Она кормила его и спала с ним. Когда он бывал в плохом настроении, старалась стать невидимой, а когда он хотел развлечений, пыталась его развлечь.

— Здравствуйте, мистер хичи, — сказала голова Броадхеда, рука Долли согнула ее, чтобы голова улыбалась, голос Долли звучал хрипло. — Очень рад с вами познакомиться.

В голосе Долли зазвучало змеиное шипение.

— Здравствуй, опрометчивый землянин. Ты как раз вовремя для обеда.

— Вот здорово! — воскликнула голова Броадхеда, улыбка ее стала шире. — Я голоден. А что на обед?

— Аргх! — закричала голова хичи, пальцы скривились когтями, рот раскрылся. — Ты! — И правая рука сомкнулась на кукле с левой руки.

— Хо! Хо! Хо! — смеялся Вэн. — Очень хорошо! Хотя на хичи не похоже. Ты не знаешь, как выглядит хичи.

— А ты знаешь? — своим голосом спросила Долли.

— Почти. Во всяком случае лучше тебя.

И Долли, улыбаясь, подняла руку с хичи.

— Но вы ошибаетесь, мистер Вэн, — послышался шелковый, змеиный голос хичи. — Вот как я выгляжу, и я жду вас в следующей черной дыре!

Вэн вскочил со стула, отбросив его с треском.

— Это не забавно! — закричал он, и Долли удивилась, увидев, что он дрожит. — Приготовь мне поесть! — приказал он и, что-то бормоча, отправился в свой посадочный аппарат.

Неразумно шутить с ним. Поэтому Долли приготовила ему обед и прислуживала с улыбкой, хотя ей не было весело. Но эта улыбка ничего ей не дала. Настроение у него было хуже, чем всегда. Он кричал:

— Дура! Ты тайком съела всю хорошую пищу? Ничего вкусного не осталось!

Долли чуть не расплакалась.

— Но ведь тебе нравятся бифштексы, — сказала она.

— Бифштексы! Конечно, нравятся. Но посмотри, что ты приготовила на десерт! — Он оттолкнул тарелку с бифштексом и брокколи, схватил поднос с шоколадным печеньем и потряс перед ней. Печенье разлетелось во всех направлениях, и Долли пыталась поймать его.

— Я знаю, они тебе не очень нравятся, милый, но мороженого больше нет.

Он сердито посмотрел на нее.

— Ха! Нет мороженого! Ну, хорошо. Тогда шоколадное суфле или пирог с фруктами…

— Вэн, ничего этого нет. Ты все съел.

— Глупая женщина! Это невозможно!

— Ну, их не стало. И вообще сладкое тебе вредно.

— Тебя не назначали моей нянькой! Когда у меня сгниют зубы, я куплю себе новые. — Он сунул тарелку ей в руки, и печенье снова разлетелось. — Выбрось этот мусор. Я не хочу больше есть.

Вот и еще один типичный обед на дальних пределах Галактики. И закончился он тоже типично: Долли со слезами прибрала. Вэн такой ужасный человек! И даже не подозревает об этом.

Однако Вэн знал, что он злобен, антисоциален, капризен — и еще длинный список пороков, которые перечислила ему психоаналитическая программа. Больше трехсот сеансов. Шесть дней в неделю в течение почти года. А в конце он с шуткой прекратил эти сеансы.

— У меня есть вопрос, — сказал он голографическому психоаналитику. Программа для него выглядела приятной женщиной, достаточно старой, чтобы быть его матерью, достаточно молодой, чтобы сохранить привлекательность. — И вопрос этот таков: сколько психоаналитиков нужно, чтобы изменить светящийся шар?

Аналитик со вздохом сказала:

— О, Вэн, ты снова противишься. Ну, хорошо. Сколько же?

— Только одного, — со смехом ответил он, — но шар на самом деле не хочет меняться. Ха-ха! И, видишь ли, я тоже не хочу!

Она молча смотрела на него. Ее показывали сидящей в кресле-корзине, с подобранными под себя ногами, с блокнотом в одной руке, с карандашом в другой. Глядя на него, она постоянно поправляла очки, сползавшие на кончик носа. Как и все остальное в этой программе, этот жест имел определенную цель, он показывал, что она всего лишь человек, как и он, а не некое божество. Конечно, человеком она не была. Но прозвучали ее слова совсем по-человечески:

— Очень старая шутка, Вэн. А что такое светящийся шар?

