Грузовой звездолет «Алькар» потерпел аварию в четвертом секторе второго квадранта галактических координат, вдали от разведанных звездных трасс.

Сама по себе авария была не слишком серьезной — отказали вспомогательные двигатели. Проблема состояла лишь в том, что для ремонта нужна была посадка. Оборудование для работ в открытом космосе на корабле этого класса не предусматривалось.

Я нервно вышагивал по своей каюте, пытаясь найти выход из сложной ситуации, в которую мы попали по вине капитана, человека излишне самоуверенного и неуравновешенного. Ему вообще не следовало соглашаться на этот сомнительный фрахт и загонять свой старый, до предела изношенный корабль на окраину исследованной зоны. Но победила алчность, и, как всегда, разумные доводы, противопоставленные выгоде, оказались отвергнутыми. И вот теперь мы не могли отремонтировать корабль, потому что для этого необходима посадка, и не могли сесть, потому что садиться было просто некуда.

В пределах досягаемости двигателей локаторы не смогли обнаружить ни одного небесного тела. Не было ни астероидов, ни остатков комет, ни планет. Космос вокруг корабля был девственно чист, а от ближайшей базы нас отделяло не меньше трех оверсайдов. Без вспомогательных двигателей войти в оверсайд невозможно. Проблема усложнялась все больше, грозя обратиться в неразрешимую.

Я старался придать своим рассуждениям сухую форму и беспристрастный стиль, словно писал отчет. Это немного успокаивало, помогало думать и создавало иллюзию некой отстраненности, будто от решения вопроса не зависела моя собственная жизнь.

Сигнал бедствия с такого расстояния подавать бесполезно. Даже если его перехватит один из кораблей федерального флота, пройдет слишком много времени, прежде чем к нам придет помощь. Наши кости за это время успеют обратиться в прах.

Несколько секунд я стоял перед экраном интеркома, раздумывая над тем, не вызвать ли мне рубку и не высказать ли капитану все, что я о нем думаю. Но это ничего не изменит, а лишь усугубит ситуацию. Недовольство команды, еще не узнавшей всей правды о положении, в которое мы попали, может вообще выйти из-под контроля, а нам только бунта сейчас и не хватало.

И где-то глубоко внутри, под покровом всех этих правильных рассуждений, тлела искра страха. Хотя на самом деле я так и не смог до конца поверить в неизбежность гибели, страх оставался и время от времени напоминал о себе вспышками бессмысленного раздражения. Чтобы справиться с ними, я воспользовался проверенным старым психологическим тестом.

Опасность следовало принять, сжиться с нею, победить ее внутри себя и лишь потом отвергнуть. Прятаться от таких вещей бессмысленно. Они все равно настигнут, выберут самый неподходящий момент и вырвутся наружу.

Я представил, как будет выглядеть моя каюта через месяц, после того как, израсходовав остатки энергии, отключатся климатические установки и все остальные комплексы жизнеобеспечения.

Стены покроются инеем. Смолкнет привычный шум вентиляторов в воздуховодах. Стихнут все звуки на корабле — любые звуки жизни. И мне, Игорю Крайневу, второму помощнику капитана, больше не придется ломать голову над судьбой экипажа и состоянием нашего старого корыта…

Я подошел к глухой наружной переборке и надавил незаметный, утопленный в глубине панели переключатель. Часть переборки исчезла, оставив меня один на один с беспределом космической ночи.

Я знал, что это иллюзия, но она была слишком полной, до мельчайших подробностей повторяя картину того, что находилось в этот момент за бортом корабля, и, возможно, поэтому была уже не совсем иллюзией…

Снаружи не было ничего, кроме темной пустоты и далеких, слишком равнодушных к нашей судьбе звезд. Их ледяные глаза заглянули ко мне в душу, и страх моментально материализовался, подавляя желание к сопротивлению, к борьбе и к самой жизни.

Но было и что-то еще. В первое мгновение я не понял, что именно. Предчувствие? Возможно. Что-то надвигалось на нас из пустоты, что-то еще более темное и холодное, чем она сама.

