Несколько часов спустя Вероника сидела у кроватки Джеки и лелеяла свою злость. Она уже выяснила, что комната Кэролайн находилась совсем рядом, и теперь изо всех сил — и совершенно безуспешно — пыталась изгнать из головы ужасающе развратные картины совместного времяпровождения Джона Леконсфилда и бесстыжей Кэролайн.

Ужинать она не пойдет, и не просите. Впрочем, никто особенно и не просит. Все о ней забыли. Никому она не нужна. И Джеки тоже.

Дверь приоткрылась, и голос негодяя произнес:

— Вероника, я хочу познакомить тебя с Кэролайн… Кэролайн, это Вероника.

— Привет, душечка Вероника.

Чтоб ты поперхнулась своей душечкой!

Вероника судорожно расправила одеяльце Джеки и строго прошипела:

— Пожалуйста, тише.

Джон осторожно тронул ее за плечо, но она брезгливо отстранилась. Нечего хвататься, у него для этого есть «душечка Кэролайн»!

— Он спит?

— Спит, не видишь?

— Кэролайн, заходи! Взгляни на него. Он такой красавец!

— Ой, прелесть!

— Тихо!!!

— Я думала, он спит…

Вероника одарила красотку взглядом, которого не постыдился бы и легендарный василиск, как известно, обращавший в камень все живое. Кэролайн торопливо прихлопнула рот ладошкой.

Было ей немного за двадцать, а может, косметика была слишком хороша.

— Он долго засыпал, а сейчас спит очень беспокойно. Может проснуться. Если он вас увидит, начнется истерика.

Кэролайн выглядела разочарованной, а развратный лорд тут же подхватил ее под локоток.

— Вероника права, дорогая. Достаточно для первого раза. Тебе лучше уйти…

— Вам ОБОИМ лучше уйти.

— Но я только что смог выкроить время, чтобы побыть с ним…

— О, я понимаю! С утра столько дел, столько дел…

Кэролайн одарила Веронику поистине ангельской улыбкой.

— Это моя вина.

— Я тоже так считаю.

— Видишь ли, душечка…

— Честно говоря, объяснения меня не интересуют…

— Кэролайн, пойдем, я тебя провожу.

Джон увел отвратительную душечку и вернулся в комнату. Вероника демонстративно раскладывала вещи Джеки в идеально ровные стопки, не глядя на растленного феодала.

Она случайно бросила взгляд в зеркало и увидела, что Джон откровенно любуется ею. Странно, видимо, он еще и извращенец. Только маньяк может любоваться нечесаными лохмами, залитой фруктовым соком футболкой и испачканными песком джинсами, а также надутым и перекошенным лицом обиженной шестиклассницы.

— Юпитер, ты сердишься…

— Я? Что вы, ваше лордство. Гувернантки не сердятся на работодателей.

— Это из-за Кэролайн.

— Из-за кого? Ах, из-за этой… да нет, с какой стати.

Он подошел ближе и дотронулся пальцем до пылающей щеки.

— Сердитая и красивая.

В следующий миг он ее уже обнимал, а она таяла, таяла, таяла, проклятая гусыня, и не находила сил, чтобы дать ему по башке хоть какой-нибудь из игрушек. Потверже.

— Послушай меня, синеглазая…

— Не буду слушать!

— Выслушаешь.

— Еще одну ложь? Зачем!

— Я хочу, чтобы ты мне доверяла, а ты сопротивляешься, и я не знаю, что делать. Поэтому скажу просто. Кэролайн никогда не была моей любовницей. И не является ею сейчас.

Серые глаза не хуже лазера плавили ее тело, ее душу, ее разум, и Вероника с ужасом и восторгом прислушивалась к тому, как откликается на прикосновения Джона ее плоть. Она могла говорить, что угодно, сопротивляться, ругаться, плеваться и кусаться, но на самом деле она его обожала. Она перетекала в него, словно маленький ручеек — в быструю реку, становилась его частью, умирала в его руках и мечтала о большем.

— А какое мне дело, кто для тебя твоя Кэролайн?

— Не знаю. Расскажи?

— О, ничего личного. Эта… особа разрушила твой брак, и мне не по душе мысль, что Джеки попадет под ее присмотр. Если попадет.

— Она не разрушала мой брак. И я не хочу это обсуждать. Я хочу, чтобы вы стали друзьями.

— А я сама решаю, с кем становиться друзьями, а от кого бежать, словно от чумы. И нечего таскать к Джеки кого ни попадя!

— Но он спал!

— А если бы проснулся?!

