Ко мне подошел Наум, присел на корточки, отодрал пластырь, вздохнул:

— Конечно, тебе еще рано умирать, Боря. Но иначе не получается, поверь. Мы пытались и так, и сяк. Невозможно… Но смерть это тоже часть жизни. Просто последняя ее часть. У тебя она наступит немного раньше, вот и все.

— Ага, — усмехнулся я. — «Умри ты сегодня, а я — завтра». Ну конечно, слышали.

— И кто же это сказал?

— Да кто только не говорил. Уголовники, убийцы. Расхожая в некоторых кругах фразочка. Типа благословения на мочилово.

— Ты что, считаешь нас убийцами? — удивился генерал. — Не надо считать преступниками всех, кто действует нелегальными методами. Иногда это вынужденная мера. Лучшее из всех зол. Извини, Борис. Мы дадим тебе возможность умереть геройски.

— Вот спасибо.

— Ты сам сможешь выбрать. В пределах разумного, конечно. Я думаю, больше всего тебе подойдет погибнуть при исполнении служебных обязанностей. Предотвратив крупный теракт. Остановишь шахида в момент, когда он пойдет взрывать. Чтобы близкие могли тобой гордиться. Чтобы их окружали любовь и внимание окружающих. Это очень важно для вдовы и сироты. И не забудь, что они получат пенсию.

— За билетик в Валгаллу спасибо, конечно, — кивнул я. — А если я откажусь участвовать в убийстве себя и шахида? А то есть в этом какой-то элемент самоубийства, а самоубийство — это нехорошо. Тогда что? Больно зарежете?

Наум обиделся. Но постарался не показать вида.

— Ну кто будет тебя резать, Боря! Чьи нервы здесь это выдержат! Просто мы наденем на тебя пояс шахида. С радиоуправаляемым взрывателем. А дальше ты выберешь сам. Если ты попытаешься его снять, или скрыться, или будешь неточно выполнять указания, то прогремит взрыв. И как это будет выглядеть, а? Скажи мне, как профессионал. Очень странно и подозрительно это будет выглядеть. Словно арабы завербовали и склонили к предательству репатрианта, работающего в полиции. Пятно не только на всю семью, но даже на всю «русскую» общину, правда? Лена и Лева столкнутся с открытой и скрытой враждебностью. Скорее всего не получат пенсию и страховку. И все кто тебя знал будут думать, как ты мог оказаться таким выродком.

— Аминь! — сказал я. — Достаточно. А теперь поведи меня к светлым вершинам. Расскажи, как все будет замечательно, если я окажусь хорошим и послушным мальчиком.

— Тогда ты умрешь так, как мечтают умереть хорошие мальчики, да и плохие, пожалуй, тоже. Где-то… мы еще подумаем где, ты передашь этот пояс со взрывчаткой террористу. Не сомневайся, это будет настоящий террорист. Когда араб наденет пояс на себя, все и произойдет. Так ты станешь героем. Будет понятно, что ты его обнаружил, и он вынужден был взорваться не в людном месте, а рядом с тобой. Вопросы?

— Когда?

— Скоро. Уже все запущено.

— Не дожидаясь моего согласия?

— Ну ты же нормальный мужик, очевидно было, что согласишься… А даже если бы и отказался. Сценарий-то все равно один.

— Ах-ха-ха-ха! — зашелся за спиной генерала незаметно подкативший Хаим. — Действительно, универсальный сценарий! Умеете вы в семье шутить! Ах-ха-ха-ха!

— Хаим, — грустно сказал генерал, — а ты уверен, что это смешно?

— Мой генерал, — вздохнул Хаим. — Над тем, что действительно смешно — просто улыбаются. Смеются над тем, что страшно.

— О твоей семье я, конечно же, позабочусь, — сказал Наум, вставая.

Пока мне надевали пояс смертника, Хаим ездил вокруг Ривки и провоцировал ее на обсуждение роли еврея в мусульманском раю. Ривка злилась, а он радостно хохотал и озорно мне подмигивал.

— Барух, — кричал он, — представляешь, каких гурий выдадут тебе эти арабы? Самых страшных! Семьдесят две старые девы… Ой-вэй! Бедный мальчик! Ах-ха-ха-ха! Да еще и обсчитают! Ручаюсь, что больше шестидесяти двух не дадут! Ах-ха-ха-ха!