Гудок вифона за моей спиной прозвучал, словно пистолетный выстрел, поставив последнюю точку в сомнениях. Нечто, пришедшее из темноты, начинало материализовываться .

Я включил канал связи, и на экране возникла объемная голограмма штурмана Каринина.

Терпеть не могу голограмм. Головы, отсеченные плоскостью экрана от остального туловища, кажутся чем-то уродливым, почти неприличным. За семнадцать лет моих странствий в космосе я так и не смог привыкнуть к этому виду связи.

— Что случилось?

— Не знаю. На локаторах нет ничего, но детекторы гравитации уловили прямо по нашему курсу какую-то большую массу.

— Ты доложил капитану?

— Он у себя в каюте, но на вызовы не отвечает.

— Разумеется. Старый хрыч уже насосался крэга. Хорошо, через пару минут я буду в рубке.

Очутившись на своем рабочем месте, я какое-то время пристально всматривался в показания приборов, словно сомневался в их достоверности.

— Странная аномалия, — пробормотал я и, повернувшись к Каринину, низкорослому человеку в потертом комбинезоне, от которого несло машинным маслом, чесноком и чем-то еще совершенно отвратительным, спросил:

— Вы встречались с чем-нибудь подобным?

— Это похоже на Багровую планету…

— Багровой планеты не существует.

— Откуда вы знаете? За нашими переборками чертова бездна мест, в которых может существовать все что угодно. Мы знаем о космосе слишком мало, чтобы судить так категорично.

В этом он, пожалуй, был прав. Хотя я недолюбливал Каринина за его чрезмерное самомнение и неряшливость, но всегда пытался поддерживать с ним нормальные отношения.

Второй помощник капитана — собачья должность. В мои обязанности входило следить за дисциплиной на корабле, за тем, чтобы каждый добросовестно выполнял свою работу. Одного этого уже было достаточно, чтобы команда меня недолюбливала. Стремясь хоть как-то скомпенсировать образовавшийся вокруг меня вакуум, я старался поддерживать хорошие отношения со всеми офицерами, равными мне по положению. Штурман был одним из них. И потому я спросил, вполне дружелюбно, сдержав нараставшее раздражение:

— Вы знаете о Багровой планете что-нибудь новое?

— То же, что и все.

— То есть — ничего. Откуда вообще берутся все эти легенды? Ведь если кому-то удалось открыть столь необычную планету, об этом сохранились бы официальные отчеты.

— Совсем необязательно, если те, кто на ней побывал, решили засекретить свое открытие.

— Ах, да… Миф о несметных богатствах и о демонах, охраняющих залежи бесценного скандия.

Я не сумел скрыть иронии, и Каринин промолчал.

— Каково расстояние до этого объекта?

— Часов шесть полета при нашей нынешней скорости.

Я пристально всмотрелся в чернильное пятнышко на экране трехмерного локатора, заслонявшее звезды, но не отражавшее радиолуч. На таком расстоянии мы смогли бы уже рассмотреть поверхность планеты, если бы она там была…

Это безликое, невзрачное пятнышко притягивало взгляд, заставляло всматриваться в него снова и снова. При этом создавалась некая иллюзия. Пятно словно начинало приближаться, опережая движение корабля. Вдруг в какой-то момент мне показалось, что я услышал обрывок смутно знакомой мелодии.

— Вы ничего не слышали? Мне показалось, что кто-то включил корабельное радио.

Каринин как-то странно посмотрел на меня и ничего не ответил.

— Сообщите мне, когда будем на подходе. И проследите за тем, чтобы капитан изволил проснуться. Что бы это ни было, сесть нам, без его разрешения, не удастся.

Я совсем было собрался уйти, но у порога обернулся еще раз и пристально посмотрел на Каринина.

— Вы что-то знаете про эту мелодию!

— Те, кто не смог вернуться с Багровой планеты, всегда слышали отголоски какой-то песни.