— Вот поэтому я увел ее днем. Она болтушка и хохотушка… Рассказал ей о Джеки и тебе, а потом обсудил дела. Ты же знаешь, я собираюсь многое изменить в своей жизни.

Она вырвалась и отошла подальше, судорожно тиская в руках носочки Джеки.

— А о нашем соглашении ты ей тоже рассказал?

— О шести месяцах? Мне казалось, это должно остаться между нами… особенно вторая часть.

Вероника вряд ли смогла бы продержаться еще один раунд, но в этот момент невозможный лорд стал холоден и вежлив, как… английский лорд.

— Твоя комната следующая. Вот двери, сможешь видеть Джеки. Переодевайся к ужину и приходи знакомиться. По коридору направо и вниз по лестнице. Жду тебя.

Она стояла под душем в буквальном смысле до посинения, а потом так яростно причесывалась, что, кажется, поцарапалась. Теперь Вероника Картер напоминала очень злую цыганку, одетую в оранжевую юбку и малиновый топ с открытыми плечами.

Плевать! Она будет яркой и легкой, как язык пламени, а Кэролайн пусть изойдется со своей элегантностью!

Когда из тьмы явилась нянька Нэн, Вероника едва не заорала в голос от неожиданности, но старушка и ухом не повела. Она быстро обошла вокруг девушки, что-то бормоча себе под нос. Потом уставилась на нее своими синими глазищами и сообщила:

— Все сели. Ждут. Едят у нас там. Внизу.

— Спа… спасибо.

— Спасибо потом скажешь. Пока иди, поешь. Та, другая, плохо ела. Салат и овес, овес и салат. Потому и злая была. С голодухи все злые. Ладно. Иди.

С этими словами нянька Нэн испарилась.

Через минуту Вероника входила в столовую. За широким и длинным дубовым столом уже сидели Джон, поднявшийся ей навстречу, Кэролайн, приветливо помахавшая ей рукой, а также…

… нет, достаточно на сегодня, пожалуйста! Та самая Шикарная Блондинка!

Еще через секунду Вероника совершенно расслабилась. Шикарная Блондинка резво вскочила ей навстречу и оказалась высокой худощавой женщиной средних лет с яркими серыми глазами и улыбающимся ртом. О возрасте говорили разве что морщинки вокруг глаз, но их можно было разглядеть только вблизи. Одета удивительная женщина была в лимонную юбку и точно такой же, как у Вероники, топ. Она бурно обняла Веронику и повела ее к столу, непрерывно болтая на ходу. В ее речи слышался едва уловимый ирландский журчащий акцент.

— Итак, вы — Вероника. Чудесно! И очень забавно. Я сразу почувствовала родственную душу! Во-первых, топ. Такую вещь может надеть только душевно веселый и умственно развитый человек. Во-вторых, юбка. Вы — оптимистка! Я тоже. В-третьих, вас зовут Вероника, а меня — Вера. Это тоже неспроста, только я еще не поняла, почему, но все равно здорово. Итак, будьте как дома, моя дорогая, и не смейте смущаться!

— Мама!

— Все. Молчу. Знаете, Вероника, раньше я боялась только Нэн. Теперь еще и Джона. Он очень строг со мной. Простим его и поговорим о моем внуке. Я подглядывала в окошко целый день. Вы с ним были неподражаемы. Нэн и Джон не пустили меня к вам, но сердце мое резвилось рядом с Джеки. Не дождусь того момента, когда смогу обнять его, барашка моего кудрявого! А вы, Вероника, вы так здорово с ним обращаетесь! Как хорошо, что вы поживете с нами. Джон рассказал про испытательный срок, это разумно и хорошо, но даже если, к нашей всеобщей радости, все случится раньше, обещайте не уезжать, ладно?

Вероника открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но леди Февершем не дала ей вымолвить ни слова.

— … и вы любите цветы, это сразу было видно. Вы так внимательно рассматривали львиный зев, он удался в этом году, а все пчелы! Говорила я Дику-мельнику, без пчел сад никогда не будет садом по-настоящему!

— Мама!

— Все! Молчу! Тиран! Как и его отец! И Нэн! Они всю жизнь мною командовали, Вероника! Но я их обожаю. Теперь ужинать! Я все время голодная, потому что болтушка, а болтовня сжигает массу калорий, я где-то читала. Вы тоже должны умирать от голода, я уверена. Но все-таки, откуда ваша любовь к садоводству? О, я покажу вам свою гортензию, называется Золотая Лютеция. Это нечто! Я почти дралась за нее на ежегодной ярмарке… У вас есть сад? Да нет, какие в Лондоне сады, разве Кенсингтон… Красиво там сейчас, должно быть?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: