Поднимаясь по лестнице, я увидела ноги старой девы, неподвижно стоявшей возле моей кровати.

«О, боже, – подумала я. – Эта проныра нашла фотографии оргии!» Но потом я вспомнила, что она наблюдала всю сцену. В конце концов, зачем мешать ей наслаждаться? До тех пор, пока ее мать остается в неведении, меня это не смущает.

Но когда я неслышно вошла в комнату, то увидела и саму хозяйку, которая держала фотографии и комментировала наши разнообразные позы. Честное слово, они, похоже, считали себя такими же авторитетными сексологами, как Мастерс и Джонсон.

Они настолько увлеклись своим занятием, что даже не услышали, как я вошла.

– Здравствуйте, – сказала я. – Неплохо развлекаетесь?

Они обернулись, челюсти у них отвисли. Тут же бросили фотографии в ящик стола и резко его захлопнули.

– Мадам, – продолжила я, обращаясь к дочери, – мало того, что вы вмешиваетесь в то, что вас не касается, но, ко всему прочему, вы развращаете эту почтенную пожилую даму. Вам должно быть стыдно!

Хозяйка и дочь не стали выслушивать продолжение и, опустив головы, скоренько вышли из комнаты.

Я была разъярена и одновременно спокойна, ибо они нашли только фотографии. Ведь я спрятала пачки пятидесяти, двадцати– и десятидолларовых банкнот в разных записных книжках, в чемоданах и даже в паспорте. Эти деньги составляли солидную часть моего заработка за три месяца.

С помощью некоего Ларри, ставшего впоследствии моим штатным любовником, я уже переправила в Нью-Йорк крупную сумму. Тем не менее, оставлять так все эти доллары было небезопасно, так как люди, с которыми я жила, не отличались кристальной честностью, особенно Дэвид. Достаточно сказать, что он часто возил нас ужинать в самые дорогие рестораны Сан-Хуана на угнанном «фольксвагене» и оплачивал наши праздники крадеными кредитными карточками. Он получал истинное удовольствие от своей нечестности и никогда не шел праведным путем, даже если такая возможность предоставлялась.

По мере того, как проходили недели, наше поведение становилось все более беззаботным и распущенным. Мы делали все, что имело привкус запретного плода, и однажды Дэвид предложил нам расслабиться с помощью мескалина.

Как я уже не раз говорила выше, я не прибегала ни к каким стимуляторам, даже к кофе. Поэтому вначале я очень испугалась. Дэвид меня успокоил, сказав, что все пройдет отлично. Мы примем каждый по одной таблетке, а действие препарата длится всего восемь-девять часов.

В наркотиках Дэвид разбирался, и мы ему поверили. Для «экскурсии» мы выбрали пятницу, таблетки приняли в полдень и на «заимствованном» «фольксвагене» отправились на пустынный пляж в десяти минутах езды от Сан-Хуана.

Мескалин уже начал действовать, когда мы прибыли на пляж. Мы выскочили из машины и посрывали с себя всю одежду. Даже застенчивый Худ раскололся. Вскоре мы уже кувыркались на песке, занимаясь любовью дичайшим образом. Кто-то пытался фотографировать происходящее, но аппарат постоянно выскальзывал из рук и в конце концов упал в воду с забавным бульканьем.

Потом, насколько я помню, мне захотелось отлить. У меня нет привычки оправляться в присутствии публики, за исключением случая, когда какой-то маньяк попросил меня сделать это на него. Но в этот день я настолько разошлась, что воскликнула: «О'кей, парни, я сейчас пописаю!».

Я сделала это здесь же, стоя обнаженной перед четырьмя парнями, которые, один дурней другого, рыли песок руками.

Казалось, я одновременно и зритель, и участник фильма, снятого методом ускоренной съемки. Цвета начали смешиваться, солнце тряслось над нашими головами, как огромный позолоченный шар, море походило на гигантскую ванну и пульсировало в ритме прилива и отлива. Мы побежали к холмам и занялись любовью у подножия пальм. Между деревьями извивалась песчаная дорога, ведущая в маленькую деревню. Пока мы бесновались, как черти, рядом проехала коричневая автомашина, как бы прибывшая из другого измерения. Негр, сидевший за рулем, помахал нам рукой и уехал.

