Берта Кински, в замужестве фон Зутнер, выбрала себе мужа согласно велению сердца. Их брак был заключён без согласия родителей жениха и бывших работодателей Берты. Молодая пара поселилась на Кавказе, на родине принцессы Дадиани, вдали от Австрии и разозлённых родственников. В то время на Кавказе шла война: Россия воевала с Турцией.

Прошло десять лет, и семья фон Зутнеров была вынуждена признать свершившийся факт. Берта и её муж покинули Кавказ. Они вместе путешествовали, переезжая из одного города в другой, — так, как и подобает путешествовать обеспеченным аристократам. В 1887 году они поселились в Париже. Берта сразу же сообщила о своём приезде Альфреду Нобелю, и тот пригласил чету к себе, на авеню Малакофф. И муж, и жена были одинаково восхищены красотой тех комнат, которые гостеприимный хозяин им предоставил. Несмотря на радушие, с которым Нобель принял своих гостей, и даже радость, которую вызвал их приезд, Берта не могла не заметить, что он совсем не изменился: он по-прежнему был пессимистом и меланхоликом.

Речь Нобеля подействовала на Берту с прежней силой. Но для неё она оставалась лишь источником интеллектуального удовольствия. В своих мемуарах Берта описала Нобеля таким, каким она его застала на этот раз: «Он практически никого не принимал и почти не выходил в свет. Этот необщительный и удивительно трудолюбивый человек испытывал неописуемый страх перед салонной беседой. К его любви к идеальному человеку, который существовал лишь в его воображении, примешивалось немного горечи и разочарования в тех людях, которых он повстречал в своей жизни. А в некоторых случаях поверхностность, предвзятость или вольности в поведении могли вызвать у него приступ гнева или даже ярости. Его книги, его размышления и опыты — вот то единственное, что составляло его жизнь».

Нобель познакомил Берту с Джульеттой Адамс[28]. Эта женщина содержала очень влиятельный салон, который Нобель, не любивший салонов, посещал в течение почти десяти лет. И это говорит нам о том, что отказ от светской жизни был относительным. Сейчас, как, впрочем, и раньше, многие люди очень удивляются, когда узнают, что этот «одинокий отшельник» был знаком практически со всеми знаменитыми людьми своего времени и даже с теми, кто стал известным лишь благодаря своей насыщенной светской жизни.

У Джульетты Адамс можно было встретить всех людей, которые имели хотя бы какой-нибудь вес в мире искусства, литературы, политики или науки. Именно в её салоне Берта познакомилась с Ренаном, Доде и многими другими знаменитостями. Джульетта Адамс, сначала находившаяся под сильным влиянием Леона Гамбетты, который, кстати, сыграл немаловажную роль в жизни Нобеля и Поля Барба, была патриотически настроенной республиканкой и пропагандировала свои убеждения со страниц «Нового журнала».

Нобель посещал также парижский Норвежско-шведский кружок, и царившее там единодушие приходилось по нраву Альфреду, так как гармонировало с направленностью его мыслей, его характером и увлечениями.

После своей новой встречи Берта и Нобель вели постоянную переписку. И каждое своё письмо Нобель непременно заканчивал словами: «принадлежащий и не принадлежащий Вам…»

Во время долгих бесед с Альфредом Берта открыла для себя пацифистские идеалы, которые исповедовал этот торговец оружием. И она несомненно способствовала их кристаллизации — а до сих пор пацифизм Нобеля был достаточно расплывчатым, то есть скорее мечтой, чем убеждением. Берта увлеклась пацифистскими идеями и решила посвятить борьбе за мир всю свою жизнь. Светские знакомства, приобретённые в салоне Джульетты Адамс, помогли ей выйти на мыслителей, которые исповедовали те же взгляды. Кроме того, она узнала, что в Англии существует организация «Peace and Arbitration», которая борется за создание международного суда. К тому времени эта организация — а из её недр впоследствии возникнет Организация Объединённых Наций — приобрела множество сторонников в Англии и начинала утверждаться в Европе.

