— Нам с вами есть-пить, кровь проливать, а вы!

— Вы меня, сударь, давеча грозились в бочке засолить, так что не обессудьте, — Эрика пожала плечами и закинула ногу на ногу.

— Борзеешь, девка! — вспыхнул пьяница, нависнув над Эрикой. Но Ард взвился и щелкнул зубами у самого сизого носа наглеца, дав понять, что шутить не настроен. — Тьфу ты, провались, зараза! — Богатырович отшатнулся и едва удержался на ногах.

Компания сопроводила это действо дружным хохотом, кто-то даже захлопал в ладоши.

— Я же говорила, — томно протянула Адель, — что лапонька у нас с норовом.

— А без псины своей и не можешь ничего, да? — униженный разбойник был не на шутку взбешен. — У нас все равны, так может, на саблях поговорим?

В гостиной наступила тишина. Только слышно было, как звякает посуда на кухне да потрескивает в очаге огонь.

— Отчего бы и нет, — медленно проговорила Эрика, в упор глядя на Богатыровича. — Вот только бой будет неравный — вы, сударь, пьяны, а я нет.

— Эгей! Ну-ка, расставь столы! — первой подхватилась Эржбета. — Пан Богатырович хоть и забияка, но рубака отменный. Поглядим, какова в бою наша новая подруга.

Отступать было поздно. Эрика вывела Арда на двор, хоть тот и упирался, и косился недобро на черноусого пьяницу, и вернулась в гостиную, разминая плечи и кисти рук. Будет обидно, если ее убьет на глупой дуэли бандит с большой дороги, но не в ее правилах было избегать трудностей и увиливать от проблем.

Пан Богатырович уже обнажил саблю и оскалился, как цепной пес на чужака. Его взгляд из-под густых бровей ничего хорошего не предвещал. Эрика ухмыльнулась на одну сторону, и быстро — помирать, так с музыкой! — вспрыгнула на лавку, на ходу выхватив оружие. Такого маневра разбойник не ожидал, и не сразу сумел развернуться в нужную сторону. Девушка тем временем, пробежав по длинной лавке, оказалась слева от противника, и нанесла легкий пробный удар. Но пан Богатырович был то ли не так прост, то ли не так пьян, как хотел казаться. Он отбил удар не глядя, с такой силищей, что у Эрики задрожала и заныла кисть, а сабля едва удержалась в руке. Следующий удар разбойник нанес сразу же, и видно было, что бьет не в полную силу, так, забавляется, хочет проучить. Эрика отступила, но уперлась спиной в деревянную колонну, одну из тех, что поддерживали лестницу на второй этаж. Сабля пана Богатыровича обрушилась прямо ей на голову, но реакция Эрику не подвела: она ловко увернулась, получив вместо сабельного удара гору щепок в лицо. Ведьмак говорил когда-то, что гнев — плохой союзник в бою, но наверняка это правило касалось только ведьмаков. Эрика почувствовала, как в груди поднимается горячая волна злости и решимости. Отбив очередной удар, она извернулась похлеще ужа, перехватила оружие в левую руку, и, пока противник пытался разгадать тактику, со всей силы треснула его кулаком в лицо. Удар пришелся сбоку, точнехонько в нос, и на мгновение выбил пана Богатыровича из равновесия. Этим Эрика и воспользовалась, ударив его по кисти саблей от всей души — плашмя, ибо негоже на второй день знакомства отрубать руку будущему товарищу.

Богатырович взвыл, но саблю из рук не выпустил, и судя по его взгляду, Эрике пришлось бы худо, если бы не три медленных хлопка откуда-то сверху.

— Браво, — лениво бросил фон Эверек, спускаясь по лестнице вразвалочку. — Свар в коллективе я не одобряю, но что может быть лучше хорошего учебного поединка, не так ли, господа?

Эрика, все еще тяжело дыша, почувствовала, как по щеке потекло что-то теплое, закатилось за ворот и поползло по ключице. Ольгерд подошел к ней и двумя пальцами вынул щепку, застрявшую в скуле.

Дружина поутихла, и взирала на происходящее с изрядным любопытством.

— Учебные поединки, — тем временем продолжал атаман, — должны обходиться без крови. А это, — он поднял щепку вверх, — кровь.

Пан Богатырович мигом растерял весь свой пыл, округлил глаза и попытался что-то сказать, но его нижняя губа предательски задрожала.

— Вины пана тут нет, — придав голосу беспечность, сказала Эрика, небрежно вытерев рукавом кровь. — Мне не терпелось опробовать в бою сабельку пана Рекуца, и сударь был так добр, что согласился поддержать мою затею. А это, — она посмотрела на покрасневший от крови рукав, — это мы увлеклись.

— Что ж, — фон Эверек улыбнулся и отбросил щепку в угол. — Тогда милости прошу к столу.

Пан Богатырович с явным облегчением вздохнул и протянул Эрике замусоленный носовой платок. Та только отмахнулась и пошла на двор — запустить Арда и немного остыть.

На улице было темно и тихо, если не считать гомона в доме и редкого ржания лошадей. Зима вступила в свои права, замела снегом крыши и ограду, похоронила под белоснежным саваном мраморный фонтан и укутала окрестные деревья в инеевое кружево. Небо заволокли черные облака, но не зловещие, а бархатные, уютные. На Скеллиге поговаривали, что в ночь Саовины непременно вьюга и холод собачий, но на островах собачий холод — это норма жизни, в Редании было значительно теплее. Ард недовольно зафыркал, взволнованно мотнул хвостом и подбежал к Эрике, всем своим видом показывая, как он обижен и оскорблен внезапным выставлением на двор в одиночестве. Эрика потрепала собаку по холке и села на крыльцо — внутрь ей идти не очень-то хотелось.

