– Твари! Я бы их тварей – всех бы порвала! Фашисты гребаные!

– Ну вот. Как-то взяли наших жителей, и повели расстреливать. Приказали одному солдату, немцу – стреляй! А он взял, и отказался. Говорит, если так – стреляйте меня вместе с ними!

– Ну?! Ну и что?! Чо замолчала-то?! Что с ним сделали?

– Расстреляли. Вместе с нашими.

Молчание. Сопение.

– Не верю! Херовая история!

– Какая есть. Только все правда. Такой вот немец попался.

– И ты – как этот немец, да? Вспомнила?

– Не знаю, может и вспомнила. Только показалось неправильным – вот так. И тебя жалко стало – хоть мы и ругались. Ты почему такая злая, а? Разве можно быть такой злой?

– Дура ты, Танька. Пожила бы – как я – тоже бы обозлилась. Я жду, дождаться не могу, когда начнем этих козлов мочить! Мужиков, баб – всех!

– И не жалко?

– Да плевать! Пусть сдохнут сегодня, а я – завтра! Своя рубашка ближе к телу! А сама-то, сама-то ты – как? Я-то понятно, мне так досталось, что ай-яй! Мне их совсем не жалко. Мы же не жалеем, когда курицу жрем? Или барана? А ведь он тоже жить хотел! Так и люди – одни как люди, жрут все, до чего руки загребущие дотянутся. Другие – это как курицы. Они только кудахтают, а потом бегают с отрубленной башкой! Видела, как куры бегают с отрубленной башкой? Смешно так! Бежит, и не знает, что уже покойница! Только кровь брыжжет! Так вот – тебе жалко этих куриц? Людей? Ну…ты поняла.

– Поняла. Я стараюсь не думать над этим. У меня работа такая! К тому же – говорят, что можно потом будет в свободной охоте, убивать тех, кого сам выберешь. Тебе никогда не хотелось мстить негодяям? Вот ты знаешь, что кто-то негодяй, подлец. И ты можешь его грохнуть. Грохнула бы?

– Хе хе…да я всю жизнь только и думаю, как отомстить! Оооо…у меня такой список – как на братской могиле! Дай мне только добраться до них! Всех помню! Начиная с отчима-алкаша, и заканчивая мамашей, которая подкладывала меня под своих ухажеров! Жалко, что не доберусь до них – уже сдохли! Но осталось много тех, кто жив! И они меня дождутся! Надеюсь! Ты говоришь, почему я такая злая? Танюх, а только так и можно выжить на улице! Ты хоть и домашняя девка, но уверена – знаешь все, внатури! Не в золотой клетке же ведь жила! Вон как того козла проучила! Жалко – не убила!

– Какие наши годы… – задумчиво протянула Таня, и вздохнула – Нет, так-то я тебя понимаю. Я тоже всякого насмотрелась. У меня мамка нормальная, она за меня горой! Представить не могу, чтобы она меня под мужиков подкладывала! Она одного мужика так ковшиком банным отходила – он в больничку загремел! А почему? Ко мне полез. Чуть не закрыли ее.

– Счастливая…я только мечтала о такой мамке. Моя-то…тварь…за бутылку меня сдавала. А я глупая, боялась всего, мне бы пожаловаться в школе…в ментовку…а я язык в жопу заткнула, и сидела, сосала мамкиным ухажерам! А потом сбежала. Что только не видала…ужас! Это словами не описать! На десять жизней хватит! Да что на десять – на пятьдесят! И ты говоришь – почему я стала злой? А кто мне дал выбирать, стать злой, или доброй?!

Молчание, тихое всхлипывание.

Таня осторожно, будто к дикому зверю, протянула руку и коснулась рыжей головы, лежащей на подушке рядом с ней. Валентина всхлипнула сильнее, и вдруг дернулась к Тане и прежде чем та успела что-то сказать, прижалась к ней всем телом, закинув руку на грудь, уткнувшись в подмышку. Бедро Валентины прижалось к бедру Тани, и та с оторопью подумала о том, что в общем-то ей и не так уж неприятно прикосновение женщины. Никогда не думала, что будет вот так – лежать обнаженной рядом с другой голой женщиной, и думать о том, приятны ли ей прикосновения почти незнакомой девушки, или нет. Вот ведь судьба! Какие финты она выдает!

– Ты это…не думай, чего-то там плохое! – Валентина вытерла глаза и посмотрела прямо в лицо Тани, опираясь на руки и касаясь Таню упругими сосками. Грудь рыжей была такой большой, и такой упругой, что казалось, по Таниной груди елозит резиновый мяч, по странной прихоти изготовителя еще и украшенный крупными розовыми сосками.

