А смех-то какой-то нервный. Как сказала бы Верка: «Что, ссышь, когда страшно?!»

Интересно, как бы она себя повела в такой ситуации? Впрочем – ей-то похеру, она-то сейчас девственности не лишится. Она ее лишилась еще в двенадцать лет, в пионерлагере, с вожатым – сама хвасталась. Говорила, что «улетела», аж сознание потеряла от оргазма. Врет, сучка, никто в первый раз не «улетает» от оргазма! Она тогда чуть с девками не подралась, когда начали ее чмырить, мол, брешет Верка, как сивый мерин!

А так-то, если разобраться, почему и не могла «улететь»? В двенадцать лет уже все, первые крови, рожать можно. Кстати – Тайка Федосова в двенадцать родила – скандал был – просто ай-яй! Искали, кто ее обрюхатил, расследование учинили, Тайку крутили-вертели – как курицу в гриле поджаривали. Но она парня так и не сдала. И чо теперь – живет с Васькой Курочкиным, уже второго заделали. Девки ее уважают – не сдала парня! Иначе бы его точно посадили. Жизнь, она такая…это вам не по гламурным тусовкам шастать, наркоту нюхать! Это реальная жизнь!

Щелкнул замок. Тихо так, неслышно, но то ли Таня стала слышать лучше, то ли нервы у нее напряжены так, что каждый шорох кажется громким, как весенний гром. Но только прежде чем дверь совсем открылась, Таня уже стояла на ногах, прижав к груди пальцы, сжатые в кулачки. Она была напряжена, едва не звенела, как струна, ожидающая прикосновения музыканта. Вот оно! Сейчас свершится!

В комнату буднично и тихо вошли Мастер и Лена. Мастер был одет в темный костюм, который очень подходил к его жесткому, волевому лицу. Белая рубаха оттеняла темную, загорелую кожу, и тем страннее на его фоне смотрелась Лена – мраморно бледная, тоже в темном костюме, на высоких каблуках-шпильках. В руках девушка держала небольшую сумку – не из числа дамских сумочек, а что-то вроде кожаного саквояжа, и похоже – из крокодиловой кожи. Лакированный, бежевый, выглядевший настолько дорого, что это становилось даже неприличным.

Таня чуть замешкалась, когда «гости» вошли, и тогда Лена холодно приказала:

– На колени! Встречать Мастера только на коленях!

– Не нужно – расслабленно приказал Мастер, повернулся к столу и неопределенно махнул рукой. Лена тут же подхватилась, шагнула, подвинула к кровати кресло. Мастер сел, не спуская взгляда с дрожащей, кусающей губы Тани.

С минуту все молчали. Потом Мастер повел рукой:

– Можешь сесть. Как тебе нравится у нас? Все ли тебе нравится?

И снова Таня замешкалась – сказать, что все нравится – это вранье. Сказать, что не нравится, когда ее унижают и бьют – а если они разозлятся, и еще добавят? Так исхлещут, что мало не покажется! Может для того и спрашивает, чтобы был повод наказать?

Однако, решилась:

– Я не люблю, когда меня унижают. И бьют. И не хочу этого.

– Ты правильно поступила – тяжело и веско сказал Мастер, вглядываясь в Таню – если бы соврала, наказание было бы жестоким. Ты должна говорить только правду – мне – только правду. И тем, кто над тобой стоит. Ты боишься меня?

– Боюсь.

– А чего именно боишься? Боишься, что не получишь свои деньги, или еще чего-то?

– Боюсь за свою жизнь, боюсь за деньги, ее боюсь (Таня указала пальцем на каменно-спокойную Лену), боюсь первого секса. Боюсь вернуться домой нищей и больной.

– А чего бы ты хотела? О чем мечтаешь? Не спеши, подумай, покопайся в себе.

Таня молчала минуты три, Мастер терпеливо ждал. Потом – решилась:

– Я хочу быть красивой. Такой красивой, чтобы мужчины штабелями валялись у моих ног. Я хочу быть богатой, такой богатой, чтобы не думать о деньгах, не думать, что буду есть, пить и одевать завтра, через месяц, через десять лет. Я хочу, чтобы исполнялись все мои желания! И не хочу много за это платить.

Мастер слегка улыбнулся, и Лена чуть приподняла брови. Видимо, они не ожидали услышать такое от «провинциальной дурочки», а вот эта тонкая улыбка была для Мастера чем-то вроде гомерического хохота.

