Пока сотник размышлял, в лесу раздался шорох. Как бы тихи не были эльфы, но провести отряд в полсотни человек бесшумно не под силу даже им. На поляну вышел белый конь из диких табунов, ногастый и жилистый, худой, как и его всадник. За ним потянулась вереница пеших — краснолюдов и эльфов, которые шатались от малейшего дуновения ветра. Всадник откинул меховой капюшон, и сотник с удивлением обнаружил, что это не Иорвет. Эльфы уходили на восток, и это был не просто переход, это было дальнее путешествие. Командование не ошиблось, эльфы шли домой, в Дол Блатанну.

Сотник выдохнул с облегчением, когда вереница эльфов скрылась за деревьями. Но выбраться из сугроба ему так и не удалось — на кадык легло холодное лезвие кинжала.

— Ты так наивен и глуп, dh’oine, что решил, будто можешь остаться незамеченным в этом лесу? — вкрадчивый голос раздался над самым ухом, и сотник, хоть и был не робкого десятка, крупно задрожал. — Что ты здесь вынюхиваешь?

— У меня приказ, — прохрипел сотник, взяв себя в руки. — Приказ выяснить, куда уходят белки.

— И куда же? — голос эльфа проскрежетал как полозья по насту. — Выяснил?

— Вы возвращаетесь в Синие горы, — выдавил сотник.

— Neen aʼtaeghane, Iorweth. Go leor ichaer, — всадник на белом коне показался из-за покрытых инеем стволов. Голос его был мягок, а лик прекрасен, и сотнику на миг показалось, что он уже умер и попал в рай, где все белым-бело от облаков, а сладкоголосые ангелы поют дивные песни.

Сотник не был силен в Старшей Речи, но отчетливо понял, что всадник попросил не пачкать этот белый снег кровью в такой прекрасный день, а второй, тот, что держал нож, нехотя согласился. Сотник рухнул в сугроб — ноги одеревенели и не слушались, в голове шумело. Но перед тем, как эльфы исчезли в лесу, он разглядел и красную повязку из темерского стяга, и кривой шрам под ней, и злой зеленый глаз с маленьким зрачком, так похожий на волчий и кошачий одновременно.

— Essea hen va, Ciaran, — задумчиво произнес Иорвет, обращаясь к спешившемуся всаднику. — Vaʼesse deireadh aep eigean, vaʼesse eighe faidhʼar.

— Esseath riachtanach aineas, mo gear, — все так же мягко ответил всадник, и эльфы скрылись в лесу так же внезапно, как и появились.

Сотник отдышался, держась рукой за холодной ствол старого дуба, и пошатываясь, побрел по сугробам в сторону Понтара, всё еще не веря в собственное везение.

***

Эрика проснулась в кромешной темноте — судя по ощущениям, было уже утро, но ставни и портьеры не пропускали ни единого лучика в плохо протопленную спальню. Царапина на скуле саднила, ноги замерзли, но вылезать из-под мехового одеяла не было никакого желания. Эрика так и провалялась бы до полудня в темноте, если бы в комнату не ввалилась едва живая с похмелья Адель.

— Пан Зенд рассольчику раздобыл, не желаешь? — простонала она, распахивая шторы и впуская в комнату яркое зимнее солнце.

Эрика зажмурилась и отрицательно помотала головой.

— Что, тяжелая ночка была? — хохотнула разбойница.

— Да уж полегче, чем у тебя, — в тон ей ответила Эрика и тоже рассмеялась. — Голова хоть не болит.

— А всё остальное? — Адель хитро прищурилась, и Эрика с ужасом осознала, что о ее ночных похождениях теперь известно всем в поместье, не исключая слуг и лошадей.

— Ничего у меня не болит, — со вздохом ответила она. — И с атаманом у меня ничего не было, хочешь верь, хочешь не верь.

— Чем же вы там занимались всю ночь? — искренне удивилась Адель.

— Играли в гвинт. Он за чудовищ, я за Темерию.

Это была чистейшая правда, но разбойница, разумеется, не поверила, только многозначительно закатила глаза.

— Эржбетка мне другое рассказывала, про атамана-то, — протянула она, забивая трубку ароматным табаком. — Она раньше часто с ним бывала.

— А ты?

— А что я? — не сразу поняла Адель. — Я Клюйверта люблю. А ты, небось, своего Ёверта? Вторую ночь подряд во сне болтаешь. Ёверт то, Ёверт сё. Расстались, да? — девушка сочувственно приложила руку к груди.

— Да, — коротко ответила Эрика, и настроение сразу испортилось. — Мне нужно в Оксенфурт, отправить пару писем друзьям. Тебе привезти что-нибудь?

— Сушеных фруктов, — промурлыкала Адель и улеглась на кровать, свернувшись, как кошка. — Знаешь, тех, что в меду.

Поблагодарив богов, что разбойница не заказала ей бочонок фисштеха, Эрика оделась и покинула комнату, плотно затворив за собой дверь.

Дорога в Оксенфурт и обратно заняла весь день. Разгон упрямился, артачился и никак не желал скакать по сугробам, поэтому половину пути до моста пришлось идти пешком, ведя коня в поводу. Зато с письмами не возникло никаких заминок — исполнительные краснолюды тотчас выдали бумагу и чернила, и пусть писать пером для Эрики было то еще испытание, вскоре все три письма были написаны и отправлены — Лютику и Золтану в бордель, фон Гратцу в лечебницу и Хьялмару на Скеллиге.

