До сего времени дело обстояло так, что в целом ряде районов деревней управляла маленькая группа людей, связанная больше с уездом и губернией, чем с населением деревни. Это обстоятельство вело к тому, что правители деревни больше всего глядели вверх, на уезд, и меньше всего вниз, на население деревни, чувствовали себя ответственными не перед деревней, не перед избирателями, а перед уездом и губернией, не понимая, очевидно, что “верх” и “низ” представляют тут одну цепь, и если цепь порвалась внизу, то должна пасть вся цепь. Результатом этого были бесконтрольность, самоуправство, произвол правителей, с одной стороны, недовольство и ропот в деревне — с другой. Теперь таким порядкам в деревне кладется конец, решительно и бесповоротно.

До сего времени дело обстояло так, что в целом ряде районов выборы Советов в деревне представляли не действительные выборы, а пустую канцелярскую процедуру протаскивания “депутатов”, путем целого ряда ухищрений и нажима со стороны узкой группы правителей, боящихся потерять власть. Результатом этого было то, что Советы из органов, близких и родных массам, рисковали превратиться в органы, чуждые массам, а руководство крестьянством со стороны рабочих, эта основа и крепость диктатуры пролетариата, рисковало повиснуть в воздухе. Вы знаете, что партия вынуждена была ввиду этого добиться перевыборов Советов, причем перевыборы показали, что старая практика выборов в целом ряде районов есть пережиток военного коммунизма, что она должна быть ликвидирована, как вредная и прогнившая насквозь практика. Теперь такой практике выборов в деревне кладется конец.

В этом основа уступки, основа расширения демократии в деревне.

Уступка эта нужна не только крестьянству. Она не менее нужна пролетариату, ибо она усиливает пролетариат, подымает его авторитет в деревне, укрепляет доверие крестьян к пролетариату. Основное назначение уступок и компромиссов вообще состоит, как известно, в том, чтобы они усиливали и укрепляли в последнем счете пролетариат.

Каковы пределы этих уступок в данный момент? Пределы этих уступок намечены XIV конференцией РКП(б) и III съездом Советов СССР.[37] Вы знаете, что они не очень широки и ограничиваются теми рамками, о которых я только что говорил. Но это еще не значит, что они останутся незыблемыми навеки. Наоборот, они несомненно будут расширяться по мере роста нашего народного хозяйства, по мере укрепления хозяйственной и политической мощи пролетариата, по мере развития революционного движения на Западе и Востоке, по мере усиления международных позиций Советского государства. Ленин говорил в 1918 году о необходимости “распространения советской конституции, по мере прекращения сопротивления эксплуататоров, на все население” (см. т. XXII, стр. 372). Речь идет здесь, как видите, о распространении Конституции на все население, в том числе и на буржуазию. Это было сказано в марте 1918 года. С того времени до смерти Ленина прошло больше пяти лет. Однако, Ленин ни разу не заикнулся за этот период о своевременности проведения в жизнь этого положения. Почему? Потому, что не пришло еще время для такого расширения. Но что оно придет когда-либо, когда внутренние и международные позиции Советского государства укрепятся окончательно, в этом не может быть сомнения.

Вот почему мы, предвидя дальнейшее расширение демократии в будущем, считаем, однако, необходимым ограничить в данный момент уступки по линии демократии рамками, очерченными XIV конференцией РКП(б) и III съездом Советов СССР.

Меняют ли эти уступки характер власти в стране?

Нет, не меняют.

Вносят ли они изменения в систему диктатуры пролетариата в смысле ее ослабления?

Нисколько, ни в какой степени.

Диктатура пролетариата не ослабляется, а лишь укрепляется оживлением Советов и привлечением к делу лучших людей из крестьянства. Руководство пролетариата в отношении крестьянства не только сохраняется, благодаря расширению демократии, но приобретает еще новую силу, создавая атмосферу доверия вокруг пролетариата. А ведь это главное в диктатуре пролетариата, когда речь идет о взаимоотношениях пролетариата и крестьянства в системе диктатуры.

