Вот это я и хочу ясно и точно сказать ЦК и ЦКК.

Л Троцкий 16 мая 1927 г.

БОРЬБА ЗА МИР И АНГЛО-РУССКИЙ КОМИТЕТ *

1. Война есть продолжение политики - другими средствами. Борьба против войны есть продолжение революционной политики против капиталистическою режима. Понять эту мысль значит найти ключ ко всем ошибкам оппортунизма в вопросах войны. Империализм есть не внешний самодовлеющий фактор, но высшее выражение основных тенденций капитализма. Война является высшим орудием политики империализма. Борьба против империалистской войны может и должна быть высшим выражением всей политики международного пролетариата.

Оппортунизм или радикализм, линяющий в сторону оппортунизма, всегда имеет склонность рассматривать войны, как такое исключительное явление, которое требует изъятия из основных принципов революционной политики. Центризм мирится с революционными методами, но не верит в них. Поэтому в критическую минуту он всегда склонен - со ссылками на своеобразие момента, на исключительные обстоятельства и пр. - заме

* Ко времени майского пленума ИККИ 1927 г. была выдвинута Бухариным новая теория: Англо-Русский комитет есть не выражение политики единого фронта в профессиональной области, а дипломатическое орудие в борьбе за СССР. Настоящий документ внесен был Троцким на пленум ИККИ. [Примечание Троцкого.]

нять революционные методы оппортунистическими. Особенно резко такой перелом в политике центризма или мнимого радикализма вызывается естественно опасностью войны. Тем с большей непримиримостью на этом оселке надо проверять основные направления коммунистического Интернационала.

2. Сейчас уже для всех ясно, что Англо-Русский комитет надлежит

рассматривать не как профессиональную организацию, в которую комму

нист входит для борьбы за влияние на массы, а как своеобразный полити

ческий блок, имеющий своей целью, в первую голову, противодействие

военной опасности На опыте и примере Англо-Русского комитета надо

поэтому с удесятеренным вниманием проверить методы борьбы против

войны, чтобы открыто и точно сказать революционному пролетариату,

чего не делать, если мы не хотим погубить Коминтерн и облегчить крова

вую работу империализма против международного пролетариата и СССР.

Тов Бухарин выдвинул на Президиуме ИККИ 11 мая новое истол

кование нашей берлинской капитуляции перед Генсоветом. Оказывается,

эту капитуляцию надо рассматривать не в плоскости международной ре

волюционной борьбы пролетариата, а в плоскости "дипломатического"

противодействия наступлению империализма на СССР. Мы располагаем

различными орудиями международного действия: партия (Коминтерн),

профсоюзы, дипломатия, пресса и пр. Наши действия по линии профсою

зов должны диктоваться задачами классовой борьбы. Но это лишь "по

общему правилу" В некоторых случаях, в виде изъятия, нам приходится

- по Бухарину - органы профессионального движения использовать, как

орудия дипломатического действия. Так именно и произошло в данном

случае с Англо-Русским комитетом. Мы капитулировали перед Генсове

том, не как перед Генсоветом, а как перед агентурой английского прави

тельства. Мы обязались невмешательством не по партийно-политической

линии, а по линии государственной. Такова сущность нового толкования

берлинской капитуляции, которое, как мы сейчас покажем, делает ее

еще более опасной.

Берлинская сделка ВЦСПС с Генсоветом обсуждалась на недавнем

апрельском пленуме Центрального Комитета нашей партии. С защитой

решений берлинского совещания выступали: тт. Томский, Андреев,

Мельничанский, т. е. виднейшие наши профессионалисты, а не дипломаты.

Все эти товарищи, защищая берлинскую капитуляцию, обвиняли оппози

цию в том, что она не понимает задач и методов профессионального дви

жения; что воздействовать на массу профессионалистов нельзя, разрывая

с аппаратом; что воздействовать на аппарат нельзя, разрывая с его вер

хушкой; что именно этими соображениями продиктовано поведение

наших профессионалистов в Берлине.