О ведьмаке не было слышно ничего, зато в таверне, куда Эрика заглянула купить сушеных фруктов, ходили слухи о скояʼтаэлях, которые покидали свои стоянки и уходили на восток, в сторону Синих гор.

— Что-то недоброе грядет, — протирая полотенцем стакан, задумчиво изрек трактирщик. — Если эльфы снова на сторону нильфов встанут, весь север в крови захлебнется.

— Эти недобитки? — фыркнул некто в университетской шапочке преподавателя. — Они домой помирать ползут, помяни мое слово.

— Вот потому-то сейчас они и опаснее, чем раньше, — вставил молодой человек в полосатом кафтане. — Им терять нечего. Будут резать и жечь пуще прежнего.

— Эмгыр уже в Вызиме, а вы эльфов боитесь, — покачал головой бывший преподаватель.

Дальше Эрика слушать не стала, забрала мешочек с фруктами и вышла на улицу, желая попасть в поместье до темноты.

***

Время шло, а вернее, летело, как пущенный из арбалета болт. Отгремел зимний Солтыций, или по-эльфски Мидинваэрне, и снега выпало в два раза больше прежнего. В Оксенфурт Эрика попала лишь к началу января, когда солнце немного подтопило снежные завалы по всему тракту. Слухов в трактире было немного, будто весь мир отправился на зимовку в теплую берлогу, не желая ничего менять до весны. Зато пришли вести из Новиграда, от Лютика и доктора фон Гратца.

Первый, если опустить все виртуозные обороты и эпитеты, писал о том, что кабаре пользуется успехом, Золтан и Присцилла живы-здоровы, а от Геральта и «всем нам известной юной особы» вестей нет. Второй уведомлял Эрику о том, что в городе благополучно завершилась эпидемия лихорадки, а также безвременно почил фледер из городской канализации, «донимавший по ночам прохожих на мосту святого Григора».

Жизнь в поместье текла довольно однообразно, и сводилась к попойкам, пирушкам и тренировочным поединкам. Из последнего развлечения Эрика вынесла немало пользы, значительно улучшив свои навыки владения саблей. «Кабаны» часто уезжали небольшими отрядами то за припасами, то за шлюхами, а вот набегов и работы не было до самой весны: тракт встал, занесенный снегом, давая равную передышку как нильфгаардским, так и реданским войскам. Атаман стал все чаще пропадать в городе, ища новых впечатлений, а Эрика начала невыносимо скучать.

Однажды вечером, в «Алхимии», наблюдая за очередной партией в гвинт между атаманом и паном Зендом, она приняла решение навестить друзей в Новиграде. Ольгерд воспринял новость скорее отстраненно, чем сдержанно.

— Сударыня скучает? — со своей кривоватой усмешкой он был совершенно неотразим. — На зимовке всегда скучно. Если захотите вернуться, я не буду против.

И он снова уставился в свои карты, потеряв к разговору всякий интерес. Однако утром, когда Эрика седлала Разгона, атаман вошел в конюшню, небрежно сбив с сапог налипший снег.

— Доброе утро, Ольгерд, — кивнула Эрика, затягивая ремень на седельной сумке.

— Этой весной грядет большая война, — как бы между прочим заметил он. — На вашем месте я бы переждал ее в Ковире или Повиссе. Эмгыр пойдет из Вызимы на север. Войска уже стоят у тракта Кимбольта, и как только сойдет снег, Велен, Оксенфурт и Новиград будут взяты.

— Прощайте, сударь. И спасибо за всё.

— Мы еще встретимся, — фон Эверек подошел ближе и положил ладонь ей на плечо, укрытое волчьим плащом. — Если пожелаете вернуться, спросите обо мне в «Алхимии». Корчмарь скажет, где меня найти.

Уже выезжая на промерзший тракт, по сторонам занесенный сугробами, Эрика приободрилась в ожидании новых приключений и опасностей. Она выбрала восточную дорогу, ту, что начиналась от Новиградских ворот Оксенфурта, и вела вдоль Понтара на север, через хутор «Золотой колос», мимо поместья Вегельбудов и пшеничных полей. Эта дорога была безопаснее, чем та, что шла через Велен, и уж точно на ней было меньше и бандитов, и реданских солдат.

То ли холод выгнал с тракта разбойников, то ли отсутствие торговых караванов, которые можно грабить, но до самого Карстена Эрика не встретила ни одной живой души. Даже утопцы, по всей видимости, залегли на дно Понтара до весны, как лягушки. Переночевав в деревушке Карстен, она собралась было продолжить путь в Новиград, но волею судьбы столкнулась нос к носу с Золтаном.

Краснолюд сначала выпучил глаза, потом протер их кулаками, а потом, растянувшись в улыбке, хотел было пойти к ней навстречу, но его остановила тоненькая фигурка, замотанная в плащ.

— Не здесь, — прошептала незнакомка. — Жди нас на развилке после указателя.

Золтан скорчил таинственную гримасу, едва удержавшись, чтобы не погладить Арда, и пожал плечами. Все эти шпионские игры были неспроста, и явно ни к чему хорошему не вели. Но Эрику в последнее время было трудно чем-то удивить, а тем более напугать.

На «развилке за указателем» развилки как таковой не было — был лишь огромный сугроб высотой в человеческий рост. Она подошла с востока, а Золтан и его спутница обогнули деревню с юга, и таким образом все оказались в нужном месте в одно и то же время.