Под воздействием мескалина сознание отключается не полностью, даже когда уже вовсю разойдешься, остаешься в состоянии следить за ходом событий. Немного позже коричневый автомобиль вновь появился перед нами. На этот раз в нем сидели уже трое негров. И опять они помахали нам руками, прежде чем уехать.

Через пять минут, а может даже через час (мы потеряли всякое чувство времени), автомобиль вернулся, на этот раз в сопровождении туристского автобуса, битком набитого неграми, которые, выпучив глаза, уставились на резвящихся голых людей. Автобус приостановился, а затем уехал. Но трое негров оставили свою машину возле пальм и направились к нам. Пока они приближались, у меня вдруг появилось дикое желание увидеть, как они занимаются онанизмом. Я никогда не имела дела с неграми, но от многих слышала, что они очень хорошо оснащены. Недвусмысленным жестом я дала понять, чего я от них жду. Один из них достал свой пенис и начал его ласкать. Двое других вскоре последовали его примеру.

В этот момент неподалеку от нас показалась группа школьников с ранцами за плечами. Негры осторожно отступили в укрытие, а мы опять принялись за свои забавы. Дети аж отпрянули, глядя на нас широко открытыми глазами.

Негры, укрывшиеся под пальмами, принялись бомбардировать нас кокосовыми орехами, и мы начали понимать, что наступило время исчезнуть. К сожалению, мы настолько разошлись, что уже не могли контролировать события.

– Ксавьера, – сказал один из парней, – оденься.

Тогда я схватила трусики от купальника и нацепила их на шею, думая таким образом закрыться от взглядов детей и негров.

Мы попытались собрать свои вещи, но наши пальцы не слушались. Мы ничего не могли удержать: расчески, кошельки, губная помада и крем для загара валились из наших рук. Мы бросили их на песке и побежали к «фольксвагену».

Никто из нас не был в состоянии вести машину, но все-таки Рики сел за руль, и мы зигзагами, уклоняясь от деревьев, вернулись в Сан-Хуан. Остановились мы в саду отеля «Сан-Хуан».

Был час аперитива, и когда мы вышли из машины, вся элегантно одетая публика повернулась к нам с видом благородного негодования: мол, посмотрите на этих животных! Я глянула в зеркало заднего вида машины и увидела свои красные, как у кролика, глаза. Я помчалась к берегу, прыгнула в лодку Дэвида и отчалила.

К девяти часам вечера действие мескалина почти полностью прекратилось, но у нас не осталось времени, чтобы переодеться. И я отправилась работать в чем была: в пляжном платье, в трусиках от купальника, с волосами, стянутыми в «конский хвост» и по-прежнему слегка одуревшая. Я хихикала без остановки.

У меня был вид скорее придурковатой девчушки, чем проститутки. Удивительно, но именно это свело с ума нескольких пожилых мужчин, заплативших целое состояние, чтобы провести какое-то время со мной. Я провела чудеснейший вечер.

Приближался праздник Пасхи. Мое пребывание на Пуэрто-Рико затянулось уже на три месяца, и я начала скучать. К тому же ребята вернулись домой, а Дэвид, находясь в затруднительном положении, существовал за мой счет. Иногда я давала ему десять-двадцать долларов и даже позволяла жить в моей комнате. К тому времени я наполовину переехала в прекрасную квартиру и жила с профессиональным игроком по имени Норрис. Он не был в полном смысле слова клиентом, хоть не платил мне, но обеспечивал всем, в чем я нуждалась: одеждой и питанием.

После отъезда ребят у меня с Дэвидом сложились чисто платонические отношения. За два дня до Пасхи он заявил мне, что собирается уехать на неделю в Майами проворачивать сделку с наркотиками, сулившую принести ему приличный барыш. Он уезжал из Сан-Хуана в шесть вечера.

Я намеревалась вернуться с пляжа пораньше, попрощаться с Дэвидом и, может быть, проводить его. Но, вернувшись к четырем часам в пансионат, сразу почувствовала неладное. В моей комнате было тихо, но когда я туда вошла, с ужасом увидела, что по ней будто прошел ураган.

Ящики стола и шкафы были выпотрошены, вещи валялись на полу, чемоданы открыты, дно их – вспорото. Деньги исчезли!