Почему за окнами пламя? Солнце заходит… Отблески желтой звезды светят сейчас не только Земле. Я уже не лежу, я лечу. Я мог бы подлетать сейчас к другой планете… Багровые языки за стеклами иллюминатора. Огненные вихри обжигают стекла. Клочья ядовитых туманов ищут людей, укрывшихся за тонкой металлической обшивкой. Но все спокойны. Нас охраняют полчища Террус. В молекулах их тел атомы кислорода заменены атомами кремния, и малютки могут наслаждаться прохладой тысячеградусных температур. Они живут на обшивке нашего корабля. Сейчас раскаленные вихри слизывают миллиарды огнестойких крошек. И тут же им на смену рождаются миллиарды миллиардов новых. Они размножаются с чудовищной поспешностью. Потоки огня не в силах побороть размножение живых огнеупорных частиц. Впервые испытывается биохимическая защита космических кораблей…

Как далеко ты залетел. Вернись на землю. Туда, где корявая кожа земли изрезана сухими морщинами. Великая сушь, засуха пыльная, заскорузлая. Плуги стремительно режут серую земную корку. Нет, не плуги, два стальных крыла вспарывают землю, режут гигантскую борозду канала. Вглубь — на метры, вширь — на десятки метров. Управляемый по радио каналопроходец обгоняет птицу. Натиск на земные пласты так скор, что вылетающие из-под плуга осколки валунов шипят, падая на влажную землю, — осколки раскалены. А в микронеровностях стальных ножей — колонии Террус. Они жадно выбирают из земли атомы железа и тут же прикрепляют их к металлу, непрерывно восполняя потери. Стальным крыльям не грозит разрушение, это работает вечный плуг…

Мою лабораторию превратили в глыбу бетона. Надгробный камень, воздвигнутый на обломках мечты.

Сегодня Ростислав Георгиевич печален. Не находит слов ободрения. «Светило» взошло на нашем больничном небосклоне и скрылось. Не торопится. Десятые сутки делает все, что в его силах…

Я хотел бы подарить Ростиславу Георгиевичу чугунную собачку. Маленькую, дешевую фигурку. Но она уникум. Единственная в мире и теперь — увы! неповторимая.

Фигура собачки стояла на столе в гараже. Старенькая статуэтка, одна лапка отломана. И эта лапка выросла за ночь! Я сам видел это! Каким-то неведомым чутьем Бациллус Террус ощущали направление граней обломанных кристалликов чугуна и достраивали их. Когда статуэтка рождалась из огненного расплава, ее пронизывали силовые линии земного магнитного поля, в ней возникали силы натяжения, давления, сдвига микрочастиц, слипавшихся в одно целое. Металл остыл, но запечатлел и сохранил следы этих сил. Теперь микробы-строители шли по незримым следам, двигались вдоль замерзших силовых линий. Они достраивали скульптуру, создавая исчезнувшее, восстанавливая потерянное…

Все прошлое человечества записано в металле. Коринфская бронза, сиракузские монеты, медали хорезм-шаха, монисты славян, орудия бронзового века… Картины писали красками с примесью свинца и железа, надписи на мраморе вырубали металлическим клином, книги печатали металлическими литерами… Всюду куски металла, его следы, его оттиски, его пыль и пятна. Все это можно восстановить — изуродованные фанатиками статуи, стертые надписи, истлевшие рукописи, помрачневшие картины. Забытые цивилизации восстанут из пепла. Малюткам-строителям предстоит большая жизнь… Ничего им не предстоит. Они замурованы в глыбе бетона…

«И опять был день. И опять была ночь».

А когда только что кончился очередной приступ, взошло «светило». Он подошел ко мне. Какие у него странные глаза! Какие у него воспаленные, безумные глаза…

— Мои глаза? Не обращайте внимания. Я не спал одиннадцать суток. Принимал дианол. Сильное возбуждающее. Потребуется полгода пренеприятных процедур, чтобы выгнать его из организма. Никогда бы не решился начинять себя такой дрянью, если бы не спешка. Ростислав Георгиевич сказал, что вы протянете не больше трех недель. Извините, я присяду к вам на постель. От этого дианола сердце работает, как бешеное… Помните, с чего у вас все началось? С ржавой трубы. Я отыскал то место, откуда ее выкопали. Всех поднял на ноги и отыскал. Меня интересовала земля в том месте. Земля хранит многое! И я нашел кое-что… Причина болезни и возможность ее лечения лежали рядом. Почти рядом, не считая шестидесяти трех опытов. Мы нашли антитела, убивающие ваших бурых тварей. Опасность заражения для человека вообще оказалась ничтожно малой. Вам просто не повезло. Во всяком случае, любая домашняя кошка с точки зрения микробиологии представляет более грозную опасность, чем ваши вечные машины…

Все спасено!

