Валентина снова замолчала, вздохнула, тряхнула рыжей копной волос, криво усмехнулась:

– Знаешь, а потом у меня мысли начали приходить – а какого хера я упускаю случай? Вот как деньги легко-то достаются! Расческой в глаз – и готов! Две с лишним штуки баксов! А я за пятихатку грязные херы муслюкаю! Тьфу! Только вот убивать надо. А я не душегубка, что бы кто там не думал! Спереть – могу. А убить за бабки…только за очень большие бабки. А втыкать в глаз расческу за штуку баксов, и чтобы в скором времени загреметь на кичу – это не по мне!

– Считаешь, что за очень большие бабки можно и убить?

– Как будто ты так не считаешь! – Валентина сделала презрительную физиономию – Если бы мы так не считали, нас бы здесь не было! Помнишь, что Мастер сказал? Небось так же, как и мне: «Все, что прикажем. Может и убить прикажем» Я тогда для себя и решила – да черт с вами, со всеми! За такие-то деньги можно поиграть! Только вот зря они меня стали унижать. Я не выношу, когда меня унижают! Я сразу хочу врезать в морду!

Валентина замолчала. Таня тоже ничего не говорила, обдумывая сказанное и с тоской в сердце ожидая прибытия в пункт назначения. Так они и сидели, развалившись на кожаных диванах и молча глядя в иллюминаторы, на проносящиеся мимо борта брызги и волны. Впрочем – смотреть особо-то было и не на что. Море, солнце, брызги.

Приплыли довольно быстро – может так показалось за разговорами? Та же пристань, с которой их увезли на Остров, микроавтобус с темными стеклами. Только теперь их в микроавтобусе пятеро – Лена с девушками, и водитель с охранником. Что это охранник – догадаться нетрудно. Физиономия – от вида такой морды грецкие орехи сами по себе раскалываются, а хулиганы переходят на другую сторону улицы.

Опять кривые улицы, гладкие, не как дома, пышные сады, вывески на непонятном языке (все-таки греческом, точно!).

Через полчаса неспешной езды, микроавтобус остановился возле неприметного здания с облупившейся штукатуркой, покрывавшей стены, сложенные из грубых массивных каменных глыб. Дверь открылась, и Лена жестом приказала следовать за ней. Охранник пошел следом, будто надзирая за тем, чтобы девушки не сбежали. А может – именно надзирая. Помня, что из себя представляет Валентина.

Поднялись на второй этаж по довольно-таки широкой лестнице. Внутри здания, кстати, все было не так обшарпано, как снаружи. Не изысканно, не элегантно, но вполне добротно и почему-то напомнило некий офис. Или что-то увиденное в кино. Кадки с растениями, кресла, диваны, столики – нет, это точно что-то напоминало!

А потом, как обухом по голове: да это же…

– Бордель! – шепнула Валентина – Убей меня бог – бордель! Только пустой. Интересно, куда они девок дели. На колбасу пустили? Щас и нас заколбасят, и все! Держись ко мне поближе – уж в городе-то как-нибудь спрячемся, это не в море «саженками» уходить!

– За мной! – Лена пошла по коридору, впереди нее быстро семенила седая женщина лет шестидесяти-семидесяти, одетая неброско, но вполне себе элегантно. В конце коридора остановились, и Лена повелительно указала:

– Таня! Направо! Валентина – налево! Что делать – вы знаете. Остальное не ваша забота.

– А если у меня не получится? Я ведь не пробовала этого делать!

– Тогда тебя будут драть столько времени, и столько охлосов…пока ты не научишься ЭТО делать! Все, вошли!

Таня толкнула дверь, кусая губы и во все глаза глядя – кто и что ее ждет? Но в комнате никого не было. Аскетичная, даже строгая комната, похожая на номер в не очень дорогой гостинице. Никаких особых примет борделя, все скучно и технологично. Впрочем – как оно там, в настоящих борделях? Откуда Тане знать! А по фильмам и книжкам судить о том, что и как должно быть – наиглупейшее занятие.

Села на кровать, подогнув под себя подол легкого платья. Все девчонки садились отодвигая, отбрасывая подол, типа чтобы не помять, но Таня всегда брезговала садиться практически голым задом на сиденье маршрутки, или в метро. Мало ли кто там до нее сидел? Бомж какой-нибудь лишаястый! Привяжется какая-нибудь пакость-болячка, хрен отвяжется! Крохоборство до беды доведет.

