал домой, чтобы улечься рядом со своей женой Дженной. На следующий день он появлялся на работе, выбивал для Сьюзен лучшее время в телеэфире и добывал предложения на съемки в кино.

О своем новом положении она задумывалась крайне редко, а если и делала это, то всегда с той неблагодарностью очень юного существа, за которую нельзя винить. Траектория ее жизни была определена. Да и зачем больше десятка лет быть заводной куклой, если не затем, чтобы стать звездой телеэкрана? И почему бы не изменить свое тело? Ведь тело должно быть фотогеничным. А матери? А матери и должны быть тасманскими дьяволами, так что лучше пусть они сидят в Энсино.

Ежедневно Сьюзен принимала на ночь две белые таблетки снотворного. Утром она принимала две оранжевые таблетки, чтобы не чувствовать голода. Ей нравилось, что жизнь можно контролировать вот так просто. Сьюзен решила, что по мере возможности постарается прожить остаток жизни легко и просто. Просыпаясь поутру, она не могла вспомнить своих снов.

Выехав от Ванессы, Джон, Ванесса и Райан направились к дому Рэнди Монтарелли в Долине. Все трое – Ванесса посередине – сели спереди. Джон вспотел и, вытащив из кармашка на дверце автомобиля пачку сигарет, закурил.

– Ты куришь? – спросила Ванесса. Она сразу стала серьезной и мрачной.

– Да вот, снова начал. Я волнуюсь за Сьюзен. Не могу расслабиться.

Приехав в Долину, Джон подогнал «крайслер» к бензоколонке, чтобы заправиться и купить жвачки. Он пошел расплатиться, а вернувшись к машине, увидел, что Райан и Ванесса сидят и хихикают.

– О боже.

– Мы молоды и влюблены, Джон Джонсон, – задиристо ответила Ванесса.

– Такие люди, как ты, никогда не бывают молодыми, Ванесса. Такие, как ты, рождаются семидесятидвухлетними.

Они двигались по бульвару Вентура в потоке транспорта, который то сжимался, то растягивался, как мехи аккордеона. Джон сказал:

– Ну что, чокнутая парочка, – собираетесь пожениться, что ли?

– Без вариантов, – ответил Райан. – Мы уже даже спланировали свой медовый месяц.

Джон ехал по городу и думал о молодой парочке. Они то как веселые щенки, то как капитан Кирк и Спок из «Стар Трека». Оба, похоже, были склонны открывать новые миры. Джон подумал, что в каком-то смысле эти двое – прямая противоположность Айвану и Нилле, которые, по его глубокому убеждению, поженились, чтобы сделать вселенную более компактной и предсказуемой.

– И где же вы, дурашки, собираетесь провести медовый месяц – в библиотеке Конгресса?

– Хватит издеваться, Джон, – ответил Райан. – Вообще-то мы собираемся на остров Принца Эдуарда.

– Хм. Это где, в Англии?

Джон ехал медленно, специально, чтобы помучить того, кто ехал сзади.

– Нет, – сказала Ванесса. – Это в Канаде. На востоке – прямо на север от Новой Шотландии. Населения там, кажется, тысячи три.

– Мы будем копать картошку.

Джон приложил ладонь ко лбу:

– Осмелюсь спросить…

– У них там водится эта штука, – сказал Райан, – которая называется вирус мозаики картофеля на табаке. Этот безвредный маленький вирус находится в латентном состоянии среди картофеля на острове Принца Эдуарда, и особого ущерба от него нет.

– Но, – сказала Ванесса, – он очень заразен, и если вступит в контакт с растением табака, то превращает его в мокрую труху. Так что мы собираемся взять напрокат фургон, набить его зараженным картофелем, а потом поехать в Виргинию и Кентукки и разбросать его по табачным плантациям.