— У вас запущенный случай, но считайте, что все уже позади. Выздоровление ваше — теперь только вопрос времени. Я не буду извиняться за тот кусок бетона, в который я превратил вашу лабораторию. Люди важнее лабораторий. А пока они — увы! — не вечны. Кстати, я хотел поговорить с вами именно об этом. Мне кажется, что микробы, подобные вашим Террус, могут внести нечто принципиально новое в медицину. Представьте себе, что мы заставим их как бы самообновлять некоторые ткани нашего организма. На первых порах это могла быть хотя бы костная ткань…

Может быть, вечными станут не только машины?

В подвале пахло запекшейся кровью. Мрак давил на каменные стены подземелья.

Игнат со стоном шевельнулся и разметал руки. Правая рука коснулась шершавого дерева. Почудилось, будто в лесу он. Рука поднялась и ощупала на дереве железные скрепы. Клетка… Неужто замкнули его в деревянную клетку?.. Руку внезапно рвануло, ожгло. И одновременно раздался звериный рык. Зверь по ту сторону деревянной решетки был так близко, что Игнат почувствовал его теплое дыхание. Но боль от свежей раны, от руки, вспоротой когтями хищника, встряхнула сознание. Неожиданно появилась надежда на спасение. Зверя бросили сюда для устрашения узника. Но зверь безрассуден, он страшен и для тюремщика.

Камень!..

…Где-то здесь, на земляном полу валяется плоский, почти острый камень. В ночь после первой пытки, Игнат подложил его под голову, а потом затерял в кромешном мраке. Сейчас каменный осколок может стать орудием спасения. Игнат встал. И тут же ухнула вниз земля — боль от ран вырвала из-под ног опору. Пополз. Перед глазами расплывались, лопались огромные радужные круги. Помогло то, что нашел у порога двери деревянную кадку с водой — видно, сжалился кто-то из тюремных холопов.

Прохладная свежая вода взбодрила. Нащупал босой ногой заветный камень, полузатоптанный в мягкую землю.

Пол был насыпной, из свежей влажной земли. Видно, подземелье выкопали сперва почему-то глубже, чем надо, и пол потом снова подняли, подсыпав две-три телеги земли. Все это Игнат сообразил быстро, и картина побега ясно рисовалась перед ним. Каменным острием он подкопает частокол, отделяющий его от зверя… Хотя бы знать, какой там диковинный зверь, какой он породы и масти… Узнает это он лишь тогда, когда от соединенных усилий человека и разъяренного животного рухнет разделяющая их деревянная решетка. Главное, чтобы случилось это к утру, когда стражник откроет дверь подвала. Ринется зверь, почуяв волю, в ожесточенном броске повалит расшатанный частокол, сомнет тюремщика, а вслед за зверем ускользнет Игнат. Воля рядом, темный бор начинается почти у стен пыточной избы…

Игнат вонзил острый камень в земляной пол, обнажая концы частокола. И на каждый удар камня зверь — черный барс, что подарил воеводе заморский гость, — отвечал могучим ударом своего мускулистого тела, расшатывая скрипучие колья.

Человек и барс работали вместе…

…Роет Игнат влажную землю, и уже не могильной сыростью веет от нее, а терпким запахом степного разнотравья. Снятое с потного коня седло брошено на землю одной подушкой для двух голов. Сплетаются вместе, втугую, как ременные узоры седла, странствования Игната и Илейки, горячий Илейкин шепот обжигает ухо:

— Зерцало вселенной — Солнце. Оно душа мира и управитель вселенной, от него все планеты и Земля светлость свою приемлют. Светило посередь мира недвижимо, а Земля — несамосветлый шар, коловращающийся вокруг Солнца…