– Увы, девочка, все желания исполниться не могут – Мастер снова улыбнулся – Даже у меня. А вот такие, приземленные – красота и богатство, это все в твоих руках. И в наших. И если ты как следует поработаешь – все у тебя будет. А что касается платы – все субъективно. Один считает, что отдать жизнь за нечто дорогое – небольшая плата, другой не хочет расстаться и с медным грошем. У каждого свой критерий определения величины платы. Подойди ко мне.

Таня сделала пару шагов, остановившись у колен Мастера. Он протянул руку, провел по Таниной спине, между ягодицами, скользнув подушечками неожиданно горячих пальцев по сжавшемуся в испуге анусу. Пальцы добрались до щелки, скользнули вглубь, и тут же отпрянули.

– Подготовь ее – приказал Мастер, и Лена тут же начала раздеваться. Она скинула белую блузку, костюм, кружевные трусики, оставшись в одних чулках. Таня завороженно смотрела за действиями своей мучительницы, не понимая, что последует дальше, а когда та подтолкнула к кровати, поняла, и у Тани перехватило дыхание – с женщиной?! Она никогда не была с женщиной! И женщины никогда Таню не привлекали, скорее, наоборот!

И мама всегда презрительно относилась к лесбам, говорила, что лучше сама себя будет удовлетворять, чем допустит до киски этих кобелов! Западло!

– Встать на кровать, на колени! – приказала Лена, и Таня повиновалась, будто завороженная, под гипнозом. В ее голове уже определенно закрепился некий посыл: «Ты должна ей повиноваться! Она главная! После любого сопротивления последует наказание!»

Таня встала на четвереньки, задом к Мастеру – так, как приказала Лена – приподняв попку и раздвинув колени. Таню била дрожь, она сама не понимала – почему. То ли ей было стыдно, что все ее интимные места теперь открыты взгляду незнакомого человека (но у гинеколога же она так не волновалась!), то ли ждала, что Лена сейчас сделает ей больно, как-то унизит перед мужчиной. Но ничего такого не случилось.

Пальцы Лены были на удивления нежными, даже мягкими. Она легонько коснулась «лепестков», расправила их, провела пальчиком посередине, добираясь до вожделенного бугорка. Потрогала его, касаясь так нежно, так сладко, как и не снилось суметь ни одному мужчине – ведь только женщина знает, как нужно делать ей хорошо!

С минуту она ласкала киску, промежность, время от времени обводя пальцем анус, но не нажимая, не пытаясь в него проникнуть (чего Таня очень боялась, непроизвольно втягивая его внутрь). А потом Таня ощутила, как что-то влажное, горячее, шершавое прошлось по губам, по клитору, поднялось вверх, обойдя анус и заходя на самый верх, к копчику, и дальше, к пояснице.

Лена работала языком необычайно умело, Таня, которая была искушена в оральных ласках (Учитель, где ты, Коля?!) поразилась ее умению. Это было потрясающе! Никакая мастурбация, никакой предыдущий опыт не шел ни в какое сравнение с тем, что сейчас делала Лена!

А потом она вонзила язык в Таню. Прямо в киску, до самой девственной плевой, прогнувшейся под напором этого, самого сильного мускула в теле человека. Язык сделался твердым, упругим, как член, и Таня была уверена – если бы Лена захотела, она бы порвала девственную плеву, как паутинку, и проникла бы внутрь до самой матки!

Тут же Таня ощутила, как в анус ткнулся один из пальцев Лены – он был тонким, и вероятно чем-то заранее смазанным, потому что скользнул в сжавшееся в испуге отверстие так легко, как будто там не было никакого сфинктера, запирающего эту «дверь».

Таня ойкнула, задышала – ей не было больно, совсем нет! Если быть честной, она уже пробовала совать туда и палец, и даже ручку массажной расчески – хочется же попробовать, испытать, как оно? Девчонки рассказывал про анальный секс всякое – одни тащатся от анала, получают такой яркий оргазм, что обычному сексу и не снилось, некоторые вообще кончают только, исключительно от анала, не получается у них кончить просто так.

Другие – наоборот. Больно, противно, попа горит, кровь даже течет – одна в больницу так попала, муж ей всю задницу порвал по-пьянке!