Я смотрел на обряжающие меня старческие руки и все не мог поверить, что жизнь кончается. Вот так, гротескно. А главное, я так и не понял — за что? Что я такое узнал, несовместимое с жизнью? Откуда у них возникла такая жесткая необходимость меня убить? Сначала я решил, что старики просто обтяпывают какие-то свои делишки. Ну, используют для этого связи. Нормально. Детей своих не хотят подставлять, или тех, кто им помогает… Ну что это может быть? Не гонят же они тоннами наркоту через границу. Скорее, могут оружием приторговывать. Сбывают в какие-нибудь третьи страны, например, и получают за это семь с половиной процентов.

Когда возник сценарий моей смерти и появился пояс шахида, я было подумал, что у стариков партнерские отношения с палестинцами. Но с другой стороны — какие у них могут быть связи с палестинцами. Скорее всего — старые друзья в спецслужбах, которые вполне могут организовать ликвидацию террориста таким затейливым способом. И дело сделать, и друзьям помочь. Это плохо. Значит, пасти меня будет не Хаим на тележке, не Фира, которая собъется с курса, увидев кондитерскую, а какой-нибудь профессиональный мальчик из ШАБАКа… ага, мальчик, с выбитым в детстве зубом… От дедушки с бабушкой я, может, и не ушел бы, а от волка из ШАБАКа или лисички оттуда же — уйду, потому что эти сумасшедшие старики абсолютно непредсказуемы, а профессионалов уже можно просчитать. Старик или старуха могут взорвать меня, испугавшись любой ерунды. А профессионал будет стремиться довести дело до конца и нажмет на взрыватель раньше времени только в самом крайнем случае. Значит, мелкие шалости мне простят, а это очень важно. Так что все наоборот — это не плохо, а даже очень хорошо.

Все выходило настолько непонятным, что ничего планировать заранее было невозможно. Только экспромт. Зато у меня возникла версия происходящего. Вряд ли старики решили бы меня убивать из-за мелкой партии оружия для какой-нибудь банановой республики. Тут должно быть что-то крупное, серьезное. Вроде той миллиардной сделки Израиля с Китаем, которую запретили американцы. Стоп, теща же в прошлый раз рассказывала о каком-то важном китайце, которому они с Наумом несколько дней показывали Израиль. А семь с половиной процентов — это семьдесят пять миллионов с каждого миллиарда. Действительно, большие деньги. Афера серьезная, но относительно безопасная, потому что осуществляется при неявной поддержке государственных структур. Ведь у Израиля, из-за насильственно прерванной сделки, возникли большие дипломатические проблемы с Китаем. Так почему бы их не уладить, сделав неофициально то, что невозможно сделать официально? Очень даже патриотичный поступок. Вполне в духе Наума и всей этой немолодой гвардии. Да и приработок к пенсии неплохой. Похоже, вполне похоже. Сейчас и проверим.

— А еще у меня есть предсмертное желание, — сказал я проникновенно.

— Какое? — обрадовался Хаим. — Я догадываюсь, какое желание может быть перед смертью у сына Наума! Ах-ха-ха-ха! — он погрозил мне пальчиком и подмигнул. — Я угадал?

— Проще. Совсем мелкое. Я хочу нарисовать на груди любимый иероглиф.

— Ах-ха-ха-ха! На чьей груди?

Наум испытующе посмотрел на меня:

— Никаких письменных собщений. В любой форме.

Шай подергал мой пояс, проверяя надежно ли закреплен. И молвил:

— Не надо выпендриваться. Наши восточные друзья не поймут подобной экстравагантности… Тебе не давит? Дышать удобно?

— Замечательно, спасибо, — вежливо осклабился я. Может оно и хорошо, что я не доживу до этого возраста.

Наум развязал мне ноги и мы сели за тот самый дубовый стол. Я начал ощущать себя исполнителем главной роли. Руки, сведенные за спиной, онемели окончательно.

— Иероглиф он решил рисовать! — пробурчал себе под нос Шай. — Мальчишка!

Значит, все-таки, китайцы. Надо же, как все просто и как все невероятно. И глупо. А «Наумовы подделки», о которых говорил Хаим, это наверняка какие-нибудь части, которые они не выносят с военных заводов, а клепают кустарно, не исключено, что еще и где-нибудь в Газе.

Наум сунул мне в карман мобильный телефон:

— Не пытайся по нему звонить. Это модель для детей, без карточки, только принимает звонки. Он должен быть все время включен. Неотвеченный звонок — взрыв. Нечеткое исполнение указания — взрыв. На поясе детекторы, при попытке снять раньше срока — взрыв. Понятно?