- Командир, помоги! - наконец-то добросил он свою фразу до уха Майгатова. - Надо холодильник на пятый этаж затащить. Я его уже полдня из мастерской пру. Пока машину искал, стемнело. А соседи - сплошные хлипаки.
Он подошел ближе, и Майгатов еле рассмотрел, что мужчина протянул руку. Здороваясь, ощутил крепкую мозолистую ладонь. "С такими руками сам бы допер," - мысленно попрекнул его.
- Только давай побыстрее. Я спешу на корабль.
- Сам - флотский. Понимаю. Три минуты всех делов...
Он проводником пошел впереди. Из редких окон на улицу ложился свет, и в его робком мутном потоке Майгатов наконец-то рассмотрел, что и ростом незнакомец не обижен.
- Прям здесь стоит. На площадке, - шагнул он под бетонный козырек навеса.
Майгатов последовал за ним в черный зев подъезда, ощущая даже какое-то облегчение. Хоть на время не нужно было сгибаться под ледяным ветром. Он отнял от груди занемевшую, ставшую каменной ладонь и упал на бок.
Левая рука, выронив фуражку, успела погасить удар о что-то твердое, но тьма навалилась на Майгатова, бурно сопя и пытаясь ухватить за шею. Он не хотел поверить, что его сбил мужчина, просивший о помощи, и, барахтаясь под чьим-то тяжелым, пахнувшим едким потом, телом, просто не знал, как его назвать.
- Дава-вай... сюд-да, - прохрипела тьма.
В черноте подъезда гулко отдались чьи-то быстрые шаги, и знакомый, ну очень знакомый голос спросил:
- Готов?
- Глушанул я его. Держи за ноги. Да нет! То мои... Да, там... Держи, а я додушу...
Все-таки это был мужчина, за которым он вошел в подъезд. Только здесь, внизу, впечатление от него было резко изменено запахом пота и чеснока, которым тот обдавал его из распахнутой глотки.
Может, Майгатову и стоило закричать. Но вряд ли от этого открылась бы хоть одна дверь. А так, в молчании, когда нападавшие не знали, потерял он сознание или нет, он вдруг ощутил свое преимущество. Пока первый из бандитов выискивал в темноте его шею, чтобы сомкнуть на ней уже прочувствованные Майгатовым мозолистые пальцы, а второй все давил и давил на ноги во все такой же непроницаемой, густо-черной темноте, он определил по чесночному духу рот и сложенными в щепоть тремя пальцами свободной левой руки ткнул левее и чуть выше предполагаемого рта. Что-то мягкое и мокрое обволокло ногти и подушечки пальцев.
- А-а-а! - звериным рыком вскинулась тьма. - Убил!
- Что? Ты что? - захрипел шепотом его напарник. - Не ори.
- Глаз. Он... глаз выколол, - и бабахнул дверью, вылетев на улицу.
Рукой Майгатов попытался оттолкнуться от пола, чтобы сесть, но тьма опять навалилась на него. Она стала еще тяжелее. Только разило от нее не потом, а одеколоном. И была она ловчее. Потому что удавью хватку пальцев на своей шее он ощутил тут же. Отчаянно махнул кулаком в тьму и ни во что не попал. Впился ногтями в шерсть свитера на руках бандита и вдруг почувствовал, что слабеет.
Еле высвободившейся правой ногой он лягал во что-то мягкое, но лягал с каждой секундой все слабее и слабее. Все вокруг становилось ему безразличным. Душат - ну и пусть душат. Темнота побеждала его, всасывала в свою густую болотную жижу, а он уже и сам хотел в нее попасть и не понимал, чему и зачем все еще сопротивляются глупые руки. Темнота плотной ватой забила уши, и он уснул...
- Пф-ф-фру! От зараза!
Лошадь, что ли, фыркает возле уха? И почему идет дождь?
- Пф-ф-фру!
Ну и вонища от лошади! Из реки с вином она, что ли, вынырнула?
- Пф-ф-фру! Ну давай, давай! - ударила лошадь копытами по щекам.
- Не н-надо, - "Ну и голос у меня!" - Лошадь, не н-надо...
- Сам ты - лошадь. Я - химик.
Он столько всего видел в жизни, но лошадей-химиков - ни разу. И от этого сразу открыл глаза.
Прямо в лицо ему дышал перегаром Силин.
- Ты... ты... г-гад! - вдруг вспомнил тьму и попытался ударить химика, но тот ловко увернулся и сам еще раз хлестнул его по щеке.