Нередко случается, что самые благородные идеи в глазах большинства оказываются лишь забавной причудой образованных кругов. А в ту эпоху почти вся Европа мечтала о войне и военные были самыми уважаемыми людьми. Конечно, в социалистических, анархистских и профсоюзных кругах, как и среди обыкновенных буржуа и художников, отыскивались смельчаки, которые мечтали о мире и гармонии. Но во-первых, их было слишком мало, а во-вторых, за ними никто не хотел идти. Берте это внушало сильнейшее разочарование. Но как, как переубедить этот глупый народ?

И тогда Берта вспомнила о «Хижине дяди Тома», романе, принадлежащем перу американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу (1811–1896). В момент выхода этого романа в свет лишь немногие были убеждены в бесчеловечности института рабовладения. В основном это были жители Севера и уж конечно не южане, так как даже белые рабочие Юга были солидарны с рабовладельцами. Население охотно выдавало властям беглых рабов. Но противники рабовладения постоянно устраивали побеги, и в 1850 году появился закон, карающий за укрывательство беглых. Это заметно уменьшило число тех, кто открыто выступал против рабства, хотя и не уничтожило совсем движения за отмену рабовладения. Роман Гарриет Бичер-Стоу выражал свободолюбивые идеи этих кругов и в конечном счёте оказался одним из тех факторов, которые повлияли на отмену этого бесчеловечного института. По выражению Линкольна, Гарриет Бичер-Стоу была «женщиной, выигравшей войну».

Такая роль была по душе Берте. Она будет для дела мира тем, чем была Гарриет Бичер-Стоу для движения за освобождение чернокожего населения Америки. И ей оставалось лишь написать роман, произведение огромной исторической значимости, в котором идеи пацифизма нашли бы своё художественное воплощение, которое довело бы дело её жизни до триумфального завершения. И она его написала. Роман назывался «Долой оружие!» («Die Waffen nieder!»). Повествование в нём велось от лица отчаявшейся и испуганной женщины, мужа которой забрали на войну. Книга была написана в виде дневника.

«Долой оружие!» — это название должно было понравиться Альфреду Нобелю, который, будучи производителем и торговцем оружием, желал изобрести такое, которое установило бы наконец «равновесие, основанное на страхе». После выхода романа Берта отправила один экземпляр Нобелю, который однажды признался ей, что предпочитает «литературу с идеями». Изобретатель тут же отправил ей восхищённое письмо с поздравлениями. «Я только что закончил читать ваш шедевр, — писал он. — Среди двух тысяч существующих языков (а тысячи девятисот девяноста девяти было бы слишком мало), пожалуй, нет ни одного, на котором вашу книгу можно было бы прочитать без удовольствия и не оценить её по достоинству. Сколько времени вам понадобилось, чтобы написать её? Но это вы мне скажете в следующий раз, когда я буду иметь честь и удовольствие пожать вашу руку — руку амазонки, которая так отважно сражается за дело мира».

Об этом письме можно говорить долго. Прежде всего обращает на себя внимание странный отрицательный оборот, начинающийся словами «среди двух тысяч языков…». Кроме того, он сравнивает Берту с амазонкой, то есть, в конечном счёте, с военными. Этот риторический парадокс кажется нам очень показательным для Альфреда Нобеля и его убеждений, несколько расплывчатых и в то же время так яростно утверждаемых, как если бы он сам наконец хотел поверить в них. Да, человек, который мечтал установить «мир во всём мире», производя оружие, прибегает к воинственному словарю, в духе пацифистов объявляет «войну войне». Но и не только в духе пацифистов: в среде деловых людей тогда уже говорили о «завоевании» новых рынков сбыта и даже о «стратегиях» подобного «завоевания».

Несомненно, Берта была воодушевлена этим посланием[29]. Её роман не имел того резонанса, который получил роман Гарриет Бичер-Стоу. Тем не менее, он был достаточно популярен в среде читающей публики. Берта приобретала вес, становилась известной. Легенда о ней начинала складываться[30].