– Ты права…одной тяжко! – Валентина снова прилегла, и начала водить пальцем по левой груди Тани – Иногда так хочется иметь подругу! Ведь даже поплакаться некому!

– Валь…я вообще-то с женщинами….не очень! – хмыкнула Таня, которую слегка озаботило выражение «иметь подругу» – Мне с мужчинами секс нравится. Я вообще даже и не думала никогда, что буду заниматься сексом с какой-нибудь женщиной, понимаешь?

– Да что тут не понимать? – хихикнула Валентина, настроение которой явно поднялось – Только девчонки все бишки! Просто иногда стесняются, вот и все. Скажи, ну разве тебе это не приятно?

Валентина опустила голову, поцеловала Таню в сосок. Потом медленно провела языком от соска к животу, сдвинув в сторону одеяло. Ее рука скользнула вниз, легла Тане на низ живота, и та поежилась, схватив эту шаловливую руку:

– Валь, не надо, а? Хватит…

– Ну приятно же, приятно! – Валентина не убрала руку, и ее палец загулял по киске, медленно, нежно теребя заветный бугорок, прохаживаясь вокруг щелки – Скажи, назве не приятно, а?

Таня непроизвольно выгнулась, как кошка, которую гладит хозяин, и сжала колени, зажимая руку «гостьи»:

– Ой! Ну прекрати, а?! Не время, и не место! Охх…

– Ну, хорошо ведь, хорошо! Хватит притворяться, что ты – «не такая»! Ты вспомни, кто мы теперь! Скоро будешь с другими девками спать, точно! Но я хочу тебя, сладенькая!

Валентина сползла ниже, буквально силой, едва не оставляя синяки раздвинула ноги Тани (впрочем, та уже и не особо сопротивлялась), буквально вонзила свой язык в истекающую соком киску партнерши. Таня глухо застонала, зажимая зубами край одеяла, а Валентина начала осторожно, нежно вылизывать все, то чего дотягивался ее вездесущий язык. И это было здорово. Так здорово, что Таня не смогла уже сопротивляться и бросилась навстречу волнам наслаждения, сотрясающим ее новое, прекрасное тело.

Кончила она бурно – с криками, стонами, вжимая в промежность голову партнерши так, что та едва сумела отстраниться, с хихиканьем упрекнув, что едва не задохнулась – «Хи хи хи… Аккуратнее, подружка! Чуть не сдохла, внатури! Вот ты горячая, а?! А так и не подумаешь, с первого-то взгляда!»

А потом они лежали рядом, взявшись за руки – Таня в истоме после секса, расслабленная и умиротворенная, Валентина – молчаливая, задумчивая, и только ее указательный палец гулял по Таниной ладошке, поглаживая, распрямляя бугорки…возбуждая.

– Я теперь должна сделать это тебе? – голос Тани вздрогнул, и Валентина усмехнулась:

– Ну…если считаешь, что должна – значит, должна! Но если сомневаешься…в другой раз. Я сама себя потереблю.

– Понимаешь…я никогда не делала это женщинам. Мне – делали! А я – никому, ни разу. Даже не знаю, как надо…

– Да как! Вспомни, как я тебе делала, и повтори! – усмехнулась Валентина, и предложила – Давай, так: я делаю тебе, а ты – мне! Я на тебя залезу, и мы друг друга поласкаем. Согласна?

– Ты залезай, но только меня – не надо. Хватит – Таня смущенно улыбнулась в темноте – Садись так, чтобы я тебя могла достать, и…вот! Попкой ко мне.

– Ты любую уговоришь! – хихикнула Валентина, и быстро, ловко переместилась на грудь к Тане. Ее гладкая попка медленно опустилась к лицу партнерши, и Таня замерла, собираясь с духом.

От Валентины ничем плохим не пахло – был какой-то тонкий, едва заметный запах – то ли духов, то ли шампуня. Таня ожидала, что будет мускусный запах, как пахнут многие женщины, или еще хуже…от некоторых девиц, которых Таня встречала в своей жизни, ощутимо несло тухлой рыбой. Если бы и от Валентины так отвратительно пахло – Таня точно бы не смогла совсем ничего. Но тут – гладкая, белая попка, красивая, аккуратная киска, влажная и соблазнительная. Да, именно соблазнительная – Тане вдруг захотелось ее поцеловать, прямо в розовые губки. Что она и проделала – порывисто, неловко, взасос.

– Нежнее, девочка, нежнее! – вздохнула Валентина, прогнув спину, попросила – Язычком, поводи язычком! Вот так…ооо…сладкая! Какая ты сладкая! Оххх…оххх…так, так!