В качестве примера решения вопроса о статусе Лебедь напоминает о Татарстане и полагает, что если будет функционировать совместная комендатура, соблюдаться спокойствие и будет работать временное коалиционное правительство до проведения свободных выборов, то сердца с обеих сторон успокоятся самое позднее через иолгода, и можно будет начать решение других вопросов. Число погибших в войне, по расчетам Лебедя, достигает 80 000, число раненых в три раза больше. От критики подписанных документов Лебедь отбивается: «Главное, боевые действия прекращены и документы подписаны»…

Чеченские руководители помогают Лебедю в защите хасавюргского соглашения тем, что тщательно избегают проявления эйфории от победы, которое указывало бы на большие уступки с российской стороны. Как Лебедь и обещал, в пятую годовщину независимости, чеченцы отказываются от проведения военного парада — этот день становится днем памяти погибших. Глава мятежников Яндарбиев призывает население к «прощению и примирению».

Между тем Лебедь снова отправляется в Чечню, чтобы договориться с Масхадовым об организации совместного патрулирования и подготовке коалиционного правительства. Завгаев отказывается принять участие и обвиняет Лебедя в попытке государственного переворота против него. Во время этих переговоров Лебедь, как и раньше, настаивает на том, чтобы российский кодекс служил основой, а не законы ислама, шариат, действующий в Чечне. Яндарбиев гарантирует это указом.

Через несколько дней Масхадов на съезде всех партий и движений Чечни — на котором план Лебедя объединить сторонников Яндарбива со сторонниками Завгаева (и чеченцами за пределами Чечни), как и следовало ожидать, бойкотируется Завгаевым — демонстративно занижает успехи чеченской стороны. Сначала он расхваливает работу Лебедя на пути к миру и сразу же заявляет: «Никому не может прийти в голову говорить о каких-то победах над Россией — великой державой с боеспособной армией и атомным оружием. В этой войне никто не может стать победителем». В остальном конгресс мало что дал для подготовки коалиционного правительства — не только из-за бойкота Завгаева, но и из-за эмоциональной атмосферы, что приводит к хаотическому концу мероприятия, задуманного с благими намерениями.

В течение сентября 1996 года успехи и неудачи в делах Чечни сменяют друг друга. Лебедь сначала сам, а затем вместе с Черномырдиным принимает участие в мирном процессе, наконец, только премьер. В середине месяца вывод русских войск из республики приостановлен, так как мятежники не выполняют условия; они снова ссылаются на то, что освобождены не все пленные; хотя это и правда, но речь идет и об обычных преступниках, которых сепаратисты хотят вызволить из тюрем, пользуясь случаем.

Потом лениво тянутся переговоры о коалиционном правительстве. Черномырдин не хочет утвердить коалиционное правительство, предложенное Лебедем и Масхадовым; без него не текут деньги из России на восстановление, которое, в свою очередь, необходимо для соблюдения мира. Москва хочет оказывать влияние на те министерства будущего чеченского правительства, деятельность которых затрагивает интересы экономики России в регионе (это касается транспорта, энергетики и восстановления).

В конце месяца в Назрани (Ингушетия) Лебедь организует конференцию руководителей республик Северного Кавказа (Завгаев бойкотирует и ее); этим он хочет нейтрализовать потенциально конфликтные очаги. Медленно, но верно осуществляется план Лебедя.

Однозначное признание усилий Лебедя приходит из-за границы. Непосредственно перед подписанием соглашения швейцарский дипломат Эрнст Мюлеман[2] во время визита в Москву приглашает от имени Совета Европы Лебедя и Масхадова рассказать на открытии осенней сессии Европейского парламента о мирном процессе в Чечне. Россия была принята в Совет Европы только осенью 1996 года, после того как ей было отказано в приеме год назад из-за войны в Чечне.

Почетный председатель и депутат бундестага Федеративной Республики Германии доктор Отто фон Габсбург публично называет Лебедя «российским де Голлем».

