Разве все это не похоже на книгу Дюма? Конечно, и Ришелье, и Бекингэм преследовали в борьбе вокруг Ла-Рошели серьезные религиозно-политические цели, о чем, кстати, писатель отнюдь не умалчивает. Но, как видим, он далеко не произвольно включает в число побуждений, которыми руководствовались оба высокопоставленных сановника, не только их «высшие» соображения, а также и «мелочные устремления влюбленного мужчины и ревнивого соперника».

Повествование Дюма, однако, вовсе не сосредоточено вокруг забот и страстей особ с громкими титулами, погруженных в политические и любовные интриги. Подлинными «сильными мира сего» у писателя выступают не короли, герцоги и кардиналы, обладающие властью и богатством, а простые мушкетеры — те, кто силен дружбой и взаимовыручкой, мужеством и отвагой, решительностью и смекалкой. Этот союз четырех пламенных сердец и неотразимых шпаг особенно привлекателен на фоне себялюбия, жестокости, коварства, алчности, с которыми Дюма на каждом шагу сталкивает своих доблестных героев.

Бесстрашный и ловкий д’Артаньян, тщеславный и добросердечный Портос, хитроумный и скрытный Арамис, благородный и проницательный Атос — с их прекрасным девизом «Один за всех и все за одного» — преодолевают любые преграды, расстраивают козни любых врагов, сколь бы именитыми они ни были. «И в самом деле, четверо таких людей, как они, четверо людей, готовых друг для друга пожертвовать всем — от кошелька до жизни, — всегда поддерживающих друг друга и никогда не отступающих, выполняющих вместе или порознь любое решение, принятое совместно, — как справедливо полагал д’Артаньян, — неизбежно должны были, открыто или тайно, прямым или окольным путем, хитростью или силой пробить себе дорогу к намеченной цели, как бы отдаленна она ни была или как бы крепко ни была она защищена».

Та неиссякаемая энергия и великолепная бравада, с которой д’Артаньян и три его товарища совершают свои подвиги (чего стоит один только «завтрак» на бастионе Сен-Жерве!), та изящная легкость и изобретательность, с какой одерживают они верх над противниками, подчиняют себе враждебные обстоятельства, порождают в романе воодушевляющую атмосферу жизнеутверждения.

Секрет немеркнущего обаяния славной четверки в том, что она воплощает храбрость, великодушие и самоотверженную преданность людей друг другу — пленительные качества, которые вызывали и будут вызывать восхищение во все времена.

Святослав Бэлза

Примерно год тому назад, занимаясь в королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV[2], я случайно напал на «Воспоминания г-на д'Артаньяна», напечатанные — как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, — в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня: я унес эти мемуары домой, разумеется с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился.

Я не собираюсь подробно разбирать здесь это любопытное сочинение, а только посоветую ознакомиться с ним тем моим читателям, которые умеют ценить картины прошлого. Они найдут в этих мемуарах портреты, набросанные рукой мастера, и, хотя эти беглые зарисовки в большинстве случаев сделаны на дверях казармы и на стенах кабака, читатели тем не менее узнают в них изображения Людовика XIII[3], Анны Австрийской[4], Ришелье[5], Мазарини[6] и многих придворных того времени, изображения столь же верные, как в истории г-на Анкетиля[7].

Но, как известно, прихотливый ум писателя иной раз волнует то, чего не замечают широкие круги читателей. Восхищаясь, как, без сомнения, будут восхищаться и другие, уже отмеченными здесь достоинствами мемуаров, мы были, однако, больше всего поражены одним обстоятельством, на которое никто до нас, наверное, не обратил ни малейшего внимания.

Д’Артаньян рассказывает, что, когда он впервые явился к капитану королевских мушкетеров г-ну де Тревилю, он встретил в его приемной трех молодых людей, служивших в том прославленном полку, куда сам он добивался чести быть зачисленным, и что их звали Атос, Портос и Арамис. Признаемся, чуждые нашему слуху имена поразили нас, и нам сразу пришло на ум, что это всего лишь псевдонимы, под которыми д’Артаньян скрыл имена, быть может знаменитые, если только носители этих прозвищ не выбрали их сами в тот день, когда из прихоти, с досады или же по бедности они надели простой мушкетерский плащ.

С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен, возбудивших в нас живейшее любопытство. Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную № 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную: «Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».

Можно представить себе, как велика была наша радость, когда, перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой — имя Портоса, а на тридцать первой — имя Арамиса.

Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся — что весьма вероятно — быть принятыми во Французскую Академию со своим собственным. Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей, утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то расположено к литераторам.

Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую. А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер, источник своего удовольствия или скуки.

Установив это, мы переходим к нашему повествованию.

В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе»[8], было объято таким волнением, словно гугеноты[9] собирались превратить его во вторую Ла-Рошель[10]. Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный Мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.