Не правы товарищи, утверждающие, что понятие диктатуры пролетариата исчерпывается понятием насилия. Диктатура пролетариата есть не только насилие, но и руководство трудящимися массами непролетарских классов, но и строительство социалистического хозяйства, высшего по типу, чем хозяйство капиталистическое, с большей производительностью труда, чем хозяйство капиталистическое. Диктатура пролетариата есть: 1) неограниченное законом насилие в отношении капиталистов и помещиков, 2) руководство пролетариата в отношении крестьянства, 3) строительство социализма в отношении всего общества. Ни одна из этих трех сторон диктатуры не может быть исключена без риска исказить понятие диктатуры пролетариата. Только все эти три стороны, взятые вместе, дают нам полное и законченное понятие диктатуры пролетариата.

Вносит ли какие-либо ухудшения в систему диктатуры пролетариата новый курс партии по линии советской демократии?

Нет, не вносит. Наоборот! Новый курс только улучшает дело, укрепляя систему диктатуры пролетариата. Если речь идет об элементе насилия в системе диктатуры, а выражением насилия является Красная Армия, то едва ли нужно доказывать, что насаждение советской демократии в деревне может лишь улучшить состояние Красной Армии, сплачивая ее вокруг Советской власти, ибо армия у нас по преимуществу крестьянская. Если речь идет об элементе руководства в системе диктатуры, то едва ли можно сомневаться в том, что лозунг оживления Советов может лишь облегчить пролетариату это руководство, укрепив доверие крестьян к рабочему классу. Если же речь идет об элементе строительства в системе диктатуры, едва ли нужно доказывать, что новый курс партии может лишь облегчить строительство социализма, ибо он пущен в ход для укрепления смычки, а строительство социализма без смычки невозможно.

Вывод один: уступки крестьянству в данной обстановке усиливают пролетариат и упрочивают его диктатуру, не меняя ни на йоту характера власти в стране.

Так обстоит дело с пятым вопросом.

Перейдем к шестому вопросу.

Делает ли наша партия уступки правому уклону в Коминтерне в связи со стабилизацией капитализма, и если да, — действительно ли это необходимый тактический маневр?

Речь идет, очевидно, о чехословацкой компартии и соглашении с группой тт. Шмераля и Запотоцкого против правых элементов этой партии.

Я думаю, что никаких уступок правому уклону в Коминтерне не сделала наша партия. Наоборот, весь расширенный пленум Исполкома Коминтерна[38] прошел под знаком изоляции правых элементов Коминтерна. Прочтите резолюцию Коминтерна о чехословацкой компартии, прочтите резолюцию о большевизации, и вы поймете без труда, что основной мишенью Коминтерна были правые элементы в коммунизме.

Вот почему нельзя говорить об уступках нашей партии правому уклону в Коминтерне.

Тов. Шмераль и Запотоцкий, строго говоря, не правые. Они не разделяют платформу правых, платформу брюнцев. Они, скорее всего, колеблющиеся между ленинцами и правыми, с уклоном в сторону правых. Особенность их поведения на расширенном пленуме Исполкома Коминтерна состоит в том, что они, под давлением нашей критики, с одной стороны, и под угрозой перспективы раскола, созданной правыми, с другой стороны, колебнулись на этот раз в нашу сторону, в сторону ленинцев, обязавшись держать союз с ленинцами против правых. Это им делает честь. Но думают ли товарищи, что мы не должны были пойти навстречу колеблющимся, когда они колебнулись в сторону ленинцев, когда они пошли на уступки ленинцам против правых? Было бы странно и печально, если бы среди нас оказались люди, неспособные понять азбучных истин большевистской тактики. Разве практика не показала уже, что политика Коминтерна в вопросе о чехословацкой компартии является единственно правильной политикой? Разве тт. Шмераль и Запотоцкий не продолжают бороться против правых в одних рядах с ленинцами? Разве брюнцы в чехословацкой партии не изолированы уже?