Лебедь принимает приглашение Мюлемана, Масхадов тоже. Но Масхадов хочет ехать в сопровождении других руководителей мятежников. Российское правительство выражает протест: оно боится, что выступление может вылиться в признание Чечни. Официально опровергая факты «вмешательства во внутренние дела России», представитель правительства принижает ожидания, связанные с этим приглашением. В действительности, вряд ли мог бы быть в этот перпод кто-нибудь в Российском правительстве (ив оппозиционном парламенте), который хотел бы видеть, как оценивают за границей действия Лебедя и его самого.

Однако это только вступление к богатой событиями осени, которая начинается 1 сентября возвращением Лебедя после успешной чеченской миссии в московские будни. Из-за отсутствия больного президента освобождается арена для разгорающейся борьбы преемников, в которой Лебедь становится мишенью.

В официальных заявлениях Лебедь демонстрирует уважение и лояльность к Черномырдину, например, он публично не только разделяет с ним свой успех в переговорах, но и выступает за то, чтобы президент во время своей болезни и долгого отсутствия передал (и письменно подтвердил) все полномочия главе правительства Черномырдину, как это предусмотрено Конституцией. На самом деле Ельцин передает премьеру роли всех заместителей: Черномырдин временно председательствует теперь и в Совете безопасности, в Совете обороны, в министерстве иностранных дел, силовых ведомствах. Главное командование армией и контроль за атомным арсеналом президент, правда, не передал и власть Черномырдина немного уравновесил дополнительными полномочиями Чубайса.

Однако Черномырдин соблюдает дистанцию между собой и Лебедем. Наблюдатели объясняют это ревностью к харизматической личности Лебедя и к его высокому авторитету среди избирателей, несмотря на возраст Черномырдина и его административную и финансовую власть (на Западе знают, в каких странах у него есть банковский счет). Как бы там ни было, премьер умаляет значение хасавюртовского соглашения, не признавая за ним, как и министр юстиции, «обязательной законной силы» и не видя «повода для эйфории».

Демонстративное отмежевывание Черномырдина от соглашения Лебедя 5 сентября, через пять дней после подписания документа, уравновешивается тем, что Солженицын, вернувшийся в Россию, публично хвалит мирное соглашение Лебедя как «правильное решение, которое подтверждает и полное поражение федеральных войск. Россия проиграла войну, длившуюся двадцать месяцев, и была не в состоянии навести порядок в маленькой республике, так как она продажна, глупа и безучастна». Писатель говорит о том, что в случае независимости Чечни север республики, учитывая его преимущественно русское население и казаков, должен остаться в России.

Что поддерживает Солженицын, с точки зрения российского национализма, принимает в расчет и Черномырдин, хотя и по другим причинам. При разделе Чечни на северную и южную прорусский север позволил бы русским контролировать месторождения нефти и трассу трубопровода для ее транзита из Азербайджана. Так как все руководящие места будут заняты русскими, больше не будет проблем с защитой русских интересов.

Между тем генеральный прокурор Юрий Скуратов публикует экспертизу соглашения. В ней констатируется, что оно отличается от обсуждавшегося до того в Совете безопасности проекта, где шла речь об определении статуса, — об этом теперь нет речи, а только об отношениях между Россией и Чечней. Лебедь возражает: «Статус республики определен Российской Конституцией, поэтому мы его не обсуждали». Но каждый «приглашается от всего сердца приехать в солнечную Ханкалу и самому посмотреть, что выбрано…».

Молчание Ельцина по поводу соглашения не расстраивает его. В интервью немецкому журналу «Шпигель» (№ 37. «Победа была невозможна») Лебедь даже защищает выжидательную позицию Ельцина — это его «право — хорошо и долго размышлять». При этом он, правда, добавляет, что этому договору на двух страницах «много палок вставляли в колеса. Итак, мы (Лебедь и его чеченские партнеры по переговорам) достаточно запаслись волей и доверием друг к другу, чтобы не разбиться об эти препятствия». Говоря о возмещении Россией ущерба, нанесенного войной, Лебедь вспоминает о том, что поскольку Россия настаивает на принадлежности Чечни к Федерации, речь идет о «восстановлении в собственной стране». «Россия вела войну на собственной территории, причем плохое слово «война» избегалось и заменялось менее страшным «конфликт» и «кризис»».