— Славная ночка, не правда ли? — раздалось откуда-то сверху.

Эрика задрала голову и увидела выглядывающего из окна второго этажа пана Зенда.

— Вы хотели снега, и вот все замело, — рассмеялась в ответ Эрика.

— Да, но скоро полночь, а значит, по небу промчится Дикий Гон, — серьезно предостерег ее старый вояка. — Идите в дом, не верьте тишине, она обманчива.

Эрика хотела было сказать, что Дикий Гон сейчас слишком занят, чтобы летать над Понтаром и хватать простых разбойников, засевших в чужом поместье, но вместо этого поблагодарила и вернулась в дом.

Кто-то приволок флейту и лютню, но музыкант в дружине был только один, потому совместить эти два инструмента так и не удалось. На столе появилась еда — нехитрая, но вкусная, и кувшины с вином, которых было несчетное количество. Эрика распознала по изысканному аромату Эст-Эст из Туссента и боклерское белое, и от души плеснула себе в кубок. К ней присоединились Адель и Эржбета, а чуть позже подсел еще и какой-то пан с труднопроизносимым именем, и принялся травить совершенно непристойные анекдоты. Кто-то запел про девицу из Виковаро, которая любит только за амбаром. Остальные с хохотом подхватили. После полуночи начались танцы. Татуированная разбойница вскочила на стол, столкнув ногой блюдо с обглоданными бараньими ребрами, и принялась отплясывать лихо и весело, топоча каблуками по столу и уперев руки в бока. К ней присоединилась еще одна, чернявая, в белоснежной безрукавке, сквозь которую просвечивала грудь. Эрика на всякий случай переместилась подальше, за колонну — танцевать она не умела и не любила, но посмотреть, как веселятся другие, была не прочь.

— Каждый раз одно и то же, — медленно произнес Ольгерд, невесть как оказавшийся у нее за спиной. — Пьют, лезут на столы, пляшут и колотят посуду.

— И вам скучно, — вынесла вердикт Эрика.

— Смертельно, — вздохнул атаман.

— И я могу вам помочь? — больше из вежливости поинтересовалась девушка, но ответ ее изрядно удивил.

— Можете, — все так же с ленцой произнес фон Эверек. — Моя комната наверху, вторая дверь направо. Приходите, если вдруг тоже заскучаете.

Эрика запрокинула голову назад, на спинку все того же цветастого кресла, и встретилась взглядом с холодными глазами атамана.

— Вы что же, зовете меня к себе? — она в недоумении приподняла бровь. — Целомудренно обсуждать де Гевра, я надеюсь?

— Это как получится, — криво усмехнулся фон Эверек. — За целомудренность поручиться не могу.

У Эрики кровь прилила к щекам — не столько от смущения, которое ей в целом было не свойственно, сколько от возбуждения, вызванного дракой, вином и, чего таить, красивым и опасным мужчиной, который только что весьма недвусмысленно пригласил ее к себе.

— А как же все эти женщины? Я была уверена, что одна из них…

— Допустим, даже не одна, — Ольгерд вальяжно повел плечами и положил ладони на спинку кресла. — Ну и что?

— Ольгерд, у вас нет сердца.

— Совершенно верно. Вторая дверь направо.

И он ушел наверх под пьяные возгласы «Виват, атаман!» и аплодисменты, как будто он только что выиграл сражение или победил дракона.

А Эрика осталась сидеть, покачивая в бокале золотистое вино и размышляя о том, куда бежать и что делать. С одной стороны, она была совсем не против завести ни к чему не обязывающие отношения на пару ночей — это неплохое лекарство от хандры и отличный способ забыть об эльфах хотя бы на время.

«Сгорел сарай, гори и хата», — вздохнула про себя Эрика и решительно направилась к лестнице.

***

Эльфы всегда ходили очень тихо. В отряде поговаривали, что они не оставляют следов даже на глубоком снегу, но кто ж в такое поверит? Сотник прекрасно знал, что эльфы, так же, как и люди, краснолюды и дриады, созданы из крови, мяса и костей, только ме-та-бо-лизм у них другой. Мудреное словечко сотник выучил в борделе, когда пил с оксенфуртским студиозусом за здравие короля Радовида и на погибель нильфам и проклятым эльфам.

И вот теперь, стоя по самые яйца в сугробе, вояка прислушивался — не треснет ли ветка, не скрипнет ли снег, не вспорхнет ли птаха. В сугробе было холодно и сыро, но приказ есть приказ. На кой ляд сдались королю эти полудохлые «белки», сотник не знал, зато он прекрасно понимал, что драться они будут на смерть, до последнего. Голодные, замерзшие, загнанные в самый глухой кут Редании, скоя’таэли потеряли последнюю надежду, особенно после слухов о гибели своего прославленного командира Иорвета. «Он был утыкан стрелами, словно ёж», — повторяли очевидцы, которых с каждым днем становилось все больше. Еще бы чуть, и эльфы обязательно написали бы проникновенную балладу на смерть Старого Лиса, что Иорвету было бы только на руку.