Он раздраженно пожал плечами:

— Это такая штука, которая дает свет. Но ты меня не поняла. Я вообще не хочу меняться. Мне это неинтересно. Я с самого начала не хотел приходить сюда и сейчас намерен закончить.

Компьютерная программа миролюбиво сказала:

— Это твое право, конечно, Вэн. Что же ты будешь делать?

— Буду искать моего… уйду отсюда и буду веселиться, — свирепо сказал он. — Это тоже мое право.

— Да, конечно, — согласилась она. — Вэн. Не скажешь ли, что ты собирался сказать, а потом изменил свое намерение?

— Нет, — ответил он, вставая. — Не буду говорить тебе, просто буду делать. До свидания.

— Ты собираешься искать своего отца, верно? — спросила ему вслед компьютерная программа, но он не ответил. И вместо того чтобы просто закрыть дверь, захлопнул ее с грохотом.

Нормальный человек — в сущности, почти любой человек, — признал бы правоту психоаналитика. И уже давно рассказал бы спутнице по кораблю и постели о своих надеждах и страхах. Но Вэн не привык с кем-нибудь делиться своими чувствами, потому что вообще не привык ничем делиться. Выросший в одиночестве Неба Хичи, лишенный в самом критическом возрасте теплокровных товарищей, он стал подлинным архетипом антиобщественного человека. Страшная тоска по любви погнала его в глубины космоса в поисках исчезнувшего отца. Полная неспособность осуществить свою мечту делала для него невозможным принятие любви сейчас. Его ближайшими спутниками в годы юности были компьютерные программы, записанные индивидуальности, Мертвецы. Он скопировал их и взял с собой на корабль хичи, и разговаривал с ними, как не говорил с живой Долли, потому что знал: они только машины. Им все равно, как он с ними обращается. Для Вэна люди тоже были машинами, продающимися машинами, можно сказать. А у него достаточно денег, чтобы купить, что ему нужно. Секс. Или разговоры. Или приготовление пищи, или уборку его грязи.

Ему не приходило в голову подумать о чувствах продающейся машины. Даже когда такой машиной была девятнадцатилетняя женщина, которая была бы благодарна, если бы он подумал, что она его любит.

Хичи довольно рано научились записывать сознание и даже переносить особенности личности мертвого или умирающего в свои механические системы, как научились и люди, найдя так называемое Небо Хичи, где вырос Вэн. Робин считал это чрезвычайно важным изобретением. Я с ним не согласен. Конечно, возможно, меня сочтут предубежденным — подобная мне личность, уже будучи механическим собранием информации, не нуждается в записи; а хичи, открыв запись, не потрудились создать подобные мне личности.

7. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

В петле Лофстрома, в Лагосе, Нигерия, Оди Уолтерс думал о том, насколько он виноват перед Джейни Джи-ксинг. Тем временем магнитная лента подхватила их спускающуюся капсулу, замедлила ее и опустила у таможенно-иммиграционного терминала. За игру с запретными игрушками Оди потерял надежду на работу, но Джи-ксинг помощь ему стоила всей карьеры.

— У меня есть мысль, — прошептал он ей, когда они ждали у стойки. — Расскажу, когда выйдем.

У него действительно появилась мысль, и отличная. Этой мыслью был я.

Но прежде чем поделиться с ней идеей, Уолтерс должен был рассказать, что чувствовал в тот ужасный момент у ТПП. Они остановились в транзитном отеле у основания посадочной петли. Пустая комната, к тому же очень душная; одна среднего размера кровать, умывальник в углу, ПВ, на который можно смотреть, пока ждешь свою капсулу, окна открываются в горячий, сырой воздух береговой Африки. Окна открыты, но затянуты сеткой, которая не пускает мириады африканских насекомых. Однако Оди стало холодно, когда он рассказывал о том холодном медлительном существе, чье присутствие ощутил он в своем сознании на борту «С.Я.»

И Джейни Джи-ксинг тоже вздрогнула.

— Но ты ведь ничего не сказал, Оди! — Голос ее звучал резко, в горле пересохло. Он покачал головой. — Но почему молчал? Ведь это… — Она помолчала. — Да, я уверена, тут ты можешь получить премию Врат.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: