Вождь Вигитор в словах центуриона не сомневался, от сына он многого наслушался. Через год сожрут. Обычные мужики порвут воинскую элиту племени, так и будет. И куда их теперь девать? В гладиаторы не продашь, шутит центурион, там половина родственники. Куда бы их с пользой потратить? У остальных германских вождей было, куда пристроить своё буйное воинство. На севере жизнь бурлила, там ловили пиратов, отправлялись в набеги на восход, а бывало и друг с другом ссорились. У Вигитора же был кусочек посреди бескрайних римских владений. Богатых и кажущихся беззащитными, рано, или поздно, но он эту банду сдержать не сумеет, слишком большой соблазн.

— Скажи мне, центурион, ты умеешь строить корабли?

Центурион въехал с ходу.

— Смотря какие, вождь. Этим у нас обычно фарбы занимаются. Но плавать будет. Тебе ведь не далеко?

Вождь Вигитор цинично усмехнулся в ответ.

— Не далеко.

— Мне нужно разрешение Императора Тиберия. Думаю, он тебе не откажет.

Тиберий не отказал. Более того, узнав о его проблеме, император признал её серьёзной, а найденый выход разумным, корабли даже не пришлось строить. В Антонии-Германике, именно так назвал город в устье Альбиса Друз, скопилось довольно много всякого хлама всё ещё способного преодолеть пролив, а если сильно повезёт, то и вернуться с добычей. Вигитор вовсе не собирался топить цвет маркоманнского племени, это означало бы потратить их без пользы. Тиберию же были нужны эти отморозки, чтобы отвлечь внимание от своих разведгрупп, которые он также планировал к заброске, весной следующего года. Словом, решилась проблема ко всеобщему удовольствию.

Тиберий Клавдий Нерон очень тщательно готовил свою компанию, уделяя внимание не только, даже не столько военному аспекту, сколько послевоенному развитию провинции. Раз уж ему суждено стать Британиком, нужно оставить правильный след в истории острова. В его завоевании, Тиберий не сомневался, ничего сложного в том, чтобы повторить пример брата, он не видел. Островом он собирался править, и готовился к этому заранее. Его разведка знала обстановку в Британии лучше, чем все местные вожди вместе взятые. Кельтские племена, населяющие Британию, были близкими родственниками галлов, и недостатка в кадрах, начальник разведки не испытывал. В деньгах тоже, в отличие от тех же вождей. Имея такую информацию, Тиберий уже планировал постройку дорог, мостов и городов, заранее заказывались материалы, и подыскивались специалисты. Четыре легиона, которые формировались их германцев, в легионы никто не оформлял, это хоть и можно было продавить через Сенат, но вызвало бы ненужную подозрительность, их числили привычными союзными варварскими вексиляциями. Тиберий их постоянно инспектировал и был доволен, к началу войны это будут настоящие легионы. Причём такие, что не жалко будет потом спалить где-нибудь в Парфии, никто про них и не вспомнит, сгинули варвары, значит воевали плохо. Поначалу, эту идею Агриппы, Тиберий воспринял скептически. Всё-таки, одно дело детей воспитывать, и совсем другое, взрослых дикарей, но дело пошло неожиданно хорошо. Все варвары уже отлично понимали команды, и вполне понятно изъяснялись на человеческом языке. На своём общаться было запрещено, даже сидя по соседству в уборной. Центурионы обнадёживают, хорошие получатся легионеры, греки им в подмётки не годятся, почти, как настоящие римляне. Приехавший союзный вождь порадовал. Готов пожертвовать своей дружиной на благо Великого Рима. Хороший вождь, и сын у него хороший, с Друзом всю германскую компанию прошёл. Такая толпа дикарей вызовет на острове большой переполох, вот мы и понаблюдаем.

— Корабли я тебе дам, вождь. Сам выберешь, какие понравятся. На добычу мы не претендуем.

— Дело не в том, что у нас нет денег, а в том, что они неудобные.

Меценат настаивал, Агриппа ретроградствовал, Октавия вязала. Вязала, ага, Германик, будучи мальцом в той жизни, не раз помогал подслеповатой бабушке подхватить соскочившую петлю, и технологию процесса запомнил отлично. Начала бабушка Октавия с шарфика и увлеклась, теперь вязала внуку свитер, холодно в Германии.

— И мне не нужно твоё согласие, Агриппа, продолжишь упираться, я выпущу свои меценатки.

— Кому они нужны, Гай? Не сходи с ума.

Меценат требовал денежной реформы в масштабе Рима, Агриппа был уверен, что начнётся бунт. Разумным было принять половинчатое решение. Меценатки подойдут. Германик поднял руку привлекая внимание патриархов.

— Вы оба правы. Нам уже нужна реформа, но Рим к ней ещё не готов. Меценатки — это разумный выход.

Агриппа выглядел изумлённым.

— Ты тоже считаешь, что это получится?

— Неприменно получится, если мы все будем в этом заинтересованы. Сначала оборот будет маленький. А когда Четвёртый Македонский потребует выплаты содержания в меценатках, можно будет и про Рим думать.

Агриппа не сдавался.

— С чего бы им требовать такую глупость?

— С того, что это им будет выгодно. В любом случае, мы ничего не теряем, кроме самой бумаги.