Сидеть пришлось минут пятнадцать, и Таню стало клонить в сон. Она внимательно осмотрела кровать, покрывало – вроде чистое, не засаленное. Тогда аккуратно опустилась на спину, раскидав в стороны руки и вытянув ноги. Подол при этом задрался почти до трусиков, но Тане было по большому счету наплевать – она этого даже не замечала. После того, как сутками напролет ходишь голышом – совсем не заметишь задравшегося подола. Больше того – ощущение трусиков, врезавшихся в тело, платья, закрывшего грудь и босоножек, утягивающих ступни казались сейчас странными, непривычными! То ли дело – шлепаешь себе босиком, ветерком тело обдувает, не жарко, и не холодно. Вот когда начнешь понимать нудистов!

Когда раскрылась дверь – Таня встрепенулась, сон – как рукой сняло. И то, что она увидела – ее просто потрясло. Негр! Здоровенный, угольно-черный – таких и в жизни-то не увидишь! «Эфиоп!» – почему-то всплыло из памяти.

Он был одет как обычные парни – джинсы, рубашка, сандалии. Зубы удивительно белые – тоже бросилось в глаза. Он все время скалился, будто увидел что-то особо радостное, а не испуганную глазастую девчонку лет семнадцати в коротком платье, открывающем загорелые бедра. Лопотал что-то по своему, потом перешел на ломаный английский – что-то вроде «найс герлс» и «бьютифол». Но это было понятно – даже если бы Таня не прошла ускоренный курс под руководством преподавателей корпорации.

С виду парень был достаточно молодым – двадцать пять, или двадцать семь лет. Хотя…кто знает, как определить возраст у негров? Тем более – черных, как уголь!

Он тут же деловитой рукой ощупал Танину грудь, которая просто-таки утонула в его широкой ладони, и Таня вдруг с удивлением заметила, что ладонь эта гораздо светлее, чем тыльная ее сторона.

Таня никогда близко не общалась с чернокожими, так что этот факт для нее был чем-то вроде откровения. Впрочем, она тут же забыла о светлой ладони, и обо всех таких глупостях – негр легко, как куклу поставил ее на ноги, и одним движением задрал платье к шее, опять-таки что-то бормоча и скалясь. Потом сдернул платье совсем, и уцепившись за узкие кружевные трусики спустил их до самых щиколоток. По коже Тани побежали мурашки! Она и негров-то видела только в кино, и чаще в порнушке, но чтобы вот так, вблизи, да еще чтобы его ладонь гладила ей живот, грудь, чтобы пальцы теребили «киску»…в жизни бы никогда не поверила, что такое может случиться! А случилось!

Чернокожий прильнул губами к Таниному животу, спустился ниже, и она почувствовала, как его язык гуляет по всем потаенным местечкам, забираясь все глубже и глубже.

«Как бы спид не подцепить!» – мелькнула мысль, и тут же Таня с нервным смешком вспомнила, что сейчас ей не грозит даже радиация, способная убить любого человека в этом мире. Она теперь вообще-то и не совсем человек, если как следует разобраться.

Чернокожий оторвался от Тани, снова бормоча свои «бьютифолы» и «найсы», встал, и в несколько быстрых движений сдернул с себя одежду, оставшись совсем голым. И снова Таня с удивлением отметила – на нем под джинсами не было нижнего белья. Вот так – рраз! И надел джинсы прямо на голое тело! Зверье! Дикие люди!

Она с любопытством смотрела на чернокожего как на человека с другой планеты – чем он отличается от нормального…хмм…обычного человека, кроме цвета кожи и формы нос-губ? Да ничем! Если что-то и бросалось в глаза, то это его мужской орган, и вправду очень впечатляющего размера. Все-таки порнушки не врут! Здоровенная штука, и тоже черная, как уголь!

Таня неожиданно для себя собой взяла в руки его «ствол» – он был упругим, горячим, но совсем не таким твердым, как она ожидала. И снова вспомнилось, теперь из анекдота: «Если бы он еще и работал – цены бы ему не было!»

Таня нервно хихикнула, выпустила «аппарат» из руки, а негр видимо воспринял ее смешок как восхищение евонной мужской статью. Он как-то смешно запрыгал, забормотал, типа демонстрируя свой выдающийся фалллический аппарат, и взяв его в руку, стал буквально нарезать круги, вращая членом в воздухе, как пастух Семеныч своим длинным кнутом.