Теперь тов. Бухарин разъясняет, что решения берлинского совещания представляют собою, наоборот, изъятие, исключение из принципиальных большевистских методов воздействия на профдвижение - во имя временных, но острых дипломатических задач. Почему тов. Бухарин не разъяснил этого нам, а заодно и тов. Томскому на последнем пленуме нашего Центрального Комитета? Ведь стенограмма апрельского пленума, в каче

стве инструктивного материала, пойдут -- надо надеяться - по партии. Новая теория тов. Бухарина также, надо полагать, станет достоянием, по крайней мере, партийных кадров. Мы будем, следовательно, иметь два одинаково официальных, одинаково авторитетных объяснения: по одному из них -- наша берлинская политика есть принципиальная большевистская политика в профдвижении. По другому, - наша берлинская политика есть временный отказ от принципиальной большевистской политики.

Откуда взялось на протяжении нескольких недель такое чудовищ

ное противоречие? Оно выросло из невозможности держаться на апрель

ских позициях хотя бы в течение месяца. Когда наша делегация ехала в

Берлин, она не имела бухаринского объяснения будущих своих действий.

Вряд ли сам тов. Бухарин имел тогда это объяснение. Во всяком случае,

оно нигде и ни в чем не обнаружилось. На апрельском пленуме тов. Буха

рин молчал. Оппозиция, несмотря на краткость отрезанного ей времени,

успела показать полную несовместимость нашей берлинской политики

с элементарнейшими основами большевизма. Докладчик (тов. Томский)

даже не пытался в заключительном слове ответить на наши аргументы.

Стенограмма апрельского пленума еще не успела выйти из печати (наде

емся, что она все-таки выйдет) ,* а мы имеем уже новое, с иголочки,

объяснение нашей берлинской капитуляции. Совершенно ясно: это объяс

нение придумано задним числом.

Дело станет еще яснее, если мы отойдем назад, так сказать, к ис

токам вопроса. После подлейшего срыва генеральной стачки Генсоветом,

где "левые" тред-юнионисты соперничали с правыми, оппозиция ВКП (б)

но требовала немедленного разрыва с Генсоветом, чтобы тем облегчить

и ускорить освобождение пролетарского авангарда из-под влияния преда

телей. Большинство ЦК противопоставило нам ту точку зрения, что, не

смотря на контрреволюционную политику Генсовета во время стачки,

сохранение Англо-Русского комитета требуется будто бы интересами

нашего революционного воздействия на английский пролетариат. Именно

в этот момент Сталин выдвинул теорию "ступеней", через которые "нель

зя перепрыгивать". Под "ступенью" понимается в данном случае не полити

ческий уровень масс, разный у разных слоев, - а консервативная вер

хушка, отражающая давление буржуазии на пролетариат и ведущая не

примиримую борьбу с передовыми слоями пролетариата.

В противовес этому, оппозиция утверждала, что сохранение Англо-Русского комитета, после явной и открытой измены его, закончившей предшествующий период "полевения", будет иметь своим неизбежным последствием недопустимое смягчение нашей критики вождей Генсовета, по крайней мере его "левого" крыла. Нам возражали - прежде всего тот же Бухарин, - что это возмутительная клевета; что организационная связь ни в малейшей степени не ограничит нашей революционной критики; что ни на какие принципиальные уступки мы не пойдем; что Англо-Русский комитет будет для нас только организационным мостом к массам. Никому и в голову не приходило тогда оправдывать сохранение

* На самом деле протоколы не были напечатаны, чтоб не обнаруживать скандальных ошибок и противоречий.

Англо-Русского комитета ссылкой на соображения дипломатического порядка, требующие будто бы временного отказа от революционной пинии. Более того: если бы кто-либо из оппозиции высказал такое предположение, он был бы немедленно подвергнут тем грубым отравленным приемам "критики", которые все больше прививаются за последний период, заменяя растерянный идейный багаж.