- Хей! - снова закричали все. - Хей! Хей!
А Аудолф:
- А посему! Во-первых! Все виры, которые мы должны были ему выплатить, считаются необязательными к платежу! А во-вторых! Он, как объявленный...
Но Гьюр не стал его дослушивать, а подскочил ко мне, поднял меч...
- Нет! - сказал Аудолф, - еще не время. У Айгаслава есть еще три дня, в течение которых он имеет право беспрепятственно покинуть нашу страну, и только после этого ты, Гьюр, как правый в этой тяжбе, вступишь во владение Счастливым Фьордом со всей его землей, постройками, добром, а также долгами и обязательствами - как прямыми, так равно и встречными.
- А Сюьгред? - спросил Гьюр.
- Жена принадлежит мужу до той поры, пока муж жив. Вот если ты убьешь его...
Тут вскочил я и тоже поднял меч...
- Нет-нет! - воскликнул Аудолф. - Объявленный вне закона не имеет права защищаться, иначе вне закона будут объявлены все его ближайшие и близкие родственники, а также домочадцы и рабы. Но до этого, конечно же, дело не дойдет, так как у тебя есть еще целых три дня, Айгаслав, за которые ты, как я думаю, вполне успеешь покинуть нашу страну. Ну а пока что я благодарю тебя за теплый прием и обильное и сытное угощение. Прощай, ярл Айгаслав! Надеюсь, больше мы не встретимся! - и с этими словами Аудолф встал из-за стола и вышел из землянки.
А следом за ним вышли и все остальные. Так за столом остались только Сьюгред, я да Акси.
5.
Я знала, я была уверена, что он обязательно вернется. Но отец говорил:
- И не жди! Еще ни разу не было такого, чтобы это кому-нибудь удавалось. Подземцы - злой народ. Уж если попадешься к ним в лапы, то не вырвешься.
А я на это возражала так:
- Но кто тебе сказал, что этот низкорослый человек был из подземцев? Ведь он призывал Айгаслава от имени дедушки Хальдера.
- Подземцам, - отвечал отец, - привычно лгать. Это во-первых. А во-вторых, у меня нет никакой уверенности в том, что дядя Хальдер после своей смерти был допущен в Заветный Чертог. Ведь разве он погиб в сражении? Нет! Он умер очень некрасиво. А посему его надо искать не среди избранных, а среди тех несчастных, стоны которых ты и сама можешь услышать, если приложишь ухо к земле. И, думаю, что именно туда, под землю, был увлечен и Айгаслав. Да будет к нему милостив Великий Винн, если такое, конечно, возможно!
- А если, - спрашивала я, - ярл Айгаслав все же вернется?
- О! Если он вернется! Тогда я буду неустанно повторять, что он великий воин! А еще я скажу...
Но тут мой отец каждый раз замолкал и как я ни настаивала на продолжении разговора, он неизменно молчал. Так проходили дни, недели. Ярл Айгаслав не возвращался. А его человек, кормчий по имени Лузай, все слабел и слабел. Потом кормчий решил, что наступил его срок, и мы сошлись и стали его слушать. Кормчий долго рассказывал, рассказ его был поучителен. Однако мой отец не верил умирающему кормчему, но до поры молчал. Когда же кормчий стал рассказывать об огненном диргеме, отец не выдержал и стал обвинять его во лжи. Мало того, отец хотел его убить, а это было бы великою несправедливостью, и потому я была вынуждена признаться отцу в том, что огненный диргем действительно существует. Отец был поражен! После того, как мы остались вдвоем, он сказал:
- Если ярлу Айгаславу будет суждено вернуться, то первым делом я назову его самым великим воином из всех, кого я когда-либо знал, а потом... А потом я спрошу у него: "Ярл, а что ты мне ответишь на то, если я предложу тебе породниться со мной?"
Услыхав такие слова, я, наверное, очень сильно покраснела, потому что отец засмеялся и сказал:
- Мне кажется, что ты вполне одобряешь мой выбор. Не так ли, дочь моя?
Я не ответила, я не могла и слова вымолвить, а только утвердительно кивнула головой. А отец продолжал:
- И я принял такое решение вовсе не потому, что я жаден до денег или хочу отблагодарить Айгаслава за его столь щедрый подарок. Отнюдь! А просто мне кажется, что у него будут очень храбрые сыновья, и мне очень хотелось бы, чтоб эти сыновья были моими внуками!
- И я, - с жаром сказала я...
Да! Я тут кое-что ответила отцу, а после продолжила так:
- Но ярл нам говорил, что у него уже есть невеста, дочь руммалийского ярлиярла, а после он и мне еще рассказывал, что за ней дают очень большое приданое - пять руммалийских кораблей, доверху груженых золотом?
- Да, мой отец.
- А ее?
- Нет, мой отец. Да он, мне кажется, ее ни разу и не видел!
- Вот тебе и ответ. Но и это не все! Он преподнес тебе дары, он целовал тебя. И если после всего этого он явится обратно и не пожелает брать тебя в жены, то я незамедлительно отправлюсь к Аудольфу Законоговорителю и объявлю о тяжбе против Айгаслава!
А чтобы я не подумала, что это пустые слова, отец троекратно прикоснулся губами к лезвию обнаженного меча и призвал Винна в свидетели.
Но время шло, а Айгаслав не возвращался. Потом ушел и его кормчий. Я прекрасно понимала, что надежды на удачу нет почти что никакой, но все же отдала ему диргем. Кормчий исчез, диргем исчез. Акси сказал, что кормчему еще повезло - он рубит скалы молотом и, может быть, когда-нибудь и вырвется. А ведь его могло и просто в клочья разорвать - вот тогда бы его душа погибла навсегда.
А отец почернел и сказал:
- Это недобрый знак! Великий Винн не принял огненный диргем. Иначе говоря, он не желает нам помочь. И, значит, больше нам ярла не видеть!
А я сказала:
- Нет, это не так!
- Но почему?
- Потому что я верю в другое!
Отец хотел мне возразить... да передумал, промолчал - обнял меня и долго так держал. Я плакала. Отец меня не утешал. И это хорошо - иногда нужно плакать и плакать и плакать.
А ночью мне был сон: я видела, что ярл идет ко мне и улыбается. Я успокоилась.
Отец же с той поры, напротив, очень помрачнел. Потом он, как всегда, отправился в поход на морфов. Долго его не было! Когда же он вернулся и сказал, что возле Шапки Мира они оказались совершенно случайно, я промолчала, но была уверена: отец пришел туда, куда хотел прийти! Когда же он сказал, что бил мечом того, кто подошел к его костру и попросил поесть, я поняла, что мой отец прекрасно знал, кто перед ним - и мстил за Айгаслава! Я также поняла, что такое отцу не простится, и потому он очень скоро умрет. И он об этом знал. И говорил: