Перевод стихов А. В. СТАРОСТИНА

Предлагаемая в первом русском переводе с персидского книга «Синдбад-наме», несомненно, привлечет внимание и специалистов-литературоведов, и широких кругов читателей.

Книга эта, точнее говоря, ее первооснова, — пехлевийский перевод с индийского оригинала, — важное звено литературных связей Востока и Запада. Ее история теснейшим образом переплетается с историей общеизвестных памятников мировой литературы — «Панчатантра», «Калила и Димна», «Сказки попугая», «Семь мудрецов», «1001 ночь». В том виде, в каком эта книга дошла до нас, она представляет собой ценный образец персидской среднеазиатской прозы XII в.; до сих пор она оставалась вне поля зрения исследователей. Наконец, «Синдбад-наме» — просто интересное для всякого читателя, занимательное и своеобразное произведение.

Два последних обстоятельства освещены в статье чл. — корр. АН СССР Е. Э. Бертельса «Образец таджикской художественной прозы XII в.», публикуемой в приложении к этой книге. Поэтому здесь мы коснемся лишь первого из трех перечисленных вопросов — основы и литературной истории книги как памятника, отраженного в ряде литератур.

«Синдбад-наме» означает «Книга о Синдбаде». Синд[и]бад— по-видимому, арабизованная форма индийского имени, издавна и широко известного в связи со сказками «1001 ночи». Рассказы о Синдбаде-мореходе — один из самых популярных разделов знаменитого сборника. Можно даже допустить, что герой морских приключений в рассказах Шахразады не случайно зовется так же, как и более древний герой «Книги». Но на самом деле они — разные герои не связанных друг с другом сказаний. Рассказы о Синдбаде-мореплавателе — это компиляция морских рассказов (большей частью индийского происхождения), распространенных в X в. в Басре, оживленной и многоязычной гавани арабского аббасидского халифата. Эти полуреалистические, полуфантастические рассказы к XV в. оформились в известный цикл, наиболее популярный в составе всего сборника сказок Шахразады. Синдбад нашей «Книги» — мудрец-мыслитель, герой обрамляющего, основного сказа. Не во всех версиях «Книги» дается его имя, ио там, где оно приводится, Синдбад везде именно мудрец, а не авантюрный герой вставных рассказов.

Написанное на персидском языке сочинение Захири Самаркандского «Синдбад-наме» — не древнейший вариант книги, но эта версия ближе других к пехлевийскому оригиналу сасанидской эпохи, не дошедшему до нас. Собственно, пехлевийский оригинал также не первооснова, но он представляет собой фиксированную версию и существовал как книга, между тем как индийская первооснова еще не обнаружена. Мы только предполагаем, что в Индии была «Книга Сиддхапати» (Siddhapati — в санскрите «глава мудрых»), в пехлевийско-персидской форме, а также в арабской транскрипции звучащая как «Синдбад».

Истоки сказочного и басенного сборника всегда трудно определить: подобные книги, как правило, относятся к раннему средневековью. Наиболее известный сборник такого типа — «Панчатантра»— появился в Индии примерно в IV–V столетии н. э. Но если попытаться проследить развитие отдельных сюжетов, поиски увлекут нас далеко в глубь предшествующих столетий, окажутся связанными и с «джатаками» буддийской литературы, и с эпическими текстами «Махабхараты», и с гимнами «Ригведы».

Теперь выясняется, что народы Востока и Запада были теснее связаны друг с другом, чем это допускалось для глубокой древности. Фольклорные связи тех отдаленных времен бесспорны, но в то же время неуловимы. Исследователей долго поражала близость индийских басен и сказок к фольклору других народов, прежде всего их несомненная связь с баснями Эзопа; мнения ученых о первичном, основном источнике сказок были различны. Несомненно влияла Индия, думали одни (например, Т. Бенфей, Компаретти), ведь известны даже пути этого влияния — связи Индии и Эллады со времен походов Александра. Но засвидетельствовано, что так называемые басни Эзопа были распространены среди греков еще в VI в. до н. э., то есть до похода Александра на Восток.

Вероятно, вопрос о «приоритете сюжетов» следует решать, исходя из естественного параллелизма развития, допуская вместе с тем вероятность взаимопроникновения отдельных элементов, тем. Вот почему мы так ценим возможность зафиксировать вполне ощутимые литературные связи.

Таким первостепенным по значению был факт общения Индии со средиземноморской культурой через литературу сасанидского Ирана на языке пехлеви. Расцвет этой литературы и вместе с тем интересующие нас литературные факты относятся к V и VI векам н. э., то есть ко времени правления Хосрова Ануширвана (531–579).

До нас дошли лишь фрагменты этой литературы на государственном языке того времени — пехлеви; среди них прежде всего — памятники оригинальной литературы, религиозной («Авеста» и примыкающие к ней произведения) и светской («Книга деяний Ардешира», «Памятка о Зарире» и др.). К этим памятникам можно добавить дошедшие до нас переводы с пехлевийского на арабский, сирийский и другие языки, свидетельствующие о существовании других литературных произведений, и, таким образом, представить себе в общих чертах объем, историческое значение и характерные черты большой литературы на пехлеви. Любопытно, что в этой литературе существовали переводы на пехлеви с греческого (главным образом философских трудов Плотина, Аристотеля, неоплатоников) и индийских языков (главным образом, беллетристических, дидактических памятников). Правда, сами эти переводы до нас не дошли, они известны лишь в последующих переводах-обработках— арабских, сирийских, грузинских, армянских и новоперсидских.

Перечислим основные произведения художественной литературы, переведенные в V–VI веках н. э. с индийских языков на пехлеви.

Это прежде всего «Панчатантра», возможно, еще буддийская редакция сборника, известного под этим названием.

Санскритский (или, может быть, пали) оригинал пехлевийского перевода неизвестен; утерян и сам перевод, но благодаря арабскому переводу с пехлеви середины VIII в. сборник получил мировую известность под названием «Калила и Димна»[1].

Не меньшую известность, чем «Калила и Димна», получило легендарное «житие» Будды — в арабском переводе «Повесть о Балхаваре и Будасафе»[2].

Наконец, исключительно интересен факт существования в литературе на пехлеви сказочного сборника, в основе своей, несомненно, переводного с индийского, но, по-видимому, содержавшего и непереводные материалы, — возможно, композицию местных, иранских сказочных мотивов. Это «Хазар афсане» («Тысяча сказок»), не дошедший до нас персидский оригинал арабских переводов-обработок. Сюжеты, мотивы, имена этих сказок отразились в многочисленных сборниках, переплелись с другими сказочными и фольклорными элементами арабской, персидской и других литератур восточного средневековья. Несомненно, что именно «Хазар афсане», этот «неуловимый» сборник с индо-иранской основой, стал ядром «1001 ночи».

В этом ряду наиболее значительных памятников пехлевийской литературы — переводов с индийских языков — может быть назван и оригинал «Синдбад-наме».

Правда, нам ничего не известно о существовании в Индии предполагаемой «Книги Сиддхапати» как сборника, зато отдельные рассказы, вошедшие в пехлевийскую, а затем в персидскую редакцию «Синдбад-наме», широко известны в различных индийских вариантах, в частности, по сборникам «Сказки попугая».

Дальнейшая литературная судьба книги о Синдбаде связана с историей арабской, точнее арабоязычной, литературы халифата Аббасидов. Как известно, переводы с греческого и в особенности с пехлеви на арабский, ставший обще-литературным языком халифата, — основная черта этого периода в арабской литературе.