- Я!.. Это - я!.. А душил тебя - он! - и показал в дальний угол площадки, где головой к обитой коричневым дерматином двери лежал Жбанский.
- Боцман? - удивился Майгатов и тут вспомнил голос бандита, державшего его за ноги, а потом... - Это он был, его голос...
- А ты думал, мой?
- Второй. Там еще один. Он...
- Не дергайся! Он уже сбежал. Ты ж ему глаз вырвал. Можно сказать, сделал еще одного адмирала Нельсона. Только в мичманских погонах...
Злой порыв ветра ударил во фрамугу на площадке и чуть не вырвал ее. Но где-то выше, может быть, даже на самом последнем, пятом, этаже, фрамуги не было, и оттуда слышался непрерывный, нудный гул, прорежаемый змеиным шипением ветра в еще не обсыпавшихся до конца, до голых ветвей, кронах каштанов, тополей и акаций.
- Откуда... это? - слабой рукой показал на желтую, засиженную мухами грушу лампочки.
- А-а, свет! - понял Силин. - Всего лишь рубильник включил. Они подъезд обесточили перед самым твоим приходом. Электричество, значит, экономили. На Украине с этим проблемы...
Жбанский лежал трупом, и Майгатову стало страшно.
- А он... не того... ну...
- Дышит. Не боись. Я его - нектаром...
- Чем-чем? - он пытался встать, но это получалось так плохо, словно он лежал не на площадке одного из этажей, а на палубе штормящего, кидаемого с борта на борт "Альбатроса".
- Смотри, - показал Силин полбутылки с острыми, зубчатыми краями. "Старый нектар". Шестнадцать градусов и шестнадцать процентов сахара. Крымсовхозвинпром. С ног сшибает. А если бутылкой да по затылку, то вообще эффект на мировом уровне.
Наконец-то сел. Лицо почему-то было мокрым. Рукой он провел по щекам и по лбу и неприятно, брезгливо ощутил, что ладони стали липкими, будто обмакнул он их в сироп. Только от сиропа несло винищем. Наконец-то он понял, что же за дождь поливал его лицо. Шея болела так, точно ее перепилили, а потом приклеяли. Не было тяжелее испытания, чем сделать глоток. А нужно было еще и говорить.
- Ты здесь - как?
- Химичил, - улыбнулся Силин.
- В смысле?
- Следил я, помоха, за Жбанским. Он же тебя угрохать решил. Это я нюхом учуял.
- Нюхом? - удивился приходящий в себя Майгатов.
- Конечно. Ты же их, мичманов, в каюте собирал? Собирал. Сказал, что знаешь грабителя? Сказал. Ну вот он со страху в штаны и наложил. Кретин какой-то - решил ограбление убийством замести. Может, у него с мозгами чего?
- Силин, а как ты его... ну, говоришь, учуял?
- Ну как? Носом? Вот так же точно, как сейчас чую, что от тебя несет изопреном и феромоном.
- Чем?
- Даю сноску. Первое: в испарениях человека, то есть в поте, - более трехсот веществ. Одно из самых пахнущих - изопрен. А из-под мышек сильнее всего несет феромоном. Кстати, такую же гадость выделяет трюфель. Знаешь, такой гриб есть? Деликатес...
Химическое всезнайство Силина сейчас уже не раздражало. Оно, скорее, радовало, как может радовать глоток воды в раскаленной пустыне после дня пути. Да и лицо Силина казалось менее пропитым, а мешки под глазами - не такими пухлыми. И перегар воспринимался лучше аромата духов.
- А его ты как... вычислил? Тоже по запаху?
- Не смейся, помоха, но все-таки - по запаху.
- Интересно-интересно, - пощупал шею, проверяя, а есть ли она вообще на месте.
- Я в пятницу после обеда уловил от боцмана необычное амбрэ. Такого одеколона и такой туалетной воды он никогда не использовал. Это был запах молекулы...
- Силин, давай без формул! Я в них все равно ничего не понимаю...
Химик обернулся к Жбанскому, оценил его все еще бледное, безжизненное лицо и продолжил:
- Ладно. В общем, я проследил за ним и увидел, что он пудрит лоб.
Взмахом руки Майгатов прервал его.
- Дурак я! Он же прическу изменил. Чуб - на глаза. И на КПП тогда фуражку на переносицу опускал - чтоб я ничего не увидел... И тампон...
- Ну да... Так вот: потом я узнал про ограбление дивизионной секретки и сходил туда. Дурачком прикинулся. Вроде бы как за документами приперся. И глазомером своим прибросил - точно, здесь он врезался лбом...