- Вы что тут колотите, отравы?

- Извините ради Бога, - ясным голоском сказала Рита. - Мы пришли навещать больную, а что-то случилось.

- Что стучать, как психи? - успокаиваясь, сказала соседка. Она поднялась и позвонила в дверь рядом. Тут же открылась на цепочку дверь. В щели был чье-то большое сморщенное ухо.

- Дядя Сеня, - сказала женщина, - а чего с этой, из десятой?

- А че?

- Не открывает она. Милицию вызвать?

- Не знаю, - отвечал дядя Сеня, гремя цепочкой и открывая дверь пошире. Он предстал во всей своей красе: в голубой майке, в шапке-ушанке ушами вверх, тесемками вниз, в голубых кальсонах и бритый, но недели две назад.

- Ты чего? - спросила соседка.

- Болею, - отвечал дядя Сеня.

- Во, лучше с соседями жить, чем так, одной... Раз - и все.

- А соседи сдадут в богадельню, - отвечал дядя Сеня, весь в пуху, видно, спал на подушке.

- Ну, - сказала соседка. - Я пошла. У меня Володька спит, а эти как зачали колотить... Вы, девочки, сами кто?

- Мы ее родственники, - соврала скорая на такие дела Лиза.

- Но не прямые, - поправила ее Рита.

- А, ну что ж теперь.

А за спиной дяди Сени встала толстая бабушка, босая и с тряпкой в руках.

- Это про что разговор?

- А из десятой... Не открывает какой день...

- Вчера мы у нее были, все было в порядке, - опять соврала Лиза.

- А, ну в магазин побежала, - зевнул дядя Сеня и захлопнул дверь, наложивши затем цепочку.

Девочки вышли и сели во дворе ждать. Идти домой было страшно: а вдруг там на лестнице сидит этот рыжий мужчина и хочет их побить.

Тем временем подошел вечер. Было все еще светло, но в окнах зажигались огни. Бегали и кричали опьяненные свободой дети, отработавшие свой день в детском саду. Звучала музыка. Мимо ходили люди, но Генриховны не было. Может, ей стало плохо на улице, и ей вызвали "Скорую"? Девочки сидели очень долго, до полуночи, потом поплелись домой. На лестнице никого не было. Девочки быстро отперли дверь и скрылись у себя в квартире. "Слава тебе, Господи!" воскликнули обе старушки в восторге. Приняли душ. Съели борщ с хлебом и выпили горячей воды. "О счастье. Дома, дома!"

Ночью Лиза во сне плакала. А Рита не спала и с тоской думала о Генриховне. За этот день у нее душа изболелась об этой чужой, посторонней старушке! Она вспомнила ее деликатность, спокойствие, тактичность даже по отношению к Чумке и Холере. Чумка и Холера часто консультировались у Генриховны насчет болезней. Но Генриховна была врачом для самых маленьких, микропедиатром, то есть она была специалистом по детям в возрасте до одного месяца. И потому очень часто она просто сочувствовала, а рецептов не давала. А старая Лиза всегда вмешивалась и давала точные подробные советы, как что лечить. Лиза обожала лечить. "В сущности, - думала Рита, - Лиза спасла меня от смерти". Рита встала и, как это делала мама, подула на Лизин лобик. Лиза вздохнула и перестала скулить.

Утром девочки были опять у дверей Генриховны. Они позвонили. Прошло много времени, и в глубине квартиры что-то стукнуло и тяжело задвигалось. Прошло полчаса. Генриховна открыла им дверь, сидя на полу.

- Ой, здравствуйте, - залопотали девочки. - Где же вы были, мы к вам приходили.

Генриховна задумчиво смотрела на них с пола, опираясь на руку.

- Вам было плохо? Мы как чувствовали. Вы помните? Мы девочки из сквера. Вы нас поили чаем.

Генриховна кивнула.

- Мы забеспокоились и вот пришли. Как вы себя чувствуете?

Генриховна открыла рот, но ничего не сказала.

- Вы не можете говорить?

Генриховна вдруг заплакала. Она сидела на полу и лила слезы.

- Вам надо в больницу, - сказала Рита. Они вдвоем втащили Генриховну в комнату. В комнате был перевернут стул и на полулежал разбитый стакан в луже.

- Она так вот и пролежала весь вчерашний день, - сказала Рита. - А ну, Лиза, сбегай домой, поищи-ка мазь.

Лиза кивнула и помчалась.

Рита, как могла, уложила Генриховну, дала ей попить, сварила ей кашку на воде и покормила. А Лиза все не шла. Настал вечер. Лизы не было. И Рита беспокоилась все больше и больше. Куда могла деться двенадцатилетняя девочка с ключами? Ближе к ночи Лиза пришла бледная.

- Никакой мази нет, ни одной. Я искала, как сумасшедшая. Я ушла, а они все уже сидели на лестнице. Но лифт пришел быстро, я успела.

Лиза с Ритой поселились у Генриховны. Только один раз они ночевали у себя, чтобы получить Лизину пенсию. И опять устроили маскарад для почтальонши. Причем Рита строго предупредила ее никому адреса не давать.

Они кормили бабу Майю. Рита делала ей массаж, как когда-то отцу, доставала лекарства. Вызвали медсестру с уколами. Баба Майя все понимала и старалась изо всех сил, потихонечку делала гимнастику пальчиками, потом руками. Через полтора месяца баба Майя сказала:

- А-и-а...

- Спасибо вам, - прервала Рита.

Баба Майя дальше сказала:

- 0-о-ые э-о-и (хорошие девочки).

К августу Майя Генриховна уже гуляла во дворе и говорила всем:

- Мои внученьки приехали.

В сентябре девочки пошли в школу. Майя Генриховна сходила туда и сказала, что они приехали издалека, немного поучатся без документов.

Кому какое было дело? Девочки пошли в школу, сначала с радостью, потом, как все дети, уже с неохотой, а иногда даже сопротивляясь по утрам, особенно Лиза.

Зато вечерами все втроем они беседовали, и Генриховна поражалась про себя, откуда у маленьких девочек такая мудрость и всепрощение, и она крестила их на ночь, повторяя:

- Это не простые дети.

А две малолетние старушки спали, и каждая надеялась, что все-таки найдется та волшебная мазь и для их родной Генриховны. Рите снилась Генриховна с чертами их мамы, молодая, красивая и строгая, и Рита робко радовалась своему счастью. А глупой Лизе, например, снилось, что крошка Генриховна кричит в пеленках, а у них с Ритой пропало молоко.

А по субботам они ходили к метро продавать носки и варежки.

Может быть, вы их там видели...