Промышленный комплекс в Марцелле-Германике строился с расчётом на выпуск металлических кораблей с паровыми двигателями. До кораблей было ещё очень далеко, а вот выпуск различного ширпотреба, можно было наладить в промышленных объёмах прямо сейчас. Тех же лопат, к примеру. Суть науки о деньгах, Меценат понял сразу, как и оценил возможности плановой экономики. Он давно подвинул Вара с поста руководителя научно-техническим прогрессом и взял дело в свои цепкие руки. Когда ему рассказали о генеальной спецоперации с зеркалами, разработанной лично Агриппой, Меценат лишь глумливо похихикал, и посоветовал не лезть не в своё дело. Гай Меценат мыслил уже совсем другими категориями — пятилетки, комбинаты, и другие понятия из изначального мира. Разумеется, он не врал своему другу, что способен ввести бумажные деньги в Риме, разве что чуть-чуть переоценивал свои силы. Всё это хорошо, и монополия производства, и подконтрольная пресса, но всего ведь не предусмотришь, а пойди что не так, сама идея будет скомпрометирована на долго. Меценаткам быть!

В разговор влезла Октавия, её, как всегда интересовали весьма неожиданные подробности.

— Ты нарисуешь на них свой портрет, Гай Меценат?

Про меценатки тот ляпнул в запале. Он огрызнулся.

— Могу твой. Пусть будут октавианки, это не важно.

— Это очень важно, Гай Меценат. Жаль, что ты этого не понимаешь. На деньгах печатали портреты великих вождей, а ты бабник и пьяница. Был. Совсем недавно. Там должен быть портрет Агриппы. Пусть будут агриппинки.

Итог спорам подвёл, как всегда мудрый Агриппа.

— Пусть будут просто деньги. Изобрази на них наших богов, Гай.

Деньги приняли, не могли не принять. На форуме поставили меняльную лавку, а подконтрольные Меценату торговцы выставили цены в богах, именно так стали именоваться деньги в народе. Сначала монеты обменивали перед самой покупкой, и только необходимую сумму, но Гай Меценат стал поднимать обменный курс, по пол процента в неделю. Народ это заметил, богов начали запасать впрок. Сначала самые экономически активные, они первые новинку оценили, многие уже даже на курсе успели заработать. Через месяц марсами принимали в лупанариях, а через три, к Агриппе пришёл Пилат.

— …серебро обесценивается, ребята ворчат.

Вот такие дела, брат Пилат, думал Агриппа. Четвёртый Македонский требует бумажки вместо денег, сам требует, настаивает. Говорить он этого не стал.

— Вы будете получать в богах. Скажи ребятам, чтобы держали язык за зубами.

Ребята могила. Через месяц к Тиберию пришёл легат Шестого Победоносного с вопросом, почему эти неумехи из Четвёртого Македонского получают, в пересчёте на серебро, чуть ли не вдвое больше, чем его Орлы? Тиберий примчался требовать объяснений. Агриппа схватился за голову.

— …это натуральная афера, Тиберий. Я надеялся, что она тут и заглохнет.

Тиберий смотрел на те же вещи совсем под другим углом.

— По моему, это прекрасные новости, Агриппа. Так, я могу обещать своим орлам?

Он мечтательно хмыкнул, и словно попробовал слово на вкус.

— Меценатки.

Прибывших с посольством восточных учителей, Фраат, по совету Друза, отправил Марку Агриппе, пристроив в обоз Гая Мецената попутными пассажирами. Сам же отправился, с пакетом Принцепса, в восточную армию Великого Рима. Ждали его уже в Антиохии, с иудеями было покончено. Приняли Фраата ласково, вскрыли пакеты.

— Значит, ты теперь царь.

Павел Фабий Максим задумчиво посмотрел на Фраата. Тот вздрогнул.

— Это пока тайна, Проконсул. Прошу тебя.

Максим отмахнулся.

— Не от Вара. Говори свободно. Допустим, занять Междуречье у меня сил хватает. Но чем я смогу помочь тебе? В пустынях легионы не воюют.

— В этом нет нужды, Проконсул. В случае вашей поддержки, меня, после смерти отца, признает вся про-римская партия, а это большая сила. Наймём аравийских вождей. Нам нужно хорошее снабжение, в этом случае недостатка в наёмниках не будет.

— Допустим и это. Когда умрёт твой отец?

Проконсул Рима вопросительно взглянул на Фраата, но тот не знал, в глазах застыло недоумение. Рассеял его Вар, читавший свой пакет.

— Этой зимой. Его отравит скрытый иудейский фанатик.

Поймав недоумённые взгляды он потряс письмом, как будто это вносило какую-то ясность. Публий Квинтиллий Вар в словах Друза не сомневался, такими вещами, тот бы не стал шутить, и был прав. Детище Луция Агенобарба дотянуло свои щупальца уже до самого царского дворца в Ксетифоне. Что, Парфия, до Индии уже дотянулось, крепло, и обрастало связями. Всё по науке, из секретных инструкций Марса.

— Мы должны быть готовыми. Пока я не представляю себе, как мы доставим на Тибр артиллерию.

Децим Пилат и Гай Меценат породнились, обручив детей. Таким образом, Понтиец официально стал членом Партии. Именно такой способ её комплектования выбрал Агриппа. Германик, тогда ещё бывший Тиберием Младшим, не возражал, Агриппе видней.